Социализация гражданско-правовой ответственности как одно из направлений ее эволюции

УДК 347.53 

СОВРЕМЕННОЕ ПРАВО №7 2011 Страницы в журнале: 43-47

Д.Е. БОГДАНОВ,

кандидат юридических наук, доцент Российской правовой академии Минюста России

Обосновывается тезис о том, что процесс социализации гражданско-правовой ответственности в интересах общества происходит посредством закрепления в законе новых видов и оснований ответственности, увеличения количества гражданско-правовых санкций, сужения сферы договорной и расширения сферы деликтной ответственности.

Ключевые слова: социализация ответственности, договорная ответственность, деликт, ответственность за дефектные товары.

Socialization of Civil Law Liability as One of the Directions of Its Evolution

Bogdanov D.

In the present article proves that the process of socialization of civil law liability in the public interest occurs by laying down in Civil law the new grounds of liability, increasing the number of civil penalties, narrowing the sphere of contract and the expansion of tort liability.

Keywords: socialization of liability, contractual liability, tort, product liability.

Современный период развития науки гражданского права протекает в условиях постепенной ломки, пересмотра традиционной либерально-индивидуалистической концепции частного права и формирования новой цивилистической парадигмы — социализированного гражданского права[1].

Данный процесс влияет и на эволюцию института гражданско-правовой ответственности. Так, еще в начале ХХ века Леон Дюги отмечал, что наряду с субъективной ответственностью за вину создается объективная ответственность за риск, которая находится в прямой связи с социальной концепцией права[2].

Соответствующее направление нашло свое отражение во все большей социализации гражданско-правовой ответственности. Так, существенным образом расширен объем безвиновной ответственности, которая предусмотрена нормами статей 401, 405, 1070, 1079, 1095, 1100, 1104 ГК РФ. Новеллами главы 59 ГК РФ стали нормы, допускающие возложение ответственности на лиц, которые в момент причинения вреда были неделиктоспособными (статьи 1073, 1076, 1078). Уже наблюдается частичное проникновение в ткань национального законодательства конструкции преддоговорной ответственности (например, ст. 507 ГК РФ)  и  ожидается, что в скором времени ответственность за недобросовестное поведение на преддоговорной стадии будет выступать в качестве общего правила[3].

Социализация гражданско-правовой ответственности неизбежно приводит к усилению ее превентивной функции, что стало, например, причиной возникновения феномена предупредительного деликта, предупредительной ответственности[4], направленной на нейтрализацию опасных факторов, способных причинить вред в будущем. Так, согласно ст. 1065 ГК РФ опасность причинения вреда в будущем может явиться основанием к иску о запрещении деятельности, создающей такую опасность.

В связи с этим представляет интерес позиция И.В. Бекленищевой, указывающей на то, что в настоящее время все большее значение приобретает идея «повышенной ответственности субъекта за свои собственные действия. Именно эта идея ложится постепенно в основу норм социальной деятельности и превращается тем самым в норму культурной деятельности современного западного общества»[5]. В свою очередь, проникновение идеи повышенной ответственности субъекта за свои действия в законодательство свидетельствует о все большей социализации института гражданско-правовой ответственности и усилении начала справедливости в гражданском праве.

Эволюция рассматриваемого института в направлении все большей социализации ответственности находит свое преломление в еще одном цивилистическом феномене, на который одним из первых в отечественной науке обратил внимание М.И. Кулагин. Речь идет о феномене очагового взаимодействия договорной и деликтной ответственности, что является проявлением тенденции, связанной с частичным преодолением классического деления обязательств (следовательно, и ответственности) на деликтные и договорные[6].

Представляет интерес позиция И.В. Бекленищевой, отметившей, что «применительно к договорам и деликтам необходимо различать, во-первых, основание возникновения соответствующего обязательства, т. е. юридический факт, на основании которого обязательство возникает; для договорных обязательств это договор, для деликтных — правонарушение. Во-вторых, в зависимости от наличия или отсутствия обязательственных отношений между сторонами до факта правонарушения необходимо различать договорную и деликтную ответственность»[7].

М.А. Смирнова также отмечает, что особенность договорного требования заключается в том, что нарушению прав кредитора предшествует соглашение сторон, которое может включать в себя условия об ответственности должника и определять тем самым объем исковых требований. Деликтные, как и любые другие внедоговорные отношения, возникают вместе с нарушением права, а размер ответственности, выражающийся в объеме исковых требований, определяется только законом[8]. По мнению Д.В. Каменецкого, деление ответственности на договорную и деликтную следует проводить в зависимости от источника прав и обязанностей. Если нарушаются гражданские права и обязанности, предусмотренные законом, то ответственность является внедоговорной; если нарушаются права и обязанности, установленные договором, то ответственность считается договорной[9].

Аналогичным образом деление обязательств и ответственности на договорную и деликтную осуществляется и в иностранной литературе. Традиционно договорное право рассматривает добровольно принятые обязательства, в то время как деликтное право включает обязательства, возложенные законом, независимо от намерений их участников[10]. Однако это является верным только в общих чертах, поскольку некоторые деликтные обязанности зависят от добровольного «вступления» в отношения, а содержание иных деликтных обязанностей стороны могут менять[11]. В свою очередь содержание договорных обязательств может фиксироваться законом[12].

На это обращает внимание и Е.В. Богданов, отмечая, что по мере усиления публичности в том или ином виде предпринимательской деятельности, по мере заинтересованности общества в определенных товарах, работах и услугах государство устанавливает все большее число всевозможных условий, относящихся к существенным или необходимым. Таким образом, все больше происходит отход от принципа свободы договора, от понимания договора как соглашения сторон. Воля предпринимателей постепенно подпадает под жесткую регламентацию, а сам договор как правовая форма эволюционирует в сторону фикции договора[13].

В то же время если модели и существенные условия договора императивно диктуются законом и закон предусматривает основания, содержание и объем ответственности за нарушение договорных обязанностей, то возникает вопрос: является ли такая императивная ответственность договорной? В известной мере, на наш взгляд, речь идет о справедливой императивной ответственности в силу закона.

Ответственностью в силу закона может быть не только деликтная, но и ответственность за нарушение договора, если ее основание, содержание и объем фиксируются законом. Например, ответственность продавца-предпринимателя перед покупателем-потребителем непосредственно закреплена действующим законодательством. В статье 23 Закона РФ от 07.02.1992 № 2300-1 «О защите прав потребителей» предусмотрена неустойка в размере 1% от стоимости товара как ответственность продавца за каждый день просрочки выполнения требований потребителя. В силу п. 2 ст. 13 названного закона данная неустойка является штрафной. В пункте 2 ст. 400 ГК РФ закреплено положение о ничтожности условий договоров, направленных на ограничение ответственности перед потребителями. Анализ указанных норм права позволяет утверждать, что, несмотря на наличие договорных отношений, ответственность за нарушение потребительского договора императивна — основана на законе. Это обусловлено необходимостью обеспечения справедливой ответственности в целях защиты слабой стороны договорного отношения.

В иностранной литературе отмечается, что возможно разграничение деликтной и договорной ответственности исходя из учета целей возмещения убытков, функциональной направленности договоров и деликтов. Деликты защищают сложившийся статус-кво, т. е. потерпевший должен быть поставлен посредством компенсации в положение не худшее, чем оно было до момента совершения деликта. В договоре правонарушитель отвечает прежде всего за то, что положение потерпевшего не улучшилось в связи с тем, что последний не получил ожидаемой выгоды от договора. Таким образом, функция деликтного права — защита личности и собственности, а функция договорного права — защита будущих финансовых ожиданий[14]. Однако это просто широкое обобщение, поскольку как деликты могут быть направлены на защиту будущих финансовых ожиданий (например, возмещение утраченного заработка при повреждении здоровья), так и договоры могут быть направлены на защиту сложившегося статус-кво (ответственность перевозчика или хранителя за утрату вещи)[15].

Приведенное мнение интересно тем, что высказавший его правовед затронул один из самых проблемных вопросов современной цивилистики, связанный с экспансией деликтной ответственности. Деликты все больше начинают играть на поле договорной ответственности, защищая будущие финансовые ожидания и компенсируя так называемые чистые экономические потери (pure economic loss), т. е. потери, которые возникают независимо от гибели потерпевшего, причинения вреда его здоровью или материальным благам[16].

С учетом всего вышеизложенного представляет интерес позиция Гранта Гилмора, считающего, что договоры сегодня перекрываются влиянием деликтного права и деликтных конструкций, а право настоятельно движется к системе обязательств, основанных на законе, даже в тех областях, которые традиционно рассматривались как исключительная сфера договора[17].

Проникновение деликтной ответственности в договорную сферу проявляется прежде всего в ответственности за вред, причиненный дефектными товарами, а также за вред, причиненный пассажиру на транспорте. То есть, несмотря на наличие предшествующего договора, ответственность реализуется по деликтному, императивному механизму. Установление такого режима ответственности было обусловлено необходимостью защиты интересов конечных потребителей, независимо от того, состояли они в договорных отношениях с изготовителями или продавцами товаров или нет.

Впервые режим данной ответственности за причинение вреда дефектными товарами был сформулирован в системе англосаксонского права. Уже в 1916 году в решении по делу MacPherson v. Buic было предусмотрено, что изготовитель товара несет обязанность по обеспечению заботливости (duty of care) в отношении не только покупателя, но и любого другого пользователя, если ему был причинен вред при использовании товара. В дальнейшем этот подход получил свое развитие в знаменитом решении по делу Donoghue v. Stevenson (1932 г.)[18].

Большое значение для формирования этого вида ответственности имело принятие Директивы ЕС от 25.07.1985 об ответственности за дефектные продукты, которая была направлена на обеспечение равной защиты всех потребителей (как покупателей, так и иных пользователей) и имплементирована большинством стран—членов ЕС. Например, в соответствии со ст. 1386-1 Французского гражданского кодекса (далее — ФГК) производитель является ответственным за вред, причиненный недостатками товара, независимо от того, связан он договором с потерпевшим или нет (при этом по ст. 1386-7 ФГК продавец и арендодатель отвечают на тех же условиях, что и производитель). Аналогичным образом ответственность за дефектные товары урегулирована и в Consumer Protection Act 1987 года[19].

В этом же направлении развивается и отечественная правовая система, устанавливающая повышенную ответственность профессиональных участников гражданского оборота за введение в оборот дефектных (опасных) товаров. Так, согласно ст. 1095 ГК РФ вред, причиненный жизни, здоровью или имуществу гражданина либо имуществу юридического лица вследствие конструктивных, рецептурных или иных недостатков товара, работы или услуги, а также вследствие недостоверной или недостаточной информации о товаре (работе или услуге), подлежит возмещению продавцом или изготовителем товара, лицом, выполнившим работу или оказавшим услугу, независимо от их вины и от того, состоял потерпевший с ними в договорных отношениях или нет. Согласно п. 1 ст. 1096 ГК РФ вред, причиненный вследствие недостатков товара, подлежит возмещению по выбору потерпевшего продавцом или изготовителем товара. Таким образом, речь идет об установлении особой пассивной обязательственной множественности, отличной от солидарной, субсидиарной или долевой, которую условно можно назвать альтернативной[20].

Однако недостатком отечественного подхода является отсутствие четкой законодательной проработки категории «изготовитель» по сравнению с европейским законодательством. Так, в соответствии со ст. 1386-6 ФГК производителем признается не только изготовитель готовой продукции, но и производитель сырья, а также составляющей части товара. На основании этого ст. 1386-8 ФГК предусмотрено, что в случае ущерба, причиненного недостатком товара, включенного в другой товар, производитель составляющей части и тот, кто реализовал «инкорпорацию», отвечают солидарно. Представляется, что установление данного солидаритета, повышенной ответственности производителя не только товара, но и отдельной его части обеспечивает должный уровень справедливости в обществе и еще большую защищенность потерпевших. Приведенный пример, на наш взгляд, следует учесть и в отечественном праве, внеся соответствующие изменения в статьи 1095 и 1096 ГК РФ.

Однако как быть, если не представляется возможным установление конкретных производителей, ответственных за выпуск в оборот дефектных товаров, причинивших вред потерпевшим? Представляет интерес решение по делу Sindell v. Albott Laboratories (1980 г.), ознаменовавшее новый этап в развитии ответственности за вред, причиненный дефектными товарами, и заставляющее пересмотреть многие постулаты классического учения о гражданско-правовой ответственности[21]. Потерпевшей был причинен вред здоровью по причине того, что ее мать в период беременности принимала лекарственный препарат, опасный для эмбриона. Иск был предъявлен против 200 фирм, изготовлявших данный препарат в это время и использовавших его в своей продукции. Истец не мог доказать, кто конкретно из ответчиков изготовил препарат, ранее употребленный матерью потерпевшей (не исключено, что он не был изготовлен никем из ответчиков). Тем не менее суд посчитал: поскольку ответчики контролировали существенную долю рынка, то допустимо презюмировать, что препарат мог быть изготовлен кем-либо из ответчиков, и если ответчик не сможет опровергнуть данную презумпцию, то он будет ответственным за вред, так как представляет свою долю рынка.

Принцип ответственности в соответствии с долей на рынке (the principle of market-share liability) уже адаптируется в континентальной правовой системе. Например, в Нидерландах практика пошла по аналогичному пути: ответчики отвечают солидарно, и тот, кто выплатит сумму большую, чем его доля на рынке, имеет право регрессного требования к остальным производителям[22].

Указанное свидетельствует о продолжающейся эволюции ответственности в направлении ее социализации, а также о постепенном преодолении традиционной, индивидуалистической концепции гражданско-правовой ответственности. Ведь принцип ответственности в соответствии с долей на рынке ниспровергает один из основополагающих постулатов классического учения, когда ответственность делинквента наступает только при условии наличия причинно-следственной связи между его поведением и наступившим вредом. Здесь же устанавливается социальная ответственность субъекта за сам факт изготовления и выпуск в оборот опасного товара, безотносительно к тому, является он непосредственным причинителем вреда или нет. При этом субъект, как в приведенном выше примере, несет ответственность за безопасность товара не только для нынешних, но и для будущих поколений, что, безусловно, считается проблемой, встающей перед современной цивилистикой. Так, в силу ст. 1 Федерального закона от 02.01.2000 № 29-ФЗ «О качестве и безопасности пищевых продуктов» безопасность пищевых продуктов — это состояние обоснованной уверенности в том, что пищевые продукты при обычных условиях их использования не являются вредными и не представляют опасности для здоровья нынешнего и будущих поколений.

Данный феномен деиндивидуализации ответственности мы объясняем действием особого принципа гражданско-правовой ответственности — персонификации должника[23], позволяющего установить конкретное лицо (лиц), на которое будет возложена обязанность возместить причиненный ущерб. В связи с этим необходимо обратить внимание на некоторые особенности гражданско-правовой ответственности, проявляющиеся при персонификации должника, а именно на то, что при установлении конкретного лица, связанного с событием правонарушения, во внимание будут приниматься не только причинно-следственные, но и так называемые нормативные связи. Как отмечал В. Варкалло, «речь идет о связи нормативного характера, установленной по воле сторон или в силу закона между вредом, являющимся последствием определенного факта, и определенным лицом, которое обязано к возмещению этого вреда.

Такая связь может существовать также в случаях, когда это лицо и в наименьшей степени не содействовало возникновению вреда»[24]. Тем самым допускается привлечение к ответственности лиц, непосредственно вред не причинявших, но участвовавших в формировании угрозы (опасности) причинения вреда, — например, путем выпуска потенциально вредоносных товаров. Продолжающееся формирование института ответственности за вред, причиненный дефектными товарами, является отражением общей тенденции социализации гражданского права и гражданско-правовой ответственности.

Таким образом, социализация гражданско-правовой ответственности происходит посредством закрепления в законе новых видов и оснований ответственности, увеличения количества гражданско-правовых санкций, сужения сферы договорной и расширения сферы деликтной ответственности. Целью социализации гражданско-правовой ответственности является реализация начал справедливости в данных отношениях.

Библиография

1 См.: Богданов Е.В. Влияние научных взглядов Леона Дюги на развитие гражданского права // Журнал российского права. 2008. № 6. С. 32—38; Он же. Гражданское право социального государства // Юстиция. 2007. № 5. С. 98—107.

2 См.: Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времени Кодекса Наполеона. — М., 1919. С. 24, 78.

3 См.: Концепция развития гражданского законодательства Российской Федерации / Вступ. ст. А.Л. Маковского. — М., 2009. С. 26, 31.

4 См.: Богданов Д.Е. Предупредительная ответственность как новый вид гражданско-правовой ответственности // Третьи Всероссийские Державинские чтения: Сб. ст.: В 8 кн. Кн. 5: Проблемы гражданского и семейного права / Отв. ред. Е.В. Богданов. — М., 2008. С. 19—23; Он же. Вопросы предупреждения причинения вреда в судебной практике // Российский судья. 2008. № 5. С. 16—18.

5 Бекленищева И.В. Гражданско-правовой договор: классическая традиция и современные тенденции. — М., 2006. С. 170.

6 См.: Кулагин М.И. Избр. тр. — М., 1997. С. 280.

7 Бекленищева И.В. Указ. раб. С. 153.

8 См.: Смирнова М.А. Соотношение обязательственных требований в российском гражданском праве // Актуальные проблемы гражданского права. Вып. 7 / Под ред. О.Ю. Шилохвоста. — М., 2003. С. 187.

9 См.: Каменецкий Д.В. Договорная ответственность в гражданском праве: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2001. С. 13—14.

10 См.: Janet O’Sullivan & Jonathan Hilliard. The Law of Contract. 4th edition. Oxford University Press, 2010. P. 8.

11 Например, в российском праве ст. 1064 ГК РФ допускает увеличение объема возмещения в соглашении. Возмещение может быть достигнуто путем предоставления отступного (ст. 409 ГК РФ), которое по своей ценности может быть несопоставимым с причиненным вредом. Ответственность за дефектные товары, работы или услуги (ст. 1095 ГК РФ) возможна только в том случае, если первоначально был заключен соответствующий договор.

12 См.: Michael A. Jones. Textbook on Torts. Eight Edition. Oxford University Press, 2007. P. 3.

13 См.: Богданов Е.В. Предпринимательские договоры. — М., 2003. С. 11—12.

14 См.: Ewan McKendrick. Contract Law. 7th edition. Palgrave Macmillan, 2007. P. 5—6.

15 См.: Michael A. Jones.  Op. cit. Р. 4.

16 Подробнее об этом см.: Willem H. Van. Boom. Pure Economic Loss — A Comparative Perspective // Pure Economic Loss / W.H. Van Boom, H. Koziol & C.A. Witting eds. Wien;  N.Y., 2004. P. 5.

17 См.: Gilmore G. The Death of Contract. Columbus (Ohio), 1974. P. 87—88.

18 Подробнее об этом см.: Zweigert K., Kotz H. An Introduction to Comparative Law. Third Revised Edition. Oxford, 1998. P. 611, 672.

19 См.: Французский гражданский кодекс. — СПб., 2004. С. 747—749; Blacstone’s Statuses on Contract, Tort & Restitution. 2001/2002. Twelf Edition. London. P. 165.

20 Подробнее об этом см.: Богданова Е.Е. Субсидиарная ответственность. Проблемы теории и практики. — М., 2003. С. 13.

21 См.: Zweigert K., Kotz H. Op. cit. Р. 674.

22 Ibid.

23 См.: Богданов Д.Е. Сделки об ответственности в гражданском праве Российской Федерации. — М., 2007. С. 24—26.

24 Варкалло В. Об ответственности по гражданскому праву. — М., 1978. С. 122—123.