Советское право: преемственный аспект

УДК 340.15:340.158 

Страницы в журнале: 13-17

В.А. РЫБАКОВ,

доктор юридических наук,  доцент кафедры теории и истории государства и права Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского

Рассматриваются вопросы преемственности в советском праве. Доказывается, что Советское государство, несмотря на утверждение о том, что старое право было разрушено до основания, весьма широко использовало нормы дореволюционного права.

Ключевые слова: преемственность, советское право, декреты о суде.

The article is devoted to succession in soviet law. Soviet state declared about complete destroys the former low. But standards of pre-revolutionary low used widely very.

Keywords: succession, soviet law, decrees about court.

О  сломе, разрушении и развитии советского права написано много содержательных работ, но в них не нашли отражения вопросы преемственности. Советское правоведение отрицало преемственные связи советского права с правом России. Уже в 1918 году А.Г. Гойхбарг, отмечая ущербность и обреченность индивидуалистического буржуазного права, писал: «Окончательный, смертельный удар наносит ему власть нового класса — пролетариата. Во время пролетарской революции это право находится в агонии и заменяется социальным правом переходного периода…»[1] «Предполагалось, — писал в 1925 году М.А. Рейснер, — что правовая надстройка не переживет особенно долго социального переворота и погибнет без остатка, не оставив жизнеспособных наследников»[2]. Подобного взгляда придерживался и П.И. Стучка. Он полагал, что буржуазное право вместе с буржуазным государством полностью уничтожается пролетарской революцией и сдается в «архив истории»[3]. В 40-х годах прошлого века Д.И. Дембо писал: «Только враги социализма могли клеветнически утверждать, что советский закон, даже если он имел свое новое содержание, сохранил якобы старую буржуазную форму»[4].

Общенародное государство, сменившее диктатуру пролетариата, своего отношения к историческому правовому наследию не изменило. Ученые по-прежнему исключали возможность преемственности между социалистическими и досоциалистическими системами права[5]. По мнению В.П. Морозова, «советское право как юридическое учреждение… в принципе не знает преемственности»[6]. «Взрыв был настолько решительным, — писал в 1965 году В.А. Туманов о советском праве, — что уже на первом этапе социальных преобразований оказалось невозможным даже формальное и прикладное использование старых правовых институтов»[7].

В 1970-х годах Н.И. Козюбра свое мнение о преемственности определил так: «Если иметь в виду перевод на язык права отношений, непосредственно отражающих особые черты нового строя, то говорить о какой-либо преемственности с предшествующими правовыми системами в этом случае нельзя»[8]. Подобная позиция сохраняется и в современный период. В одной из работ Ю.А. Тихомиров писал: «В нашей стране с победой советской власти социалистическое право полностью отторгло старые нормы»[9]. По мнению Ю.Е. Аврутина, преемственность правовых традиций между русским и советским правом прервалась в 1917 году с возникновением «революционного правопорядка» и «революционной законности»[10].

Подобные утверждения не соответствуют действительности. Отрицание преемственности советского права и права царской России не подтверждается практикой правового строительства. Для этого достаточно обратиться к правотворчеству того времени.

В октябре — ноябре 1917 года население и правоприменительные органы на местах признавали царское законодательство в качестве необязательного для себя руководства. Идя по этому пути, некоторые местные органы конкретно указывали, какими актами можно пользоваться. Так, в § 18 Положения о временных революционных судах Новгородской губернии записано: «Признанного виновным суд приговаривает к наказанию, не ограничивая себя какими-либо существовавшими законоположениями, в качестве же необязательного для себя руководства суд может пользоваться Уложением о наказании и Уголовным уложением»[11].

24 ноября 1917 г. был издан Декрет № 1 «О суде», который разрешил пользоваться старыми нормативными правовыми актами. Декрет обязал местные суды решать дела именем Российской республики и руководствоваться в своих решениях и приговорах законами отвергнутых правительств лишь постольку, поскольку таковые не отменены революцией и не противоречат революционной совести и революционному правосознанию[12].

Решив проблему преемственности, Декрет № 1 «О суде» указал ее пределы: сохранялись лишь те дореволюционные нормы, которые не противоречили: а) декретам Центрального исполнительного комитета Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов; б) декретам рабочего и крестьянского правительства; в) программам-минимум Российской социал-демократической рабочей партии и Партии социалистов-революционеров[13].

Дальнейшее регламентирование преемственности советского права было закреплено Декретом № 2 «О суде», изданным 15 февраля 1918 г. (далее — Декрет № 2). Почти трехмесячная практика применения ст. 5 Декрета № 1 «О суде» подтвердила правильность решения о возможности сохранения и использования дореволюционных норм. Более того, жизнь потребовала более четкого закрепления данного положения, и это нашло отражение в двух статьях — 8 и 36 Декрета № 2, в выделении отдельной части — одиннадцатой, озаглавленной «О действующих законах».

Обращает на себя внимание четкость указания пределов преемственности. «Судопроизводство как по гражданским, так и по уголовным делам происходит по правилам Судебных уставов 1864 года, поскольку таковые не отменены декретами Центрального исполнительного комитета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов и Совета народных комиссаров и не противоречат правосознанию трудящихся классов. В этом последнем случае в решениях и приговорах должны быть указаны мотивы отмены судом устарелых или “буржуазных законов”» (ст. 8 Декрета № 2)[14]. Государство уточнило и объем преемственности, официально разрешило пользоваться нормативными актами 1864 года.

Интересно, на наш взгляд, предложение, обязывающее суд указывать мотивы в случае отклонения «буржуазных законов». Его можно рассматривать как некую правовую гарантию преемственности, введенную для устранения неоправданного отказа от использования разрешенных норм права.

Статья 36 Декрета № 2 предписывала: «По гражданским и уголовным делам суд руководствуется гражданскими и уголовными законами, действующими доныне, лишь постольку, поскольку таковые не отменены декретами Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров и не противоречат социалистическому правосознанию»[15].

Статья 36 ограничивала преемственность требованием, чтобы старые нормы не были отменены декретами ЦИК или СНК и не противоречили социалистическому правосознанию. Сравнение перечня ограничений указанных декретов показывает, что государство корректировало процесс преемственности в праве. В Декрете № 2 уже нет такого упоминания о непротиворечии программе-минимум партии эсеров. Требование революционной совести заменено требованием непротиворечивости социалистическому правосознанию.

Издание Декрета № 2 еще раз подтвердило, что, пока не создано достаточного количества новых законов, использование старых норм необходимо. Поэтому следует согласиться с выводом В.Н. Синюкова о том, что «советское право — это не казус, не политическая ошибка, а закономерное явление, теснейшим образом связанное со всем предшествующим развитием русского права»[16].

Однако через несколько месяцев отношение государства к правовому наследству России, ее нормативным актам резко изменилось. Было найдено принципиально иное решение, закрепленное в Положении о народном суде РСФСР (принято ВЦИК РСФСР 30.11.1918; далее — Положение). В статье 22 Положения было записано, что «при рассмотрении всех дел народный суд применяет декреты рабоче-крестьянского правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием»[17].

Во избежание неправильного толкования норм, запрещающих использование дореволюционных норм права, и подчеркивая категоричность решения, законодатель счел нужным в примечании к этой статье указать, что ссылка в приговорах и решениях на законы свергнутых правительств воспрещается.

Принятие Положения некоторые ученые расценивают как рубеж исторической связи советского и дореволюционного права[18]. Думается, что подход, ориентированный на издание нормативного акта, запрещающего или разрешающего использование старого законодательства, недостаточно точно отражает понимание преемственности как явления сложного и противоречивого, не учитывает того, что запрещение адресовалось только судам, чтобы они не делали ссылки на старые законы. Общественные же отношения продолжали регулироваться дореволюционными правовыми нормами. Нельзя забывать о том, что часть старого правового материала уже была введена в нормативные правовые акты сводного характера. В качестве примера рассмотрим несколько отраслей советского права.

В Гражданском кодексе РСФСР 1922 года на момент его издания было 435 статей. Сопоставление их текста с проектом дореволюционного Гражданского уложения показывает, что около 400 из них было заимствовано из проекта[19]. Лишь около 30 статей были творением советского государства и содержали новые нормы права (они закрепляли в руках государства «командные высоты» в экономике и ставили под его контроль оборот частного капитала). При каждом последующем пересмотре российского гражданского законодательства в новые ГК РСФСР включалось до 3/5 общего числа норм предыдущих кодексов[20].

Развитие советского трудового права также происходило на основе старого законодательства. Почти в неизменном (или в несколько измененном) виде советским трудовым законодательством были восприняты нормы Закона от 03.07.1886 о необходимости издания правил внутреннего трудового распорядка; о предупреждении об увольнении по собственному желанию за две недели (действовала до 1979 года); об ограничении удержаний из зарплаты трети среднего заработка (действовала применительно к материальной ответственности до 1986 года); о необходимости выдачи рабочему расчетной книжки; о предупреждении рабочих за две недели об изменении оплаты труда; о трудовых договорах по их срокам (действует и поныне) и т. п. Были восприняты такие позитивные положения законодательства Российской империи, как договорный характер трудовых отношений, неизменность условий трудового договора, расторжение трудовых отношений по основаниям, указанным в законе[21].

Много норм было заимствовано советским правом и из дореволюционного уголовного законодательства, в частности из Уголовного уложения 1903 года (далее — Уложение). Исчерпывающе установив требование, предъявлявшееся к субъекту совершения преступления, Уложение определяло понятие вины. Ответственность наступала как в случае умысла виновного (когда он желал «учинения» задуманного), так и при неосторожности (когда подсудимый не предвидел преступность своего деяния, «хотя мог и должен был оное предвидеть, но также когда он хотя и предвидел наступление следствия, обусловливающего преступность его деяния, но легкомысленно предполагал такое последствие предотвратить»). Сравнение приведенной формулы с положениями статей 8 и 9 УК РСФСР при некоторой терминологической разнице показывает полное содержательное совпадение понятий «умысел» и «неосторожность» как форм вины в законодательстве разных исторических типов права.

Действовало также общее правило, которое сейчас называется вменяемостью, сформулированное в ст. 39 Уложения. Оно не претерпело изменений и в действующем законодательстве: не привлекали к уголовной ответственности лицо, которое «не могло понимать свойства и значения им совершаемого или руководить своими поступками вследствие болезненного расстройства душевной деятельности, или уже умственного неразвития, происшедшего от телесного недостатка или болезни» (т. е. к уголовной ответственности привлекается только вменяемое и достигшее определенного возраста физическое лицо). Такие требования, понятные и привычные нам, были исчерпывающе сформулированы именно в Уложении.

Таким образом, можно согласиться с мнением о том, что Положение или другой нормативный акт завершает процесс «демонтажа» старого законодательства, но не с тем, что данный акт прервал преемственное развитие. Слом системы дореволюционного законодательства следует понимать как завершение отбора всего положительного и нужного из старого права. Выбранный материал был внесен в советскую систему права и задействован в правовом регулировании.

Есть ли вообще смысл вести дискуссию о временных рамках преемственности, возможности мгновенной и длительной передачи правовых ценностей? Если исходить из того, что при этом процессе происходит восприятие ценностей, служащих правовому прогрессу, или, говоря словами И.М. Сеченова, «усвоение передаваемого, при котором продукты чужого опыта сливаются с показаниями собственного»[22], то зачем от них отказываться? Видимо, вопрос должен решаться так: противоречивые элементы используются временно, в силу лишь их объективной необходимости, а прогрессивные — длительное время.

В то же время в преемственности пролетарского советского права следует выделить период, в котором нормы дореволюционного права применялись формально в неизменном виде, и обозначить это как преемственность в собственном смысле. Она отражает ответственный и первоначальный момент становления советского права, когда соотношение классовых сил, степень разрушения и сохранения старого проявились особенно остро.

Если преемственность пролетарского права в интервале его существования во всех странах социализма имела более или менее общие закономерности, то именно в ее собственном значении отражаются национальные особенности. В частности, в советском праве этот период был очень коротким. Острая классовая борьба и немирный путь развития революции вызвал в России особенно большие разрушения. «Тактика, принятая классом капиталистов, — писал В.И. Ленин, — толкнула нас на борьбу отчаянную и беспощадную, вынуждающую нас к неизмеримо большей ломке старых отношений, чем мы предполагали»[23]. Указанное обстоятельство ограничивало связь советского права с правом царской России.

В философской литературе встречается иное мнение. С.Г. Шляхтенко, например, утверждает, что социализм берет у прошлого ничуть не меньше других формаций, но только эти элементы иного качества, при отборе они пропускаются через иное «сито»[24]. «Результатом отрицания капитализма, — полагал В.А. Багиров, — является социалистическая форма общественной жизни. Между этими формами существует глубокая преемственная связь, пронизывающая все “этажи” общественной жизни»[25]. Суждение весьма спорное. Даже в период проведения новой экономической политики, когда была допущена частная собственность, разрешены частная предпринимательская деятельность, применение наемного труда и восстановлен институт аренды земли, мы не обнаруживаем такой глубокой связи двух разных, даже противоположных государственно-правовых систем.

Нельзя не учитывать также мнение ученых и практиков того времени, например П.И. Стучки, который в 1929 году писал: «Прошло 12 лет революции. Мы начали ее самым решительным образом: разрушили старое государство и старое право»[26]. Едва ли после столь категорического утверждения одного из лидеров большевизма и комиссара юстиции, который знал ситуацию в стране, есть основания признать верной и точку зрения В.Н. Синюкова о теснейшей связи советского права со всем предшествующим развитием русского права. Констатация П.И. Стучкой факта разрушения «старого права» (а он был не одинок в такой оценке) не позволяет принять и точку зрения А.Н. Харитонова о том, что «подгонка» российской правовой системы под «общечеловеческие правовые ценности» стратегически неполноценна, по существу эклектична, приводит к разрыву «связи времен»[27].

Многоукладность экономики, наличие в ней частного сектора в первые годы советской власти вынуждали регулировать отношения, чуждые новому строю, его принципам и идеалам. «Отрицательное воздействие несоциалистических элементов базиса на правовую надстройку заключалось в том, что оно тормозило полное и всестороннее утверждение в обществе социалистических правовых принципов, создавая почву для сохранения, а в ряде случаев даже для оживления чуждых нам правовых начал»[28]. Возможно, поэтому В.И. Нижечек сделал не-

правильный, с нашей точки зрения, вывод о том, что старое законодательство не может быть использовано революцией как для регулирования позитивной деятельности по созданию новых отношений, так и для осуществления негативной работы по разрушению старых отношений и борьбы с остатками враждебных классов[29].

История формирования советской системы права, содержание первых декретов о суде показывают, что использование положений старого законодательства в интересах борьбы за новый порядок является вполне допустимым и целесообразным. Нормы старого законодательства, прежде всего уголовного и гражданского, которые согласовывались с классовой политикой подавления противников пролетариата, применялись советской властью, ставились на службу революционной законности.

Преемственность в праве является закономерностью его развития, и советское право в этом отношении не исключение. Однако в каждом историческом типе права она имеет свои особенности, и требуются дополнительные исследования для их выявления.

Библиография

1 Гойхбарг А.Г. Пролетарская революция и гражданское право // Пролетарская революция и право. 1918. № 1. С. 17.

2 Рейснер М.А. Право. Наше право. Чужое право. Общее право. — Л.; М., 1925. С. 34.

3 См.: Стучка П.И. Курс советского гражданского права. — М., 1931. С. 9.

4 Дембо Д.И. Проблемы кодификации советского права // Вестн. ЛГУ. Сер. «Экономика, философия и право». 1947. № 4.

5 См.: Ушаков А.А. Методологические основы и законодательный метод в советском правотворчестве. — Учен. зап. № 147. — Пермь, 1966. С. 179.

6 Морозов В.П. Правовые взгляды и учреждения при социализме. — М., 1967. С. 39.

7 Туманов В.А. Не понял или не захотел понять? // Советское государство и право. 1965. № 8. С. 69.

8 Козюбра Н.И. Социалистическое право и общественное сознание. — К., 1979. С. 57.

9 Тихомиров Ю.А. Коллизионное право. — М., 2000. С. 171.

10 См.: Аврутин Ю.Е. Полиция и милиция в механизме обеспечения государственной власти в России. — СПб., 2003. С. 182—183.

11 Материалы НКЮ. Вып. 2. — М., 1918. С. 42—48.

12 См.: Декреты Советской власти. — М., 1957. Т. 1. С. 125.

13 Там же.

14 Там же. С. 8, 468—469.

15 Там же. С. 36.

16 Синюков В.Н. Российская правовая система (вопросы теории): Автореф. дис. … д-ра юрид. наук. — Саратов, 1995. С. 20—21.

17 СУ РСФСР. 1918. № 85. С. 889.

18 См.: Шебанов А.Ф. Использование социалистическим государством дореволюционного законодательства // Тр. Ун-та дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Т. 20. — М., 1967. С. 24.

19 См.: Маковский А.Л. Гражданское законодательство в советской плановой экономике и в рыночной экономике России // Журнал российского права. 2005. № 9. С. 119.

20 См.: Он же. Развитие кодификации гражданского законодательства // Развитие кодификации советского законодательства. — М., 1968. С. 139.

21 См.: Воробьев В.Ф. Морозовская стачка и Закон от 3 июля 1886 г. // Советское государство и право. 1977. № 12. С. 119—120.

22 Сеченов И.М. Элементы мысли. — М., 1962. Т. 1. С. 326.

23 Ленин В.И. ПСС. Т. 15. С. 372.

24 Шляхтенко С.Г. Категория качества и количества. — М., 1968. С. 76.

25 Багиров В.А. Ленин и его диалектическое понимание отрицания. — Баку, 1969. С. 90—91.

26 Стучка П.И. Двенадцать лет революции государства и права // Революция права. 1929. № 5—6. С. 9.

27 См.: Харитонов А.Н. Государственный контроль над преступностью. — Омск, 1997. С. 17.

28 Баймаханов М.Т. Противоречия в развитии правовой надстройки при социализме. — Алма-Ата, 1972. С. 35.

29 См.: Нижечек В.И. Об объективной необходимости правового регулирования в социалистическом обществе, его становлении и развитии // Вопросы теории и истории государства и права: Тр. Иркут. ун-та. Т. 45. Вып. 8. 1971. С. 8.