Соборное Уложение 1649 года как закон «равной расправы и суда»

 УДК 34(470)(094) 

Страницы в журнале: 154-160

Б.А. Осипян,

кандидат юридических наук, доцент Россия, Москва artos5@mail.ru

Автор анализирует Соборное Уложение 1649 года и убедительно показывает, что именно по причине своей духовно-правовой и административно-политической значимости оно являлось реально действующим основным законом России в течение почти двух веков и в первой половине XIX века целиком вошло в Полное собрание законов Российской империи.

Ключевые слова: Соборное Уложение 1649 года, закон «равной расправы и суда», духовно-правовая и административно-политическая значимость Уложения 1649 года.

В период Смутного времени Иван Тимофеев[1], полагая, что падение нравственности и государственного порядка связаны с утратой веры в Бога и отсутствием правды во всем, назвал факт занятия царского престола Василием Шуйским актом «несвятолепным и самозваным насильством», а выборы Бориса Годунова на царский трон — организованными «лукавством и неправдою» без реального участия «народного множества» и «правды во всем» [6, с. 21]. Эта атмосфера безбожия и безнравственности царила вплоть до восшествия на российский престол династии Романовых.

В 1613 году на Руси было установлено монархическое правление государством: на Земском Соборе было поддержано предложение Патриарха Московского и всея Руси Иосифа об избрании сына Михаила Романова русским царем. Тем самым фактически было положено начало первой и последней династии русских царей.

Жизнь показала, что авторитет духовной власти в России логически и фактически прямо или косвенно всегда предопределял выборы и назначения на высшие должности государственной  власти. В возрасте шестнадцати лет царевич Алексей Михайлович торжественно вступил на престол. Вновь избранный в 1619 году Патриарх Московский и всея Руси Филарет стал главным помощником и фактическим соправителем Алексея Михайловича на царском престоле. Он попытался всех своекорыстных и самовольных приказных дельцов поставить под ограничительные и запретительные требования закона, причем такого закона, который был бы известен всем и обязателен к исполнению всеми русскими людьми.

Таким Основным законом должно было стать разработанное в 1649 году Соборное Уложение (далее – Уложение), поставившее управление государством и суд на незыблемое правовое основание. С административно-экономической и бытовой точки зрения Уложение, с одной стороны, устанавливало в Московском государстве для всех чинных людей «равную расправу и суд», а с другой — прикрепляло крестьян к помещикам, а посадских людей — к тяглым посадским общинам. По справедливому замечанию С.Г. Пушкарева, Уложение юридически закрепляло в России «тягловый строй» [9, с. 170, 190]. Оно отменило прежние «урочные лета» и тем самым окончательно закрепостило русских крестьян. Однако по Уложению помещик не был вправе продавать своих крестьян без земли. Это право появилось лишь после принятия закона 1675 года, согласно которому крепостное состояние передавалось по наследству, так как государство заботило лишь своевременное поступление ожидаемых налогов в казну [5, с. 152—153].

Об этом свидетельствуют, к примеру, такие факты. В 1650 году царские чиновники обнаружили, что астраханские купцы бойко торгуют с Персией мареной — растением, которое используется для приготовления естественных красителей. Чиновники сразу объявили торговлю этим растением государственной монополией и приказали, чтобы отныне его по невысоким твердым ценам продавали только государству. Затем представители казны перепродавали этот товар персам, но уже по рыночной цене.

Через двенадцать лет царские таможенники выявили, что частные торговцы с большой для себя прибылью продают на Запад и другие имеющие высокий спрос товары1, и сразу наложили на их продажу соответствующие ограничения с целью быстрого пополнения царской казны. Так посредством истребления предпринимательского духа русских людей государственная казна пополнялась дополнительными пошлинами и налогами.

Русские самодержцы смотрели на служилых людей с презрением и даже имели склонность унижать тех, кто, по их мнению, мог «возомнить» о себе в силу богатства или реальной власти. Они величали всех подвластных им людей не иначе как холопами. Великодержавный царский этикет требовал от каждого родословного боярина или дворянина представления царю: «Я, родословный боярин Ивашка, холоп твой…»[2].

По содержанию Уложение было патриотичным государственно-правовым актом [4, с. 34]. При его составлении царь Алексей Михайлович предварительно долго «советовался с от-цом своим и богомольцем, святейшим Иосифом, патриархом Московским и всея Руси, с митрополитами, архиепископами, епископами, всем освященным Собором, говорил со своими государевыми боярами и окольничими, думными людьми, которые написали статьи в соответствии с правилами святых апостолов, святых отцов, градских законов греческих царей, законами прежних великих государей, царей великих князей российских, и отца его государева, блаженный памяти великого государя, царя и великого князя  Михаила Федоровича всея Руси».

Это прямо свидетельствует о том, что духовно и идеологически предопределяющими источниками русского права и законодательства того периода были не только и не столько  указы прежних великих государей, царей и князей, положения прежних судебников и боярских приговоров, сколько положения Священного Писания христиан и Библии, правила святых апостолов, отцов и учителей христианской церкви, а также предложения лиц, представляющих высшую духовную элиту и светскую иерархию: священников, бояр и прочих должностных лиц «всех городов Российского царства». Российские законодатели приложили все усилия к тому, чтобы «все Уложение впредь было прочно и неподвижно, …напечатать многие книги, и всякие дела делать по тому Уложению» [4, с. 35]. Фактически Уложение стало духовно-юридической конституцией установившейся в России теократической монархии в форме царского самодержавия.

Как известно, по совету и представлению Патриарха Московского и всея Руси Иосифа царь Алексей Михайлович приказал начать разработку «Кормчей книги» для руководства в суде и управления церковью.  Потому, имея такую предысторию, Уложение законодательно закрепляло христианскую религию, веру и образ жизни в качестве основы для последующей официальной разработки единой государственно-правовой идеологии, предопределившей векторы административно-политических мер, производимых верховной властью для преобразования и улучшения жизни и быта русского народа. Не случайно в преамбуле Уложения говорилось о том, что текст его составлен по указу Государя всея Руси Алексея Михайловича в соответствии с правилами святых апостолов и святых отцов христианской церкви, градских законов греческих царей и старых судебников прежних великих государей, боярских приговоров и указов прежних государей: «И указал государь то все Уложение написать на список и закрепить тот список святейшему Иосифу, патриарху Московскому и всея Руси…» [10].

Как это ни парадоксально, но по сравнению с прежними русскими судебниками 1497 и 1550 годов Уложение в некоторых своих частях было упрощено, в особенности в части процедур торжественного и публично-церемониального отправления судопроизводства и рассмотрения возможных способов получения доказательств, представленных сторонами судебного процесса. По мнению И.Д. Беляева, «Соборное уложение 1649 года отменило исконно русский закон судебного порядка, чтобы на суде наместничьем присутствовали старосты и целовальники или присяжные, выбранные обществом, и суд окончательно перешел в руки приказных людей и совершенно потерял свой прежний общественный характер. Эта отмена старост и целовальников на суде, с одной стороны, много способствовала распространению злоупотреблений на суде, а с другой — стала причиной развития многописьменности в судебных делах» [1, с. 567]. В практике правоприменения принцип состязательности сторон в уголовном судопроизводстве был почти вытеснен допросами с пристрастием и изощренными пытками подозреваемых в совершении того или иного преступления лиц.

В Уложении христианская идеология законодательно предопределяла также меру свободы и ответственности в государственно-правовых, административно-правовых, гражданско-правовых и иных отношениях. Например, в  воскресные и другие праздничные дни  запрещалось ведение судебных процессов и обычных государственных дел, «опричь самых нужных государственных дел». В субботние дни православным христианам следовало воздерживаться от занятия торговлей («ряды затворити») за три часа до наступления вечера. В Христово воскресенье разрешалось торговать только продуктами и кормом для коней, «а работы в воскресный день и в господские праздники никому не работать». До окончания крестного хода все торговые ряды должны были быть закрыты, и только после окончания крестного хода можно было снова продолжить занятие торговлей [4, с. 47].

Уложение начиналось с достаточно объемной вводной части — преамбулы, в которой устанавливалось императивное требование соответствия всех принимаемых государством законодательных положений постановлениям «Святых Апостолов», на которых должна была основываться вся жизнь и деятельность Русской православной церкви и государства. Иными словами, качество православной веры в русской церкви определялись решениями и житием самих апостолов Спасителя, а не наоборот: апостольство определяло православие, без апостольской веры православная вера превращалась в суеверие и язычество. Такое предисловие Уложения призывало всех русских людей жить в едином христианско-апостольском духе независимо от социального положения и рода занятий. Для всех русских людей оно четко и понятно провозглашало доминирующий принцип, гарантирующий равный суд для всех государственных чинов и социальных сословий.

В свете вышесказанного вполне очевидно, почему по Уложению наиболее богопротивными, общественно опасными и тяжкими считались преступления, совершенные против святой православной веры русского народа. Это убеждало всех высокопоставленных государственных мужей в том, что христианские ценности, цели, принципы и образ жизни являются самыми важными правоохраняемыми объектами и политически представляются самым надежным средством для обеспечения государственной устойчивости и безопасности страны.

В главе I Уложения провозглашалось буквально следующее: «Будет кто иноверцы, какие ни буди веры, или и русской человек возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на родившую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, или на честный крест, или на святых Его угодников, того богохульника обличив, казнить, сжечь» [10]. Беспощадная казнь предусматривалась также и для тех опасных злоумышленников, которые своими богохульными и крамольными призывами, равно как и другими неправомерными своими действиями, пытались помешать проведению святой литургии в церкви Божией либо говорили непристойные речи патриарху или митрополиту, архиепископу или епископу, а также другим священнослужителям. Остальные церковные «бесчинники» предавались меньшему наказанию в виде торговой казни и битию батогами. Для сравнения отметим, что за оскорбление богоданного достоинства и чести человека («бесчестье словом») виновное лицо немедленно подвергалось заключению в тюрьму сроком на один месяц.

Уложение напоминало всем русским людям: церковь Божия устроена для того, чтобы в ней молиться стоя и со страхом, а не для земных мыслей, и потому того, кто, забывая о страхе Божием и презрев царское повеление, дерзнет нарушить церковный порядок, надобно бросить в тюрьму, насколько государь укажет [4, с. 37]. За богохульство, т. е. за умышленное совершение преступления против христианской веры и против государства закон устанавливал для виновных лиц строгие санкции и назначал самые суровые наказания. Таких дерзких преступников обычно вешали или обезглавливали, публично сжигали или заливали им горло расплавленным металлом, топили, колесовали, четвертовали, сажали на кол,  живьем закапывали в землю.

Статьи 1—6 главы I Уложения, устанавливая для богохульников и церковных мятежников наказание в виде смертной казни посредством сжигания, в воспитательных целях напоминали остальным правонарушителям —безбожникам и закоренелым преступникам — об апокалипсическом прообразе горения всех неверующих и грешных людей в аду. По действующему законодательству такие люди, «забывшие страх Божий», еще при земной жизни должны были подвергаться «публичному бесчестию».

Основной русский закон того времени также предусматривал суровые наказания за принудительное обращение русского православного человека из христианской веры в иудейскую или мусульманскую веру. В связи с этим ст. 24 Уложения устанавливала следующее: «А будет кого бусурман какими-нибудь мерами насильством или обманом русского человека к своей бусурманской вере принудит, и по своей бусурманской вере обрежет, а сыщется то допряма, и того бусурмана по сыску казнить, зжечь огнем безо всякого милосердия, ...и того русского человека отослать к патриарху, или к иной власти, и велети ему учинити указ по правилом святых апостол и святых отец» [4].

Вслед за преступлениями против Бога и христианской веры по степени тяжести следовали государственные преступления. Преступления против царя и государства российского перечислялись в главе II Уложения. По общему правилу всем тем, кто замыслил злое дело против государя, а также изменникам и заговорщикам грозила смертная казнь, а их имущество полностью конфисковалось в пользу государственной казны.

За недоносительство о таких злых делах также предусматривалась смертная казнь (статьи 6, 9, 18 и 19 Уложения). За ложный донос и лжесвидетельство, кражу в царском дворе  назначались самые суровые наказания, в том числе и побои розгами или кнутом, отсечение использованной для совершения кражи руки виновного лица. Как видим, порой некоторые виды наказаний были далеки от христианского милосердия и человеколюбивых принципов и совпадали с наказаниями, которые можно встретить в мусульманской правовой системе — шариате.

Такие суровые наказания назначались за совершение преступлений не только против личности, но и против финансово-экономической системы государства. Например, за организацию производства, распространение и использование «воровских» денег, т. е. за фальшивомонетничество, виновные лица неизбежно карались смертной казнью.

Как известно, во времена действия Уложения государственные границы России  были наглухо закрыты. На ведущих за границу столбовых дорогах России стояли пограничные заставы, которые перекрывали выезд в другие страны для тех людей, которые не имели специальных проездных грамот. Такие проездные грамоты купцы и другие деловые люди,  путешествующие за границу, могли получить только после обращения к царю с «челобитной». Если кто-то переходил границу без такого предварительного специального разрешения, то он лишался всего своего имущества путем конфискации. Все близкие родственники виновного подвергались жестокому допросу с целью выяснения причин допущенной вольности. Нередко они также ссылались в Сибирь на каторжные работы.

Статьи 3 и 4 главы V Уложения предусматривали также допрос тех, кто вернулся на Родину. Если люди пересекали границу с целью работы в другой стране, то их наказывали кнутом, а если они подозревались в измене государю, то подвергались смертной казни. Причиной таких жестоких наказаний было опасение государства потерять купцов и служилых людей как лиц, которые рассматривались как источники дохода. Опыт показывает, что, познакомившись с европейской жизнью, русские люди, как правило, теряли желание возвращаться обратно на родину. «Русским людям служить вместе с королевскими людьми нельзя ради их прелести, - говорил князь Иван Голицын,— одно лето побывают с ними на службе, и у нас на другое лето не останется и половины русских лучших людей, не только что боярских детей, останется кто стар или служить не захочет, а бедных людей не останется ни один человек» [4].

Статьи 25 и 26 Уложения устанавливали смертную казнь и жестокое избиение кнутом для тех бессовестных, бесстыдных и беззаконных женщин и мужчин, которые, «забыв страх Божий и христианский закон», предавались блуду и прелюбодеянию или совершили богопротивный акт кровосмешения, чтобы «иные такого скверного дела не делали и от блуда унялися». В то же время ст. 20 Уложения весьма снисходительно относилась к тем лицам, которые совершили убийство без злого умысла, по своей неосторожности, и повелевала за «такое грешное дело без умышления» «в тюрьму не сажати».

В целях воспитания уважения к родителям и старшим по возрасту Уложение за отцеубийство и братоубийство предусматривало уголовное наказание в виде смертной казни, а за неуважительное отношение или избиение родителей детьми предусматривало порку детей. В то же время при всей жесткости законодательно предусмотренных наказаний этот закон достаточно снисходительно относился к преступлениям, совершенным родителями против своих детей, и за совершение детоубийства предусматривал в основном процедуру церковного покаяния. При особых, отягчающих вину преступника обстоятельствах закон за неправомерное избиение детей или за детоубийство предусматривал в качестве наказания один год лишения свободы.

Весьма интересным представлялись также процессы, связанные с взиманием долгов по критерию наличия умысла и вины у должников. Если долги образовались по объективным причинам, то для взыскания долга отпускался трехлетний срок. Те лица, которые были уличены в злом умысле, и признанные виновными должники, как правило, выдавались их кредиторам вплоть  до полного искупления возникшего долга. В случае их побега или смерти долг последних законодательно перекладывался на плечи их законных наследников. Выплата долга имела определенную очередность: сначала удовлетворялись требования кредиторов-иностранцев согласно заповедям, затем взыскивались долги в пользу государственной казны, и только после реализации всего этого удовлетворялись требования остальных истцов. Вполне очевидно, что такое «гостеприимное» гражданско-правовое законодательство делало нашу страну весьма надежной и притягательной для добропорядочных иностранных инвесторов и торговцев.

Уложение регулировало также государственно-правовые отношения. Такой высший законосовещательный орган, как Боярская дума, будучи «гласом народа», при царе Алексее Михайловиче играл весьма важную роль в государственно-правовой жизни российского общества. Дума состояла из ближайших советников и сотрудников царя: старших членов из знатных княжеских и боярских родов, которые были ближней или, так сказать, «комнатной думой» государя, «окольничьих» по жалованию царя, думных дворян, четырех думных дьяков, секретарей и докладчиков думы. Вопросы на думских заседаниях решались по принципу «государь указал — бояре приговорили». Это приводило к тому, что «на сиденях царя с боярами о делах» «иные бояре, броды свои уставя, ничего не отвещают, потому что царь многих жалует в бояре не по разуму их, но по великой породе, и многие из них грамоте не ученые…» [9, с. 191]. Из общего состава думы выделялись особые «ответные» комиссии для переговоров с иностранными послами [9, с. 191] .

В состав земских соборов входил «освященный собор» из представителей высшего духовенства, бояре, посадские служители, а также представители местного населения. Московское правительство обращалось к выборным людям с предложением: «И всяких чинов служилым и жилецким людям помыслить о том накрепко, и государю царю … мысль свою объявити на письме, чтоб ему государю про то про все было известно» [9, с. 196]. Органами центрального управления московского государства были территориальные и ведомственные приказы, которые, выполняя «приказы» государя, со временем по мере надобности превратились в запутанную административную систему управления в хозяйственных, военных и дворцовых делах. «Судьями», или начальниками главных приказов, были, как правило, бояре и «думные люди», их заместители («товарищи»), секретари-дьяки и подьячие-писцы.

Местное управление до Уложения находилось в руках городских и становых наместников и волостелей. Им помогали и обслуживали их тиуны, доводчики, недельщики. Все эти «кормленщики» в буквальном смысле этого слова получали жалование (пошлины) и кормились  за счет управляемого ими населения по определенной таксе. Сбор «кормов» с управляемого населения осуществляли выборные старосты или полицейские агенты: сотские, пятидесятские, десятские. По мнению Г.В. Вернадского, с этого времени в России закончился бурный процесс превращения общества в общество обязательной повинности, при котором «все классы нации, от высших до низших, исключая рабов, были прикреплены к государственной службе» [3, с. 344—345]. По мнению Н.А. Бердяева, именно поэтому у русских слабо развито сознание личных прав и отсутствует самостоятельность классов и групп [2, с. 65].

Военная служба в Московском государстве для помещиков начиналась с пятнадцатилетнего возраста и продолжалась до старости или тяжелого увечья. После военной службы одряхлевшие помещики на основании своих боевых заслуг «били челом» в Поместном приказе о разрешении перевести поместье на сына, племянника или зятя. Так государевы поместья постепенно превращались в наследственные вотчины. Гвардию царя составляли тысяча «дворян московских», которые были также офицерскими кадрами для провинциальных отрядов. Крупные князья и бояре, владевшие вотчинами, ходили на войну с целыми отрядами своих вооруженных слуг, представляя собой фактически необученную вооруженную толпу, которая после вооруженных столкновений расходилась по домам. Татары и другие восточные народы в случае войны поставляли особые конные отряды для совместных боевых действий с русской армией.

В те времена известный немецкий дипломат и летописец Московии Адам Олеарий писал по поводу Уложения следующее: «Раньше у русских было лишь весьма немного писаных законов и обычаев, установленных разными великими князьями, притом исключительно по отношению к изменникам перед отечеством, преступниками по оскорблению его величества, ворам, убийцам и должникам. Во всем остальном они большей частью поступали по собственному произволу и иногда произносили приговор, смотря по тому, были ли расположены или враждебно настроены к подсудимому. Теперь они книге-своду «Соборное Уложение», что значит: «согласное и собранное право» постановляют или хотя бы должны постановлять свои решения. Так как все это делается именем его царского величества, то прекословить никто не имеет права и апелляция не допускается» [7, с. 228].

В 1650 году после утверждения Уложения был создан Монастырский приказ. К этому верховному органу управления делами духовных лиц переходили полномочия по разрешению вопросов на всех церковных и монастырских землях, а также полномочия по рассмотрению некоторых уголовных и гражданских дел в отношении верующих русских людей всех уровней начиная с митрополита и заканчивая простыми мирянами. Действие Монастырского приказа предполагало более четкое разделение функций духовной и светской властей в российском обществе. Продолжал также действовать Патриарший двор, который как самостоятельный орган управления делами церкви по указанию Патриарха Московского и всея Руси «слушал судные дела». Таким образом, указанные органы духовной власти были призваны стать практическим руководством для управления всеми делами церковных иерархов и монастырей Русской православной церкви. Одной из основных целей данного закона было также установление налогов с населения  многочисленных монастырских владений, а также судебное разрешение споров, возникающих между прихожанами.

Заключая, отметим, что, несмотря на социальное недовольство, Уложение выдержало испытание временем. Оно, в силу своей духовно-правовой и административно-политической значимости, на два века стало реально действующим основным законом нашего государства. Именно поэтому в первой половине XIX века Уложение целиком вошло в Полное собрание законов Российской империи.

Список литературы

1. Беляев И.Д. История русского законодательства. СПб.: Лань, 1999.

2. Бердяев Н.А. О власти пространств над русской душой // Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1990.

3. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М.: Леан-Аграф, 2004.

4. История государства и права России: в документах и материалах с древнейших времен до 1930 года. Минск, 2005.

5. Краткий курс истории России с древнейших времен до начала XXI  века / под ред. В.В. Керо-ва. М.: Астрель, 2009.

6. Неволин К.А. Энциклопедия законоведения. Киев, 1839. Т. 1.

7. Олеарий А. Описание путешествия в Моско-вию. М., 1996.

8. Осипян Б.А. Конституционные гарантии международной безопасности // Конституционное и муниципальное право. 2005. № 5.

9. Пушкарев С.Г. Обзор русской истории. Минск, 2006.

10. Тихомиров М.Н., Епифанов П.П. Соборное Уложение 1649 года. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1961.