УДК 342.5:342.7(569.4)
Страницы в журнале: 139-143
Я.В. Цитович,
соискатель аспирантуры НИИ системного анализа Счетной палаты РФ, главный юрисконсульт Управления претензионно-судебной и договорной работы Департамента правового обеспечения и корпоративного управления ФГУП ВГТРК Россия, Москва yarmoskow@yandex.ru
Проблема соотношения интересов национальной безопасности государства и важнейших аспектов обеспечения и защиты прав и свобод человека рассматривается на примере Государства Израиль. Автор затрагивает вопросы содержания понятия прав человека. Подчеркивается, что правоохранительные органы и спецслужбы должны тщательно контролировать способы, методы и средства обеспечения национальной безопасности, не допуская посягательств на законодательно установленные правовые нормы, обеспечивающие прочный баланс интересов государства и граждан.
Ключевые слова: национальная безопасность, права и свободы человека, демократические ценности, правоохранительные органы и спецслужбы Израиля.
Права человека являются краеугольным камнем социальных преобразований, с формированием которых выстраивалось современное гражданское общество. На протяжении XX века из сущностного признака западной и европейской цивилизаций права человека превратились в универсальную общечеловеческую ценность. Об этом свидетельствуют, в частности, многочисленные международные законодательные правовые акты, признанные подавляющим большинством стран.
Вместе с тем XXI век стал временем не только мирового признания прав и свобод человека как фундаментальной основы конституционно организованного государства, но и периодом откровенного пренебрежения ими. Речь идет о последовательном отрицании данного правового принципа, отражающемся в двух разных по социальным истоками явлениях, — в тоталитарных режимах и международном терроризме. В этой связи возникает необходимость обратиться к осмыслению современного состояния идеи прав человека, выяснить сущность этого социокультурного, философского и политико-правового феномена.
Следует отметить, что на нынешнем этапе развития прав и свобод человека все отчетливее возникает противоречие между необходимостью государства обеспечить свою национальную безопасность и потребностью в создании условий для личной безопасности граждан, которое по общему правилу решается путем применения соответствующих законодательных санкций. Попытки разрешить это противоречие могут привести к фактическому сужению достигнутого глобального уровня прав и свобод человека.
С подобной проблемой столкнулось Государство Израиль, которое, стремительно укрепляя свою национальную безопасность, стало на путь откровенного нарушения прав и интересов граждан, пренебрегая принципом равенства прав человека, имеющим всеобщий универсальный характер. Профессор права Мордехай Кремницер справедливо замечает: «При борьбе за собственное существование не следует забывать о демократических ценностях, которые находятся под угрозой» [7, c. 4]. Профессор Ицхак Замир в этой связи указывает: «Чтобы не допустить ситуации, когда станет вопрос о приоритетности национальной безопасности или прав человека, важно рассматривать проблему обеспечения общественной безопасности в более широком смысле, тогда и ее приоритетность не сможет затмить свободу и права отдельно взятого человека или общества в целом» [3, c. 88].
Как известно, международные стандарты и законодательство демократических государств гарантируют равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, языка, происхождения, национальной принадлежности, имущественного положения, места жительства, отношения к религии, членства в общественных объединениях и иных обстоятельств. Все права и свободы являются универсальными с точки зрения содержания [12, с. 77]. Общепризнанные права человека (право на жизнь, свобода совести, равенство перед законом, право свободного передвижения, право на гражданство, право на свободу убеждений) не зависят от национальной и региональной принадлежности, религиозных убеждений и культурных предпочтений. Всеобщность прав и свобод человека выражена в пространственно-территориальном аспекте, обладая при этом едиными основополагающими принципами. Признание общегосударственной универсальности прав и свобод человека означает, что их обеспечение не является только внутренним делом какой-либо конкретной страны. Так, один из основоположников принципа верховенства права, свободы слова и независимости судебной власти в Государстве Израиль Шимон Агранат (1906—1992 годы) придерживался мнения, что гражданские права неотъемлемы от системы обеспечения внутренней безопасности государства, и потому страна в лице органов исполнительной и законодательной власти не может отдавать предпочтение только безопасности или только правам человека [8, c. 54, 55].
Столкновение интересов населения Израиля и системы национальной безопасности государства приводит к нарушению принципа равенства прав и свобод граждан, который справедливо трактуется как квинтэссенция феномена прав человека. Согласно справедливому замечанию А.И. Сунгурова, «права человека — не дар природы, они также не получены нами по наследству — они куплены ценой борьбы со случайностями рождения и привилегиями, которые передавались из поколения в поколение» [11, c. 92].
С точки зрения морали принцип равенства как основа современной концепции прав человека основывается на достоинстве личности (врожденном свойстве человека, одинаково присущем всем людям) и его нравственных ценностях, независимо от биологических или социальных свойств конкретного индивида.
М. Кремницер подчеркивает, что избежать ситуаций столкновения национальной безопасности и прав человека практически невозможно, особенно если государство достаточно длительное время боролось за свое признание и независимость. При этом столкновение всегда происходит между интересами, имеющими первостепенное значение; в рамках государства такими интересами могут быть безопасность или жизнь человека. Угроза ущемления выстраданных ценностей всегда существует. Однако не стоит опасаться существенного снижения ценностей, тех или иных интересов, поскольку стремление к благополучной жизни и инстинкт самосохранения не дадут их уничтожить [5, c. 33, 34].
Права человека должны быть общими и равными для всех граждан, населяющих государство. Речь идет о первичных формально равных условиях, необходимых для реализации соответствующих прав человека, в какой- то мере зависящих и от ведомственных органов, отвечающих за обеспечение национальной безопасности государства. Однако принцип равенства граждан далеко не однозначно оценивается еврейской культурологией. Так, известный израильский ученый Ш. Шпиро придерживается мнения, что сам факт существования спецслужб противоречит сущности демократического режима, основанного на признании народа в качестве источника власти [13, c. 545].
Нельзя не признать, что это мнение не безосновательно. Во многом деятельность органов безопасности государств, включая Израиль, окутана тайной; информация о специфике их работы хранится под строжайшим секретом, и многие граждане даже не догадываются о том, какими методами и способами они получают информацию. Следовательно, о равенстве прав обычных граждан и представителей различных спецслужб говорить не приходится. Кроме того, пренебрежение сотрудниками спецслужб правами человека может привести к дискриминации, поскольку за правонарушения их нередко не привлекают к ответственности, в отличие от рядовых граждан.
Таким образом, запрет дискриминации уместен не только для обеспечения фактического равенства граждан в гендерном отношении, но и для их защиты от противоправных посягательств на их права и свободы. Однако такая защита требует не просто формального равенства, а специальных мер позитивной поддержки граждан. Практика осуществления прав человека путем юридического закрепления равных и общих возможностей для всех субъектов не всегда является гарантией реализации соответствующего права при одинаковых формально равных возможностях. Например, добиться истинной демократии в обществе посредством использования исключительно законных методов не всегда возможно, особенно если речь идет о противодействии преступным формированиям. Поэтому даже самые либеральные основополагающие нормативные правовые акты многих мировых держав содержат положения, позволяющие в разумных пределах посягать на права и свободы человека, если речь идет об угрозе безопасности населения всего государства. Так, ст. 15.1 Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года позволяет во время военных действий или чрезвычайного положения отступать от неукоснительного соблюдения прав и свобод человека, но лишь в той степени, в которой этого требуют сложившиеся обстоятельства [1, c. 479].
В связи с этим возникает вопрос: как провести грань между дозволенным отступлением от соблюдения прав человека в процессе обеспечения национальной безопасности и злоупотреблением этим дозволением? Могут ли вообще израильские спецслужбы прибегать к нарушениям прав человека, если под угрозой находятся естественные права граждан, например, право на жизнь?
В данном случае стоит обратиться к определению прав человека, согласно которому эти права выступают возможностями, объективно обусловленными характером и уровнем развития общества, выражаясь в экономическом, социальном и духовном развитии. Характер и уровень развития общества как раз и должны служить критериями определения содержания и объема гарантированных прав человека. Это означает, что отступление от объективно детерминированных обществом возможностей приравнивается к дискриминации — неправомерному уменьшению объема и содержания прав человека или даже лишению человека некоторых из этих прав. В то же время увеличение содержания и объема прав человека, создание новых прав является дифференциацией (положительной дискриминацией).
Все это служит аргументом в пользу дополнения классического видения прав человека как общих и формально соответствующих принципу выравнивания фактических условий, необходимых для реализации определенных возможностей человека согласно требованиям социальной справедливости. Рассматриваемые ситуации являются примером нейтрализации сложившегося в силу объективных обстоятельств фактического неравенства прав человека с помощью системы льгот, определенных преимуществ, устанавливаемых государством в лице его компетентных органов. Ведь именно государство является тем аппаратом, который находится в позиции легитимного определения общественных интересов и обеспечения баланса конкурирующих конституционно-правовых ценностей [9, с. 208].
Конечно, в определенных исторических реалиях на первый план выступают гражданские права, требующие повышенного внимания либо нормативного закрепления и защиты. Но следует помнить, что это не дает оснований игнорировать любую категорию прав и свобод человека как неделимых, взаимозависимых и взаимосвязанных возможностей.
Еще одним признаком института прав человека, на котором базируется современная концепция гражданских прав и свобод, является их неотчуждаемость, естественный характер. Пока человек жив, он неразрывно связан со своими основополагающими естественными правами и свободами, которые никем и ни при каких обстоятельствах не могут быть у него отобраны. Причем естественность как сущностный признак феномена прав человека интерпретируется в литературе неоднозначно.
Бытует мнение, что, поскольку человек принадлежит к роду млекопитающих, то своим желанием жить он ничем не отличается от любого живого существа. В этой связи на первый план выходят инстинкты человека, поэтому право человека на жизнь называют естественно-биологическим. Однако человек является существом не только биологическим, но и социальным, он имеет естественно-социальные права. Примером может служить ранее упомянутое право на достоинство личности, формирующееся по мере развития общественных отношений [10, c. 6].
Такой дифференцированный подход к пониманию признака естественности прав человека мы полагаем не вполне оправданным. Дело в том, что за природно-биологическими правами стоят ценности, которые в разные периоды человеческой истории по-разному интерпретировались. То, что мы понимаем сегодня под правом на жизнь, не считалось ценностью во времена, когда существовала кровная месть (убийство из мести не запрещалось, а, наоборот, поощрялось). Поэтому природно-биологические права стали ценностью именно вследствие их социального признания, обусловленного поступательным, прежде всего духовным, развитием общества.
Н.В. Гончарова, обращаясь к Всеобщей декларации прав человека 1948 года, гласящей, что «люди рождаются свободными и равными», утверждает: в этой формуле закреплено право человека, которое отнюдь не является законом природы, и это право, как и любое другое, не имеет смысла, пока оно не признано всем человеческим сообществом [2, с. 59].
Вместе с тем следует согласиться, что хотя естественность как признак института прав человека наиболее адекватно выражается через социальную характеристику феномена прав и свобод, разделение этих прав в зависимости от характера объекта, который этими правами охраняется, является важным, учитывая возможность обоснования универсальности правовой концепции. Ведь провозглашение ряда прав человека природно-биологическими свидетельствует о том, что человек яв-ляется неотъемлемой частью биосферы, которая развивается вместе с ним. Такая позиция при всей ее тривиальности составляет сердцевину общественных отношений любого социального образования, независимо от географического расположения, культурно-исторических, социально-экономических, политических и других факторов.
Таким образом, необходимость разработки всеобщих стандартов обеспечения и защиты прав человека при обеспечении национальной безопасности несомненна.
Изложенные доводы подтверждаются еще и тем, что права человека неотчуждаемы. Нельзя лишить человека возможности реализации им своих основных прав, но в тоже время недопустимо, чтобы он проживал в незащищенном государстве. В.А. Карташкин настаивает на том, что правом на человеческую жизнь никто не может распоряжаться, даже его носитель — человек, так как он «призван в мир властным приказом природы, в большинстве случаев по приказу природы он его и покидает» [4, с. 178].
Подобные утверждения уже не единожды были опровергнуты, свидетельством чему являются непрекращающиеся войны по всему миру, в которых гибнет беззащитное мирное население. М. Кремницер в этой связи отмечает: проблематично позиционировать интересы безопасности государства, жертвуя при этом правами граждан этого же государства. Ведь соблюдение прав и свобод каждого человека не должно приводить к уничтожению всего общества, разрушению демократического строя и привычного уклада жизни [6, c. 35].
Общественный, политический и религиозный деятель М. Каханэ утверждал, что в Израиле долгое время подвергались дискриминации не евреи по происхождению. В стране практически всегда «жертвовали равенством и демократией ради национальных интересов, ради национального выживания, называя это самосохранением» [5]. М. Каханэ в противовес этому приводит практику установления демократии в США, почему-то забывая, что пренебрежение правами человека встречалось там так же часто, как и в Израиле.
Действительно, в Израиле серьезно ущемлялись права этнических арабов. Палестинские арабы вообще воспринимались как потенциальные преступники; режим военных комендатур ограничивал их в большинстве естественных прав. Со дня официального провозглашения Государства Израиль 14 мая 1948 г. и до 1966 года арабы были ограничены в свободе слова и мысли, в праве передвижения и выбора места жительства, в праве на создание объединений и проведение демонстраций. После 1966 года палестинские арабы подвергались гонениям, в отношении них применялись разнообразные санкции в виде арестов и депортаций.
Схожая ситуация имела место и в США, где ущемлялись права граждан Соединенных Штатов, имеющих иное происхождение, например, японское. На территории США они воспринимались как этническое меньшинство, а нарушения с их стороны являлись настолько немногочисленными, что не были соразмерны тем ограничениям, которым подвергались их права и свободы.
Система демократических ценностей разных стран имеет много общего, но фактически зависит от действий органов власти. История знает много примеров оправданий даже преступных деяний, но демократическое государство должно стремиться к идеалам демократии, а не прикрываться соображениями безопасности, дабы оправдать свои действия.
Очевидно, что Государство Израиль, находясь в самой глубине мусульманского мира, за недолгие годы своей независимости и самостоятельности многого достигло. Однако израильские власти еще не нашли прочного баланса между интересами национальной безопасности государства и защитой прав человека.
Список литературы
1. Гомьен Д., Харрис Д., Зваак Л. Европейская конвенция о правах человека и Европейская социальная хартия: право и практика. М.: Изд-во МНИМП, 1998. С. 479.
2. Гончарова Н.В. Механизм защиты прав и свобод человека и гражданина в субъектах Российской Федерации: дис. ... канд. юрид. наук. Орел, 2011. С. 59.
3. Замир И. Права человека и безопасность страны // Демократия и национальная безопасность в Израиле/ под ред. Б. Нойбергера и И. Бен-Ами. Тель-Авив: Изд-во Открытого университета Израиля, 1996. С. 88.
4. Карташкин В.А. Реформирование Организации Объединенных Наций и международная защита прав человека в глобализующемся мире // Право и права человека в условиях глобализации: материалы науч. конференции. М.: Изд-во Института государства и права, 2006. С. 178.
5. Каханэ М. Еврейское государство против западной демократии. URL: http://www. samsonblinded.org/rublog/713.htm
6. Кремницер М. Иск выселенцев — власть и власть закона // Плилим [«Уголовное право»]. 1994. № 4. С. 33—35.
7. Кремницер М. Наивный гражданин роет себе могилу // Коль адам [«Каждый человек»]. 1993. № 3 (12). С. 4.
8. Лахав П. Израиль в суде: Шимон Агранат и сионистский век. Тель-Авив: Изд–во «Ам овед», 1999. С. 54, 55.
9. Лерхе П. Пределы основных прав. М.: Юрист, 1994. С. 208.
10. Мюллерсон Р.А. Права человека: идеи, нормы, реальность. М.: Юрид. литература, 1991. С. 6.
11. Сунгуров А.Ю. Права человека как предмет политической науки и как междисциплинарная концепция // Политические исследования. 2010. № 6. C. 92.
12. Фетюхин М.И. Поколения прав человека и механизм их защиты. Волгоград: Авторское перо, 2009. С. 77.
13. Shpiro S. Parliamentary and Administrative Reforms in the Control of the Intelligence Services in the European Union // The Columbia Journal of European Law. 1998. vol. 4. no. 3. P. 545.