В.А. ГУРЕЕВ,
зав. кафедрой организации службы судебных приставов и исполнительного производства РПА Минюста России, кандидат юридических наук, доцент
Возложение уголовно-процессуальным законодательством на Федеральную службу судебных приставов функций органа дознания легально опосредует существующую потребность в эффективной уголовно-правовой защите деятельности судов общей юрисдикции и арбитражных судов (наряду с Федеральным законом от 20.04.1995 № 45-ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов»[1]), выработку адекватного юридического механизма реального обеспечения исполнения актов юрисдикционных органов, что в конечном итоге содействует достижению целей и назначения уголовного судопроизводства (ст. 6 УПК РФ)[2].
Дознание в органах службы судебных приставов существует более 10 лет — с 2002 года. Поэтому в той или иной степени у дознавателей ФССП России сложился опыт выявления преступлений и расследования уголовных дел. Кроме того, с 1 февраля 2008 г. к подследственности Службы были добавлены еще два состава, предусмотренные статьями 157 и 177 УК РФ. Сейчас, согласно п. 4 ч. 3 ст. 151 УПК РФ, по преступлениям, предусмотренным названными статьями, а также ч. 1 ст. 294, ст. 297, ч. 1 ст. 311, статьями 312 и 315 УК РФ, дознание проводится органами ФССП России.
Нельзя не отметить определенные положительные изменения в законодательстве, регламентирующем дознание. Так, с принятием Федерального закона от 14.03.2009 № 38-Ф3 «О внесении изменений в статьи 40 и 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» была создана правовая основа для более эффективного расследования уголовных дел, подследственных ФССП России, что позволило судебным приставам максимально оперативно осуществлять установленные УПК РФ процессуальные действия и принимать процессуальные решения. В системе федеральных органов исполнительной власти, существовавшей на момент вступления УПК РФ в законную силу (1 июля 2002 г.), Департамент судебных приставов являлся структурным подразделением Минюста России, и в это подразделение не были включены территориальные органы. В связи с этим законодатель к органам дознания ФССП России отнес определенный круг лиц: главного судебного пристава РФ, главного военного судебного пристава РФ, главного судебного пристава субъекта РФ, их заместителей, старшего судебного пристава, старшего военного судебного пристава, а также старших судебных приставов Конституционного Суда РФ, Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ. В соответствии с уголовно-процессуальным законодательством только эти лица были обязаны проводить дознание. Передача полномочий по проведению дознания другим лицам законом не предусматривалась.
Изменения, внесенные в статьи 40 и 151 УПК РФ, четко определили структуру подразделений дознания ФССП России, позволив тем самым в штатное расписание государственного органа исполнительной власти ввести должности «дознаватель», «начальник органа дознания», «начальник подразделения дознания» — как процессуальных лиц, предусмотренных уголовно-процессуальным законодательством.
Названные законодательные изменения создали предпосылки для надлежащего расследования уголовных дел, подследственных ФССП России, устранив очевидно устаревшие и не отвечавшие существующим потребностям развития органов службы судебных приставов законодательные конструкции.
Правовое воздействие на общественные отношения в любом развитом государстве носит вариативный, комплексный и нередко многостадийный характер. Признание определенной доли отношений вредными, деструктивными для государства и общества может приводить к последовательной криминализации этих отношений, т. е. приданию им самой высокой отрицательной оценки со стороны публичной власти.
В этой связи существование множественности органов государственной власти, обладающих полномочиями в сфере уголовного преследования (к коим относится и ФССП России), образует в концептуальном плане некий овеществленный субстрат государственной оценки преступности и одновременно инструментарий борьбы с ней.
Преступность — сложное, неоднозначное явление, включающее целый ряд аспектов: философский, правовой, этический, психологический, медицинский и т. д.[3] Вместе с тем именно юридический инструментарий государства выступает на современном этапе непосредственным фактором, предопределяющим корреляцию преступности в обществе. Задача борьбы с преступностью, пусть и в опосредованном виде (в форме исполнения судебными приставами законодательства об уголовном судопроизводстве по делам, отнесенным к подследственности ФССП России (ст. 1 Федерального закона от 21.07.1997 № 118-ФЗ «О судебных приставах»)), но возложена уголовным законодательством на органы службы судебных приставов. И нельзя не заметить, что при этом проблема борьбы с преступностью органами службы судебных приставов должным образом не осознана и не изучена в современной юридической науке. Исключение составляют лишь немногочисленные диссертационные исследования, связанные в основном с освещением проблем прикладной направленности[4] и не затрагивающие криминологического контекста проблемы. Едва ли вызовет критику позиция С.М. Шапиева, согласно которой требуется криминологическое осмысление широкого круга государственно-правовых проблем, связанных с обеспечением национальной безопасности России[5].
В то же время следует согласиться с Л.Х. Караевой, утверждающей, что, «как и всякое социальное явление, преступность характеризуется многозначной причинной зависимостью. Здесь каждая причина порождает несколько следствий, а каждое следствие есть результат действия нескольких обстоятельств (причин и условий). При этом причинная связь носит вероятностный характер, выражающийся в том, что при одной и той же причине могут быть получены разные результаты»[6].
Знание указанных зависимостей (закономерностей) влечет ярко выраженный позитивный эффект, поскольку, как утверждал В.В. Лунеев, изучение закономерностей «дает возможность использовать эти знания для организации эффективной работы по предупреждению преступлений — нейтрализации их общественно-вредных последствий»[7].
В мировоззренческом аспекте современное российское общество все еще находится в переходном состоянии, обусловленном проведением широкомасштабных экономических и политических реформ. А.С. Зайналабидов отмечает: «Не будет преувеличением сказать, что транзитный характер социальной ситуации в России всецело определяет специфику жизни общества и накладывает отпечаток на функционирование институциональных структур и на поведение людей. Как всякая коренная ломка, российские реформы повлекли за собой во всех сферах жизни общества массу последствий, как позитивных, так и негативных»[8].
Не в последнюю очередь именно этими факторами следует объяснять столь высокий уровень правового нигилизма в обществе, приводящего наряду с прочим к катастрофическим последствиям в сфере принудительного исполнения прежде всего судебных решений, а также в целом к недопустимо низкому уровню уважения к деятельности суда в России.
Все это неизбежно влечет за собой рост преступности по тем составам преступлений, которые отнесены в настоящее время к подследственности дознавателей органов службы судебных приставов. Более того, неисполнение актов юрисдикционных органов, а также нарушения, допускаемые в деятельности суда (в широком их толковании), необходимо рассматривать не только сквозь призму воздействия административного законодательства, законодательства об исполнительном производстве, но и с точки зрения криминогенной составляющей проблемы, поскольку на сегодня многие из деяний в рамках исполнительного производства криминализированы.
Ведомственная статистическая отчетность ФССП России, касающаяся количества возбужденных уголовных дел, свидетельствует о положительной динамике осуществления полномочий в сфере дознания. Так, в 2007 году органами дознания ФССП России было возбуждено 3847 уголовных дел, в 2008 году — 37 238, в 2009 — 50 592, в 2010 — 59 483 и в 2011 году — 68 764[9]. Рост числа возбужденных уголовных дел более чем в 17 раз произошел в основном за счет состоявшейся в 2008 году передачи к подследственности Службы новых составов преступлений по статьям 157 и 177 УК РФ. Характерно при этом, что такой значительный рост числа уголовных дел с 2008 года и вплоть до настоящего времени обуславливается усилением уголовного преследования лишь в рамках состава преступления «Злостное уклонение от уплаты средств на содержание детей или нетрудоспособных родителей» (ст. 157 УК РФ).
В частности, в 2008 году по ст. 157 УК РФ было возбуждено 33 904 уголовных дела, что составило около 91% от всех возбужденных Службой в отчетный период уголовных дел. В 2011 году по признакам состава преступления, предусмотренного ст. 157 УК РФ, было возбуждено уже 63 879 уголовных дел, что в соотношении с общим количеством возбужденных за указанный год уголовных дел составило 93%.
В то же время количество уголовных дел, возбужденных по ст. 177 УК РФ («Злостное уклонение от погашения кредиторской задолженности»), остается на уровне в среднем не более 500—800 за год[10].
Исходя из существующих сегодня объемов просроченной задолженности в российских банках, возврат которой в подавляющем большинстве случаев переходит в плоскость судебного процесса, а затем — процесса по взысканию долга по кредиту в рамках исполнительного производства, можно уверенно утверждать, что количество уголовных дел, возбуждаемых по ст. 177 УК РФ, не может быть поставлено ни в какое сравнение с реально существующим уровнем правонарушений в указанной сфере. По потребительским кредитам в среднем за 2011—2012 гг. объем невозвращенных денежных сумм находится на уровне 5—6% от общего кредитного портфеля банков[11]. Немалая доля из них возникла вследствие принципиальной позиции должника, уверенного в нецелесообразности возврата заемных средств банку, что, по существу, означает злостное уклонение от погашения кредита.
Немногим лучше обстоит дело с дознанием и по другим составам, подведомственным ФССП России. Так, по ст. 312 «Незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации» УК РФ в 2007 году было возбуждено 1354, а в 2011 году — 1672 уголовных дела. Поскольку данное преступление совершается в рамках возбужденного исполнительного производства, можно предположить, что общее увеличение количества исполнительных производств приводит к росту деяний, предусмотренных упомянутой статьей уголовного закона. Согласно статистической отчетности ФССП России, в 2007 году на исполнении в Службе находилось примерно 35 млн исполнительных производств[12], а в 2011 году — более 51 млн[13].
Таким образом, за рассматриваемый период количество уголовных дел увеличилось на 23%; рост общего количества исполнительных производств за тот же период составил 50%. Безусловно, мы не склонны усматривать прямую взаимосвязь между ростом количества исполнительных производств и уровнем преступности в указанной сфере, но в то же время практически двукратное снижение количества возбужденных по ст. 312 УК РФ уголовных дел по отношению к общему числу исполнительных производств, вероятно, обуславливается вовсе не ростом добросовестности лиц, которым вверялось и вверяется арестованное имущество. В противном случае мы стали бы свидетелями качественного роста иных сопоставимых показателей деятельности Службы в рамках исполнительного производства, чего, однако, не наблюдается.
Следовательно, напрашивается вывод о снижении активности органов дознания ФССП России в части выявления преступлений, предусмотренных ст. 312 УК РФ.
К схожим во многом выводам мы пришли и при анализе работы органов дознания по другим составам преступлений, подследственных Службе, за исключением ст. 157 УК РФ.
Столь низкий уровень активности органов дознания ФССП России в рамках предварительного расследования преступлений неминуемо порождает высокую латентность. Несмотря на то что в криминологической науке на протяжении последних десятилетий идет спор о выделении из общей преступности латентной ее части и придании последней статуса самостоятельного объекта изучения[14], на наш взгляд, силы научного сообщества стоит сосредоточить на разработке предложений, направленных именно на снижение удельной доли латентной преступности в обществе, и лишь в этом контексте возводить латентную преступность на уровень самостоятельного объекта исследований.
Латентность преступности в исполнительном производстве выступает в высшей степени деструктивным фактором социально-экономического развития российского общества.
А.А. Конев в своем исследовании отмечает: «Не менее важным обстоятельством в поддержании такого свойства преступности, как относительная самостоятельность и устойчивость ее проявления через основные криминологические характеристики, является скрытая от правосудия (латентная и укрытая) преступность. Ее роль здесь такова, что она выступает активным стимулятором, “подпитывающим” зарегистрированную преступность по всем криминологическим параметрам. На фоне безнаказанности формируются психические установки такого порядка»[15].
Причины высокой латентности преступлений, подследственных органам дознания ФССП России, разумеется, не могут детерминироваться каким бы то ни было единственным фактором — это стало бы очевидным упрощением проблемы. Вместе с тем основные причины существующего неудовлетворительного состояния борьбы с преступностью в исследуемой сфере правовой действительности видятся в следующем.
Уголовно-правовой наукой традиционно подчеркивается, что одним из важнейших средств борьбы с преступностью являются уголовно-правовые меры, которые возникают как следствие реакции общества и государства на противоправные действия отдельных граждан[16]. Внешним выражением подобных мер выступает уголовное наказание, применяемое в отношении правонарушителя. Под целями уголовного наказания в теории уголовного права понимают те конечные результаты, которых стремится достичь государство, устанавливая уголовную ответственность, осуждая виновного в совершении преступлений к той или иной мере уголовного наказания и применяя эту меру[17].
Не ставя перед собой задачу обстоятельного освещения всей полноты научной дискуссии по данному вопросу, укажем лишь, что научная доктрина признает цели специальной и общей превенции преступлений[18]. Особо подчеркивается при этом такая цель наказания, как восстановление социальной справедливости; эта цель нашла свое легальное закрепление в ч. 2 ст. 43 УК РФ.
Для достижения целей уголовного наказания необходима вербализация мер наказания в особенной части уголовного закона и последующее их назначение с учетом разработанных доктриной уголовного права принципов назначения наказания. Несмотря на то, что изучению принципов назначения наказания уделяется достаточное внимание в юридических исследованиях[19], Т.В. Непомнящая совершенно справедливо отмечает особую дискуссионность проблемы систематизации и определения их содержания[20].
Вместе с тем не вызывает сомнения не только факт существования, но и особая значимость принципа дифференциации уголовной ответственности и наказания как одного из основных начал, используемых при назначении уголовного наказания.
Основанием дифференциации наказания должны выступать характер и степень общественной опасности преступления, а также типовые свойства личности, его совершившей[21], поскольку слишком мягкое наказание, равно как и слишком суровое, неминуемо будет приводить к дестабилизации уголовной политики в целом[22].
Из всех семи составов уголовных преступлений, отнесенных к подследственности органов дознания ФССП России, лишь состав ст. 311 «Разглашение сведений о мерах безопасности, применяемых в отношении судьи и участников уголовного процесса, повлекшее тяжкие последствия», относится к преступлениям средней тяжести. Все остальные преступления рассматриваются законодателем как преступления небольшой тяжести с назначением максимально серьезного наказания — лишения свободы на срок до 1 года (ст. 157 УК РФ), до 2 лет (ст. 177, ч. 1 ст. 294, статьи 312 и 315 УК РФ) или же вовсе без возможности назначения наказания, связанного с лишением свободы (ст. 297 УК РФ).
Такой законодательный подход считаем неоправданным и снижающим в значительной степени эффективность усилий органов службы судебных приставов по борьбе с преступностью в обозначенной сфере.
Неисполнение судебного решения в широком его смысле, равно как и действия, направленные на умаление авторитета судебной власти, не может осуждаться публичной властью в правовом государстве столь мягко. Существующее положение дел наглядно свидетельствует об уверенности правонарушителей в том, что им не придется претерпевать меры уголовной ответственности. Отчасти мотивация их позиции подтверждается и приведенными выше данными ведомственной статистики.
Кроме того, есть и еще одно опасное следствие реализуемой сегодня «гуманистической» позиции уголовного преследования за рассматриваемые деяния. Так, А.И. Скакун в диссертационном исследовании, посвященном уголовной ответственности за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования, пишет: «Обращает на себя внимание тот факт, что после снижения законодателем максимального размера наказания за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования резко сократилось как число раскрываемых преступлений этой категории, так и число лиц, осуждаемых за их совершение. Представляется, что одной из важнейших причин столь резкого сокращения количества дел является не сокращение количества подобных преступлений, имеющих достаточно высокую латентность, а вполне объяснимое с психологической точки зрения нежелание сотрудников правоохранительных органов тратить значительные силы, время и средства на раскрытие преступления, наказание за которое, образно выражаясь, законодателем сведено “к нулю"»[23].
Думается, что приведенное суждение имеет прямую проекцию на сложившуюся сегодня ситуацию по расследованию преступлений органами дознания ФССП России. При этом нет сомнения, что необходимой и первоочередной предпосылкой к повышению эффективности работы Службы с целью восстановления нарушенных прав и законных интересов граждан станет установление более строгой уголовной ответственности за преступления, предусмотренные статьями 157, 177, 312 и 315 УК РФ, с отнесением этих деяний к категории преступлений средней тяжести[24]. На наш взгляд, наказания, применяемые сегодня в отношении лиц, совершивших указанные преступления, не соответствуют степени их общественной опасности. Полагаем, последовательная реализация сформулированного подхода в отечественном уголовном законодательстве будет способствовать повышению раскрываемости преступлений, а соответственно и подлинному претворению в жизнь принципа неотвратимости наказания.
Более того, считаем целесообразным введение в уголовное законодательство так называемого специального рецидива криминальных деяний (совершения преступления лицом, ранее судимым за данное преступление), на что неоднократно обращалось внимание в специальной ли-тературе[25]. Именно рецидивность как фактор играет ключевую роль в воспроизводстве преступности. А.А. Конев недаром подчеркивал, что состояние рецидива сказывается и на первичной преступности, которая при всей относительной самостоятельности попадает в большую зависимость от первых (рецидивных), нежели от иных внешних по отношению к преступности обстоятельств[26].
Необходимо особо подчеркнуть значимость социальных последствий преступности. М.М. Бабаев, в частности, отмечал, что вредные последствия, возникнув как непосредственное производное от совокупности преступных актов, сами дают толчок к появлению на свет следующих звеньев причинной цепи. Иными словами, идет процесс саморазвития последствий, в котором новые разновидности вреда возникают как бы независимо от изначально появившихся фактов[27].
Таким образом, рост числа исследуемых видов преступлений неминуемо сказывается на эффективности реализации и структурообразующей функции Службы (принудительном исполнении актов юрисдикционных органов), и на функции по обеспечению установленного порядка деятельности судов.
Усиление уголовной ответственности и применение более строгих наказаний за преступления, затрагивающие наряду со сферой принудительного исполнения актов юрисдикционных органов должное отношение к судебной власти, целесообразно претворять именно посредством введения в уголовное законодательство института специального рецидива.
Полагаем, наше видение концептуального развития уголовного законодательства в ракурсе реализации задач, стоящих перед Федеральной службой судебных приставов, заслуживает внимания и обсуждения.
Библиография
1 СЗ РФ. 1995. № 17. Ст. 1455.
2 См.: Журавлева Г.М. Проблемы организации работы органа дознания в службе судебных приставов Минюста России // Адвокатская практика. 2005. № 2. С. 33.
3 См. подробнее: Камалиденова А.З. Преступность как феномен отчуждения: автореф. дис. ... канд. филос. наук. — Алматы, 1994. С. 3.
4 См., например: Кашицкая Р.В. Особенности процессуальной деятельности органов дознания Федеральной службы судебных приставов: дис. ... канд. юрид. наук. — СПб., 2007; Виниченко А.М. Организационно-правовые основы деятельности органов дознания Федеральной службы судебных приставов: дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2012.
5 См.: Шапиев С.М. Преступность и общество (криминологическое теоретико-прикладное исследование): автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. — СПб., 2000. С. 4.
6 Караева Л.Х. Преступность в России и в зарубежных странах: сравнительный криминологический анализ: дис. ... канд. юрид. наук. — М., 1995. С. 23.
7 Лунеев В.В. Преступность и уголовная юстиция в бывшем СССР и странах, образованных на его территории (1986—1992). — М., 1994. С. 12.
8 Зайналабидов А.С. Преступность в современном российском обществе: опыт системного анализа: автореф. дис. ... д-ра филос. наук. — Ростов н/Д, 2004. С. 3. В этой связи оправданна также позиция П.С. Яни, который считает, что «глобальное реформирование хозяйственной и политической систем российского общества сопровождалось сильной “встряской" в сфере социальных отношений. Одним из сопутствующих реформам обстоятельств стало значительное увеличение числа зарегистрированных преступлений» (см.: Яни П.С. Актуальные проблемы уголовной ответственности за экономические и должностные преступления: дис. ... д-ра юрид. наук. — М., 1996. С. 18). Л.Х. Караева дополнительно обращает внимание на значительные корреляции преступности: «С началом эпохи перестройки начались выраженные колебания регистрируемых параметров преступности: спад в 1986—1987 гг.; резкий всплеск в 1989 и 1992 гг.; не менее резкое замедление темпов роста и даже некоторый спад в 1993—1994 гг. Такая нестабильность криминологической обстановки отражает динамические перемены в жизни государства и общества в целом» (см.: Караева Л.Х. Указ. раб. С. 24).
9 Официальный сайт ФССП России. URL: http://www.fssprus.ru (дата обращения: 01.08.2012).
10 Там же.
11 См.: Рейтинговый обзор: объем просроченной задолженности в российских банках. Российские банки просрочки не боятся / С. Селянин, Ф. Филина. URL: http://bankir.ru/publikacii/s/reitingovyi-obzor-obem-prosrochennoi-zadolzhennosti-v-rossiiskikh-bankakh-10001592/#ixzz2385PxSg7 (дата обращения: 10.08.2012). Директор департамента банковского регулирования Банка России В. Поздышев: «По со-стоянию на 1 января 2013 г. сумма просроченных кредитов не превышает 313 млрд руб., или 4% от общего объема кредитов и прочих средств, предоставленных физическим лицам». URL: http:// www.rg.ru/2013/02/06/kredity.html (дата обращения: 06.02.2013).
12 Следует пояснить, что ведомственная статистическая отчетность за 2007 год, размещенная на официальном сайте ФССП России, не содержит в качестве отдельного показателя количество исполнительных производств, находившихся на исполнении в 2007 году. Приведенная цифра была получена в результате суммирования количества исполнительных производств, возбужденных за 2007 год (28 345 759 дел), и остатка неоконченных исполнительных производств на начало 2007 года (6 439 817 дел).
13 URL: http://www.fssprus.ru (дата обращения: 01.08.2012).
14 Обстоятельное исследование в данной сфере было проведено А.А. Коневым. См.: Конев А.А. Преступность и проблемы измерения ее реального состояния: дис. ... д-ра юрид. наук. — М., 1993.
15 Конев А.А. Указ. раб. С. 93.
16 См.: Кашицкая Р.В. Указ. раб. С. 113.
17 См.: Курс советского уголовного права: в 5 т. Часть общая. Т. 2. — Л., 1970. С. 201.
18 См. подробнее об этом: Таргбагаев А.Н. Понятие и цели уголовной ответственности. — Красноярск, 1986. С. 102; Шаргородский М.Д. Наказание, его цели и эффективность. — Л., 1973. С. 23; Карпец И.И. Наказание. Социальные, правовые и криминологические проблемы. — М., 1973. С. 141—145; Полубинская С.В. Цели уголовного наказания. — М., 1990. С. 14—15 и др.
19 См., например: Жижиленко А.А. Очерки по общему учению о наказании. — Пг., 1923; Велиев С.А. Принципы назначения наказания. — СПб., 2004; Набиев И.Г. Принципы назначения наказания: дис. ... канд. юрид. наук. — Казань, 2004; Савенков А.В. Принцип индивидуализации при назначении наказания: дис. ... канд. юрид. наук. — СПб., 2004; Вакарина Е.А. Дифференциация и индивидуализация наказания и средства их достижения: дис. ... канд. юрид. наук. — М., 2003.
20 См.: Непомнящая Т.В., Степашин В.М. Проблемы назначения наказания. — М., 2012. С. 77.
21 См.: Вакарина Е.А. Указ. раб. С. 24—25.
22 См. подробнее: Босхолов С.С. Основы уголовной политики: конституционный, криминологический, уголовно-правовой и информационный аспекты. — М., 1999; Дзигарь А.Л. Уголовная политика и ее отражение в теории, законодательстве и практике. — Ростов н/Д, 2005.
23 Скакун А.И. Уголовная ответственность за воспрепятствование осуществлению правосудия и производству предварительного расследования: дис. ... канд. юрид. наук. — Омск, 2008. С. 63—64.
24 В криминологии констатируется следующая закономерность: ослабление борьбы с преступностью порождает резкий рост числа преступлений (см.: Криминология: учеб. / под ред. Н.Ф. Кузнецовой, В.В. Лунеева. 2-е изд. — М., 2004. С. 322—325; Лозбяков В.П., Овчинский С.С. Административно-правовые меры предупреждения преступности. — М., 1978. С. 45).
25 См.: например: Побегайло Э.Ф. Новый Уголовный кодекс России: концепция, проблемы совершенствования // Прокурорская и следственная практика. 1997. № 2. С. 30.
26 См.: Конев А.А. Указ. раб. С. 89.
27 См.: Бабаев М.М. Социальные последствия преступности. — М., 1982. С. 47—50.