Социальные и гуманитарные аспекты российского корпоративного права

УДК 346.2

Страницы в журнале: 53-60 

Е.В. Богданов,

доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского права Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова Россия, Москва bogdanov.de@yandex.ru

Доказывается, что тенденциями развития корпоративного права Российской Федерации являются его социализация и гуманизация.

Ключевые слова: корпоративное право, управление корпорацией, корпоративный договор, субъективные корпоративные права, коллективное осуществление права.

Социальные и гуманитарные аспекты корпоративного права оказались в поле зрения исследователей практически с момента появления корпораций в общественной практике, поскольку регулирование ряда вопросов деятельности корпораций в законодательстве зависит от понимания их назначения и сущности. Что такое корпорация — только средство обогащения ее участников  или же субъект предпринимательской деятельности, вместе с другими хозяйствующими субъектами производящий товары, работы, услуги, при реализации которых корпорация и получает соответствующую прибыль, впоследствии распределяемую между участниками корпорации, и тем самым выполняет социальную функцию по обеспечению необходимых условий существования общества? Представляется, что для России именно последний вариант наиболее приемлем. Согласно ст. 7 Конституции РФ наша страна является социальным государством, политика которого направлена на создание условий, обеспечивающих достойную жизнь и свободное развитие человека. Из этой нормы права следует, что в основе всей политики государства должен находиться вопрос об обеспечении граждан всеми необходимыми для достойной жизни товарами, услугами, работами и др. В этой связи следует отметить, что некоторые исследователи недооценивают социальную функцию государства. Так, В.В. Долинская пишет, что «государство в первую очередь заинтересовано в сборе налогов и только во вторую — в обеспечении интересов всего общества». Обеспечение населения страны — вот важнейшая задача государства. По сути, государство для этого и существует, а сбор налогов есть один из способов создания достойной жизни и свободного развития человека.

Однако государственный сектор экономики продолжает стремительно сокращаться, что исключает возможность обеспечения населения страны товарами, работами, услугами, производимыми государственными хозяйствующими субъектами. В этой ситуации Российской Федерации как социальному государству не остается ничего другого, как переложить исполнение своих социальных обязательств на другие экономические субъекты, в частности на корпорации. От результатов их деятельности зависит не только благополучие граждан, но и стабильность самого государства. Применительно к российской экономике экономические субъекты, в том числе корпорации, являются как бы агентами государства в сфере экономики (экономическими агентами).

Однако переложение государством исполнения своих социальных обязательств на экономических агентов отнюдь не означает отказ от этих обязательств. Статья 7 Конституции РФ составляет одну из основ конституционного строя России, чем подчеркивается ответственность государства перед гражданами за создание условий, обеспечивающих им достойную жизнь и свободное развитие. Поэтому государству не должно быть  безразлично, каким образом корпорации как экономические агенты решают проблему обеспечения населения всем необходимым для достойной жизни. И здесь важно не только качество, но и количество соответствующих товаров, поскольку в противном случае возможно появление дефицита. В погоне за прибылью корпорации могут завышать цены на товары, но это может вызвать трудности при приобретении товаров определенными категориями населения, что создаст предпосылки для дестабилизации социальной обстановки в стране, и др. Следовательно, контроль государства за деятельностью корпораций есть не право государства, а его обязанность.

Необходимо учитывать, что корпорации могут быть добровольно ликвидированы или их участники просто не пожелают заниматься впредь предпринимательской деятельностью, что создает обстановку неопределенности в обеспечении граждан всем необходимым для осуществления ими своего права на жизнь. С возрастанием экономической неопределенности должны усиливаться роль и значение государства в регулировании отношений с участием экономических агентов, в том числе корпораций. Данное обстоятельство обуславливает необходимость совершенствования корпоративного законодательства с тем, чтобы деятельность корпоративного сектора экономики была направлена не только на получение  максимальной прибыли (экономической эффективности), но и на достижение социальной эффективности, то есть успешного удовлетворения корпорациями потребности общества в товарах, работах, услугах.

Кроме этого, показателем социальной эффективности корпоративного сектора экономики служит создание рабочих мест, надлежащих условий труда, достойная оплата за труд и т. д.

Важным обстоятельством является также то, что товары, работы, услуги в корпорациях производят наемные работники, и в этой связи возникает проблема определения места данных работников в структуре корпорации. Кто они: только эксплуатируемые, получающие не всегда адекватную оплату своего труда, или же имеют какие-то права на участие в управлении корпорацией, в распределении заработанной ими прибыли и др.? К сожалению, корпоративное законодательство Российской Федерации не предусматривает включение наемных работников в управление корпорациями, а также их участие в распределении прибыли. Наемный работник превращен в придаток рабочей машины, что явно свидетельствует о негуманном характере корпоративного законодательства. Естественно, что такое положение отрицательно сказывается на социальном самочувствии наемных работников. В этом плане представляет интерес опыт других стран в решении указанной проблемы.

Корпоративное законодательство Западной Европы предусматривает обязательное участие в управлении корпорациями наемных работников в зависимости от их численности: для Бельгии — 100 наемных работников, для Франции — 50, для Германии — 5, для Нидерландов 35, для Испании — 50. Например, в Нидерландах суд может потребовать от работодателя отмены решения, вынесенного без надлежащей консультации с рабочим советом. Во Франции нарушение директором прав рабочих советов не делает ничтожным принятое решение, но может повлечь уголовную ответственность. В Германии защита прав рабочих советов возможна не только в случае несоблюдения директорами надлежащей процедуры при принятии решений, но также в случае возникновения спора по существу вопроса.

Для законодателей Западной Европы опыт Германии оказался настолько привлекательным, что был разработан проект пятой Директивы Европейского союза (ЕС), в которой предлагалось распространить немецкий опыт на все публичные европейские корпорации.

Возникает вопрос: почему именно в Германии проблема привлечения наемных работников к управлению корпорациями была решена наиболее успешно? По-видимому, этому способствовало последовательное (может быть, точнее — педантичное) осуществление на практике двух положений Основного закона ФРГ 1949 года: во-первых, Федеративная Республика Германия является социальным государством (ст. 20), а во-вторых, в стране установлен социальный характер собственности. Так, в ст. 14 Основного закона ФРГ  говорится: «Собственность обязывает. Пользование ею должно одновременно служить общему благу».

А. Жалинский и А. Рёрихт в связи с социальным характером ФРГ отмечают, что социальное государство связано с правом наемных работников участвовать в управлении предприятиями. Социальное государство, по мнению немецких исследователей, служит основой конструирования солидарных отношений в экономике. Например, Р. Штобер по этому поводу пишет: «Этической основой и главной составляющей социального государства является принцип солидарности. Этот принцип производный от идеи братства (один за всех и все за одного), возникший до появления права, направлен на реализацию социального выравнивания и перераспределения. Исходным в данном случае является тезис о том, что народное хозяйство — это нечто большее, чем просто сумма отдельных хозяйственных единиц… экономика должна служить общему благу, понимание которого государство может конкретизировать».

Естественно, можно возразить, что условия осуществления принципа социального государства в ФРГ существенно отличаются от российских условий. Однако в данном случае дело обстоит иначе. Основной закон ФРГ был принят в 1949 году, практически сразу после войны, и вряд ли есть необходимость характеризовать послевоенное состояние немецкой экономики. Однако уже в начале 50-х годов прошлого века сначала в угольной и сталелитейной (1951 год), а потом и в других отраслях промышленности (1952—1976 годы) в законодательстве устанавливается право работников избирать до половины членов наблюдательного совета во всех крупнейших немецких фирмах.

Кстати, когда Л. Эрхард — второй канцлер ФРГ, ученый и политик, проводил экономическую реформу, которая буквально перевернула социально-экономическую жизнь страны, он исходил из того, что ФРГ является социальным государством. Сущность социального рыночного хозяйства, по мнению Л. Эрхарда, заключается в том, что «при прежнем порядке существовал, с одной стороны, очень немногочисленный высший слой, который в смысле потребления мог позволить все, а с другой стороны — численно весьма обширный, но обладающий недостаточно высокой покупательной способностью нижний слой населения. Поэтому при реорганизации нашего хозяйственного порядка следовало создать предпосылки для преодоления такого противоречащего прогрессивному развитию социальной структуры положения, а вместе с тем и для преодоления, наконец, неприязни между богатыми и бедными». Как видим, посредством социального рыночного хозяйства Л. Эрхард в 50—60-х годах прошлого века решал вопрос внедрения в Западной Германии принципа солидарности интересов, в том числе в отношениях между участниками корпораций и наемными работниками.

Участие наемных работников в управлении корпорациями обусловлено также, как отмечалось выше, социальным характером собственности. Весьма показательна в этом плане идея Леона Дюги о социальной функции собственности: «Собственник, иначе обладатель богатства, должен в силу факта обладания этим богатством исполнять социальную функцию». Данная идея получила мировое признание, и в той или иной интерпретации о социальном характере собственности говорится в конституциях многих государств, в частности Федеративной Республики Германии, Италии, Испании, Китайской Народной Республики, Японии, Индии, Республики Корея, Республики Никарагуа и др.

Основываясь на социальном характере собственности, Леон Дюги сделал еще один важный вывод: предприятия имеют социальный характер, а предприниматель выполняет социальную функцию. При этом он неоднократно подчеркивал, что его интересует капитал, капиталистическая собственность, а не собственность на предметы потребления. Только обладатель капитала «может увеличить общее имущество, давая правильное употребление тому капиталу, которым он обладает. Значит, он является социально обязанным выполнять эту работу и будет социально защищен лишь в том случае, если он ее выполняет, и в той мере, в какой он ее выполняет».

Вместе с тем социальный характер собственности еще не позволяет в полной мере объяснить феномен участия в управлении корпорациями наемных работников, поскольку наемный работник, как представляется на первый взгляд, не имеет отношения к имуществу корпорации. Но это только на первый взгляд, а в действительности концепция социального характера собственности применительно к имуществу корпорации реализуется в форме коллективной собственности на имущество корпорации, которое формируется за счет прибавочного продукта (прибавочной стоимости), произведенного, как правило, наемными работниками. Обычно участники корпорации (например, акционеры) непосредственно не принимают участия в производстве товаров, работ, услуг, ограничиваясь управлением корпорацией и получением части прибыли (дивидендов).

Теория коллективной собственности была разработана для объяснения сущности юридического лица. Как отмечал С.Н. Братусь, источником теории коллективной собственности послужила теория Р. Иеринга. Однако свое законченное развитие данная теория получила у М. Планиоля, который, в частности, утверждал, что «под именем “юридического лица” надо понимать коллективные имущества, взятые врозь от других и состоящие в отличном от индивидуальной собственности обладании более или менее значительных групп людей… необходимо миф юридического лица заменить положительным понятием, которым может быть только коллективная собственность».

Учение М. Планиоля о коллективной собственности в настоящее время признано законодательством ряда стран. Так, согласно ст. 4 Положения Китайской Народной Республики о городских предприятиях коллективной собственности имущество городского предприятия находится в коллективной собственности трудящихся масс.

В России учение о коллективной собственности одними авторами критикуется, другими поддерживается.

Теория коллективной собственности, применяемая в ряде стран де-факто, является в данном случае тем недостающим звеном, которое позволяет удовлетворительно объяснить феномен участия наемных работников в управлении корпорациями. Таким образом, в контексте социального характера собственности, коллективной собственности на имущество корпораций ее участники (например, акционеры) обязаны допускать к управлению корпорациями наемных работников, а законодательство должно закрепить данное право за наемными работниками корпораций.

На фоне опыта западных стран необходимо проанализировать российское корпоративное законодательство на предмет допустимого участия наемных работников в управлении корпорациями. И следует сразу оговориться, что наемные работники не привлекаются к участию в управлении корпорациями (за исключением так называемых народных предприятий). Более того, не только наемные работники, но и миноритарные акционеры, по сути, практически находятся в бесправном положении. Решения принимают акционеры, обладающие контрольным пакетом акций в акционерном обществе или долей участия в обществе с ограниченной ответственностью, то есть налицо «капитализм держателей контрольных пакетов». Рассуждения о том, что указанный недостаток можно исправить посредством внедрения кумулятивного голосования, имеют скорее теоретическое, а не практическое значение.

Миноритарные акционеры фактически бесправны в вопросах получения дивидендов, поскольку выплата дивидендов является правом, а не обязанностью акционерных обществ. Повлиять же на общее собрание акционеров миноритарный акционер не в состоянии. Более того, общее собрание акционеров не вправе принять решение о выплате дивидендов, если совет директоров акционерного общества не рекомендовал обществу их выплачивать. Если миноритарные акционеры находятся в бесправном положении, то наемные работники вообще не могут участвовать ни в управлении корпорацией, ни в распределении прибыли. В этой связи американский экономист Л.О. Келсо отмечал, что единственный способ предупредить чувство враждебности к капитализму у «работников труда» — обеспечить им два источника дохода: не только от своего труда, но и от капитала. Причем по мере превращения последнего в главный фактор накопления богатства он должен становиться ключевым источником для большинства работников, то есть их доход должен возрастать преимущественно за счет получаемых дивидендов, а не заработной платы. В данном контексте демократическая модель рыночной экономики выступает в качестве условия реализации идеи социальной справедливости в системе экономических отношений, базирующихся на частной собственности. В связи с изложенным следует констатировать, что в России не состоялся переход к производственной (экономической) демократии.

Для исправления сложившейся ситуации в 1998 году был принят Федеральный закон «Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий)». В качестве принципиальных отличий народных предприятий от обычных акционерных обществ можно указать на то, что большинство вопросов, относящихся к компетенции общего собрания акционеров, решается по правилу «один акционер — один голос»; один акционер народного предприятия, являющийся его работником, не может владеть количеством акций, номинальная стоимость которых превышает 5 процентов уставного капитала; число работников, которые не являются акционерами народного предприятия за отчетный финансовый год, не должно превышать 10 процентов численности работников народного предприятия и т. д.

Казалось бы, можно только приветствовать появление такой организационно-правовой структуры, позволяющей соединить труд и капитал и обеспечить совершенно иную мотивацию к труду. Однако народные предприятия оказались объектами довольно жесткой критики рядом юристов. На что прежде всего обращалось внимание: данное юридическое лицо не предусмотрено Гражданским кодексом РФ; акционерное общество работников слишком сильно отличается от классического понятия акционерного общества; народное предприятие имеет некоторое сходство с производственным кооперативом и др. В результате в Концепции развития гражданского законодательства Российской Федерации появилось предложение об отказе от народных предприятий. Однако законодатель не воспринял данное предложение. В соответствии с п. 7 ст. 66 ГК РФ (вступившей в силу с 01.09.2014 г.) особенности правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий), а также права и обязанности участников данных организаций определяются специальным законом.

С позиции социальных и гуманитарных аспектов корпоративного права известное значение имеет опыт ряда стран, в том числе России, по коллективному осуществлению участниками хозяйственных обществ своих субъективных корпоративных прав (ст. 67.2 ГК РФ).

Специфика коллективного осуществления субъектами гражданского права своих прав заключается в том, что каждый участник коллектива обязан осуществлять свои права не только в своих интересах, по своему усмотрению и своей волей, но и в интересах других лиц, по общему усмотрению всех членов коллектива и по их общей воле. Таким образом, каждый член коллектива добровольно ограничивает свою личную свободу в осуществлении права в интересах других членов коллектива и тем самым коллектива в целом.

Согласно п. 1 ст. 21 ГК РФ под дееспособностью понимается способность гражданина своими действиями приобретать и осуществлять права, создавать для себя гражданские обязанности и исполнять их. Однако в условиях коллективного осуществления субъективных корпоративных прав и исполнения обязанностей участники корпоративного договора приобретают и осуществляют права, исполняют обязанности по их общей воле.  Поэтому есть все основания утверждать, что в случае с корпоративным договором имеет место предусмотренная законом возможность самоограничения субъектами своей дееспособности в интересах других членов коллектива и коллектива в целом (п. 3 ст. 22 ГК РФ).

Корпоративным договором формируется не только общность интересов всего коллектива, но и доверительный, солидаристский характер отношений в этом коллективе. В чем, например, принципиальная разница в характере отношений между акционерами, не объединенными корпоративным договором, и акционерами, заключившими данный договор? Казалось бы, некоторые элементы коллективизма должны иметь место среди участников акционерного общества — акционеров, однако отношения между ними — это отношения акционеров — капиталистов, а если позволить себе некоторую образность, то это отношения «одушевленных» пакетов акций. Естественно, что и голосование на общем собрании является голосованием пакетов акций, и говорить, что в этом случае возможны какие-либо товарищеские отношения, вряд ли уместно.

Другое дело — характер отношений в коллективе участников акционерного общества, объединенных корпоративным договором. Здесь уже на первый план выступает желание посредством договора создать товарищеские отношения с тем, чтобы между членами коллектива отношения складывались не как между акционерами — капиталистами, а как между товарищами. В этом случае члены коллектива с единых, консолидированных позиций будут выстраивать отношения с другими субъектами, а осуществляя свои субъективные права и исполняя обязанности, будут действовать как в своих интересах, так и в интересах каждого члена коллектива, то есть коллектива в целом, что позволит участникам договора достигнуть равновыгодного сотрудничества. Товарищеский характер отношений обусловливает голосование на собрании коллектива на началах полного равенства членов коллектива.

Посредством коллектива удается преодолеть индивидуальные эгоистические интересы и подчинить их интересам всего коллектива. Как отмечал В.Н. Кудрявцев, при принятии коллективного решения эмоций может быть не меньше, чем в случае решения индивидуального, но эти эмоции отражают волю коллектива в целом и обычно уравновешены объективными оценками ситуации, планами и моделями будущих результатов, а также нормами правового, технического и морального характера. В результате решения коллектива менее субъективны, более точны и дальновидны. Коллектив, как и любое другое групповое образование, по мнению видного российского социолога ХIХ века М.М. Ковалевского, представляет собой «замиренную среду», из которой удалены элементы борьбы: место борьбы занимает в них солидарность или сознание общности преследуемых целей и взаимной зависимости членов группы друг от друга. Подобная характеристика групповых взаимоотношений находит поддержку и в современной литературе. Так, Питер А. Корнинг пишет: «Для организованной, характеризующейся внутренней взаимозависимостью группы… защита других членов группы является чаще всего не вопросом альтруизма либо “обоюдного альтруизма” (взаимного самопожертвования), а вопросом успешной работы “в команде”, когда выигрывает и проигрывает вся группа в целом». О подвижках в сторону коллективизма в противовес долгое время господствовавшему индивидуализму говорят и другие авторы.

С коллективистских позиций в законодательстве решен вопрос о порядке принятия решения коллективом. Так, глава 9.1 ГК РФ устанавливает правила принятия решений участниками любых гражданско-правовых сообществ, кроме случаев, когда законом или в установленном им порядке предусмотрены иные правила. Нет никаких сомнений в том, чтобы отнести коллектив участников хозяйственных обществ, объединенных корпоративным договором, к гражданско-правовому сообществу. Однако характер отношений внутри таких гражданско-правовых сообществ различен. Нельзя уравнивать взаимоотношения, например, членов товарищества собственников жилья или собрания кредиторов при банкротстве с коллективом участников хозяйственных обществ, объединенных корпоративным договором. В последнем случае гораздо выше уровень коллективизма, следовательно, и доверия между участниками договора. Поэтому они, на наш взгляд, вправе установить в договоре более высокий порог голосования при принятии решения. Так, согласно п. 1 ст. 181.2 ГК РФ решение собрания считается принятым, если за него проголосовало большинство участников собрания и при этом в собрании участвовало не менее пятидесяти процентов от общего числа участников соответствующего гражданско-правового сообщества. Однако в корпоративном договоре может быть предусмотрен, например, единогласный вариант принятия решения при полной явке участников договора или их представителей. 

Утверждение коллективистских начал в осуществлении субъективных корпоративных прав посредством корпоративного договора имеет давнюю и в некоторой степени драматическую историю, поскольку судебная практика в ряде стран (США, Великобритания, Германия и др.) вначале  довольно часто признавала соответствующие соглашения недействительными, например, в связи с тем, что право голоса основано на праве собственности на акции, не может быть отделено от него и потому собственника акции недопустимо принуждать к голосованию определенным образом; голосуя самостоятельно, акционер преследует интересы общества, тогда как при голосовании в соответствии с акционерным соглашением результаты могут противоречить интересам компании; недействительность акционерного соглашения обусловлена тем, что оно не имеет основания сделки, поскольку отсутствует встречное удовлетворение и др.

В этой связи интересен и опыт России, где до законодательного признания акционерных соглашений последние заключались исходя из принципа свободы договора (ст. 421 ГК РФ). Однако судебная практика не признавала действительность данных соглашений при отклонении их от норм корпоративного законодательства.

Причин негативного отношения судов к корпоративным договорам может быть несколько, однако одной из них, видимо, послужило нежелание допустить существование каких-то отдельных коллективов внутри хозяйственных обществ. Участники хозяйственного общества участвуют в работе общего собрания индивидуально, они разрозненны. В то время как при голосовании с участием группы, объединенной корпоративным договором, — к голосованию отдельных индивидов, то есть участников хозяйственных обществ, не объединенных корпоративным договором, добавляется голосование консолидированной группой, что, безусловно, сказывается на результатах голосования.

На наш взгляд, внедрение корпоративных договоров в деятельность хозяйственных обществ, консолидация их участников в отдельные коллективы свидетельствует об усилении коллективистских начал в управлении обществами, что обеспечит большую защищенность участникам хозяйственных обществ, а в итоге подтверждает наличие тенденций социализации и гуманизации корпоративного права.

В заключение можно сделать вывод, что действующее корпоративное законодательство Российской Федерации пока еще недостаточно учитывает социальные и гуманитарные аспекты и потому нуждается в дальнейшей социализации и гуманизации. Последовательное развитие корпоративного законодательства в данном направлении позволит решить задачу улучшения социального самочувствия как участников корпораций, так и наемных работников. Будет получен положительный эффект и для общества в целом, поскольку оно станет более консолидированным и сплоченным. 

Список литературы

1. Алексеев С.С. Право собственности: проблемы теории. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2007.

2. Братусь С.Н. Юридические лица в советском гражданском праве: понятие, виды, государственные юридические лица. М., 1947.

3. Гамбаров Ю.С. Гражданское право: общая часть. М., 2003.

4. Гражданское законодательство КНР: пер. с кит. М., 1997.

5. Долинская В.В. Понятие корпоративных конфликтов // Законы России: опыт, анализ, практика. 2010. № 6.

6. Драгнева Рилка О., Саймонс Вильям Б. Пересмотр корпоративного управления: можно ли с помощью концепции сторон, заинтересованных в деятельности компании, избежать «дикого» капитализма в Восточной Европе? // Цивилистические записки: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 2. М., 2002.

7. Дюги Леон. Общие преобразования гражданского права. М., 1919.

8. Жалинский А., Рёрихт А. Введение в немецкое право. М., 2001.

9. Конституции зарубежных государств: учеб. пособ. 4-е изд., перераб. и доп. М., 2003.

10. Кошкин В.И., Мысляева И.Н. Экономический кризис и новая модель рыночной экономики России // Время эффективных собственников: сб. ст. изд. 2-е, доп. М.: РСНП, 2010.

11. Крапивенский С.Э. Социальная философия: учеб. 4-е изд., испр. М., 2003.

12. Кудрявцев В.Н. Право и поведение. М., 1978.

13. Медведев Д.А. К вопросу о природе права государственного предприятия на имущество // Право собственности в условиях совершенствования социализма. М., 1989.

14. Медушевский А.Н. История русской социологии. М., 1993.

15. Питер А. Корнинг. Справедливые доли: по ту сторону капитализма и социализма: биологические основания социальной справедливости // В кн.: Грани познания: наука, философия, культура в 21 веке: в 2 кн. / отв. ред. Н.К. Удумян. Кн. 1. М., 2007.

16. Степанов Д.И. И это только начало: рецензия на статью Генри Хансмана и Рейнера Кракмана «Конец истории корпоративного права» // Цивилистические записки: межвуз. сб. науч. тр. Вып. 4. М., 2005.

17. Шиткина И.С. Соглашения акционеров (договоры об осуществлении прав участников) как источник регламентации корпоративных отношений // Хозяйство и право. 2011. № 2.

18. Штобер Р. Хозяйственно-административное право: основы и проблемы: мировая экономика и внутренний рынок: пер. с нем. М., 2008.

19. Эрхард Л. Благосостояние для всех. М., 1999.