Специализированные нормы современного российского права: юридическая природа, классификация и место в системе правовых норм

УДК 340.11

Страницы в журнале: 4-9

В.В. Кожевников,

доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского Россия, Омск kta6973@rambler.ru

М.В. Мартыненко,

специалист Центра профессиональной подготовки полиции УМВД России по Омской области Россия, Омск MMV79.79@mail.ru

Рассматривается юридическая природа специализированных норм современного российского права, их классификация, место в системе правовых норм. Авторы исходят из того, что специализированные нормы имеют статус юридических норм и предлагают свою классификацию этих норм.

Ключевые слова: норма права, классификация, специализированная норма, дефиниция, принципы.

В  данной научной статье мы остановимся на следующих вопросах: каково представление о юридическом содержании специализированных норм права, какие выделяют виды специализированных норм права, какое место специализированные нормы права занимают в системе правовых норм.

Отвечая на первый вопрос, сразу отметим, что специализированные нормы права в целом не получили должной научной проработки. Как правило, авторы ограничиваются их определениями, предлагают те или иные классификации. Более того, обращает на себя внимание то обстоятельство, что зачастую вообще не упоминаются специализированные нормы права. Так, С.А. Комаров, анализируя лишь нормы-принципы, полагает, что последние «не содержат явно выраженных элементов норм права, они являются результатом нормативных обобщений, выражают социальное содержание всех норм права данной группы» [14, с. 181]. Игнорирует специализированные нормы права и ряд других ученых [7, 13, 28, 29, 31].

По-видимому, такое негативное отношение к специализированным нормам права во многом определяется позицией советского ученого В.М. Горшенева, который определял их как некие нетипичные предписания, входящие в содержание права в качестве специфических установлений определенного уровня, которые должны отграничиваться от норм права. Автор считал, что «уяснение их природы, содержания, а также регулятивного назначения… следует проводить при соблюдении их понятийной автономии в категориальном строе теории социалистического права» [10, с. 113]. С позиции В.М. Горшенева исходным научным положением при этом должен быть вывод о том, что норма права является композицией классического нормативного обобщения, аккумулирующей в себе все типичные черты нормативного указателя в виде четкого правила поведения. Нормативные предписания «нетипичны», потому что несут в себе незавершенные черты модели, хотя и выступают в качестве нормативных установлений государства [10, с. 113—114].

На наш взгляд, некоторую непоследовательность в признании или, напротив, непризнании специализированных норм права проявляет М.Н. Марченко, который в одних работах, обращаясь к специализированным нормам права, соответствующим образом их классифицирует [22, с. 586—587; 23, с. 626], а в других — категорически отрицает. В последнем случае автором утверждается, что «иногда от норм-правил поведения (норм непосредственного регулирования человеческого поведения) отличают исходные правовые нормы (нормы-начала), имеющие наиболее общий характер, наиболее высокую форму абстрагирования» [27, с. 159—160]. Ученый полагает, что «для такого деления нет объективных оснований, если исходить из того, что сущность права состоит в регулировании поведения людей и их отношений. Так называемые нормы-принципы, дефинитивные и иные нормы представляют собой нормативные предписания высокого уровня обобщения, вынесенные за скобки норм-правил поведения, но обретающие действенность и юридическую силу лишь в составе каждой из них» [21, с. 735].

Положительное отношение к специализированным нормам права проявляет другая группа авторов. В частности, мы говорим о позиции одного из известных ученых-теоретиков С.С. Алексеева, который, имея в виду специализированные нормы права, писал, что они «…в отличие от регулятивных и охранительных, носят дополнительный характер… не являются самостоятельной нормативной основой для возникновения правоотношений», а «при регламентировании общественных отношений… как бы присоединяются к регулятивным и правоохранительным, образуя в сочетании с ними единый регулятор [1, с. 318—319; 2, с. 236].

В.Н. Протасов и Н.В. Протасова убеждены в том, что «специализированные нормы — это нормы, которые не имеют предоставительно-обязывающего характера и участвуют в правовом регулировании через системные связи с другими нормами права» [30, с. 308].

Несколько иной позиции по вопросу о месте специализированных норм в системе норм права, свое мнение о которой мы выскажем позднее, придерживаются В.Я. Любашиц, А.Ю. Мордовцев и А.Ю. Мамычев, полагающие, что учредительные (исходные) нормы (так ими названы специализированные нормы права. — Авт.) «занимают особое, ведущее место в государственно-правовом механизме регулирования общественных отношений и, соответственно, имеют высшую юридическую силу по сравнению с другими видами норм права» [18, с. 466; 6, с. 158].

М.И. Байтин, придерживаясь подобной позиции, считал, что специализированные нормы выполняют особую роль в механизме регулирования общественных отношений, а основное их назначение состоит в том, что именно они определяют основы правового регулирования общественных отношений, его цели, задачи, принципы, пределы, направления, закрепляют правовые категории и понятия [3, с. 156—176].

На наш взгляд, следует согласиться с мнением, что неправильно сводить исходные нормы, именуя их «нестандартными предписаниями», к нормам, имеющим дополнительный характер, ибо они «занимают высшую ступень в иерархии общеобязательных правовых предписаний» [5, с. 241]. В частности, речь идет о позиции Ф.Н. Фаткуллина. Соглашаясь с В.М. Горшеневым в том, что «в действительности не все нормативные предписания государства представляют собой классическую модель нормы права и поэтому нет достаточных оснований отождествлять многие из них с нормой права» и существует «немало “нетипичных” нормативных предписаний нестандартного характера, в которых отсутствуют те или иные свойства, признаки, моменты, объективно присущие классической модели права» [10, с. 113, 115], и одновременно сомневаясь в той части, где эти нетипичные предписания общего характера оцениваются как существующие независимо от правовых норм, входящих в содержание права наряду с ними, «играющие по отношению к норме права и содержанию всего права субсидиарный характер и выполняющие роль обстоятельств, дополняющих всю композицию права» [10, с. 115], он полагает, что было бы правильно относиться к подобным «нестандартным предписаниям» как к «строительному» материалу, из которого создаются нормы права [32, с. 180].

Ю.В. Кудрявцев убежден в том, что дефиниции и им подобные положения нельзя считать самостоятельными нормами права, хотя они и играют существенную, подчас решающую роль в регулировании человеческого поведения, хотя и не воздействуют на него непосредственно. Автор считает, что право представляет собой систему норм, устанавливающих взаимные права и обязанности субъектов. Дефиниции же можно рассматривать как своего рода «вспомогательную информацию», ибо они уточняют, раскрывают положения, являющиеся составными частями элементов нормы. С позиции ученого, по своему «адресату» дефиниции всегда могут быть прикреплены к той или иной норме, хотя «обслуживают» много норм в силу общности понятий в разных институтах, отраслях права.

Наконец, привлекает внимание высказывание Ю.В. Кудрявцева о том, что дефиниции, уточняющие то или иное нормативное положение, — это, так сказать, декомпозированная норма, т.е. разложенная на составные смысловые части [16, с. 70—71].

Развивая данные положения, И.В. Москаленко также возражает против отождествления правовых дефиниций с нормами права, ибо это не согласуется с этимологией данных терминов. Тем не менее им отмечается наличие тесной связи правовых дефиниций с нормами права. Более того, по мнению автора, существуют случаи использования дефиниций в качестве одного из элементов норм гражданского законодательства. В форме дефиниций часто формулируются юридические факты, составляющие гипотезу соответствующих гражданско-правовых норм. И.В. Москаленко утверждает и то, что, будучи закрепленными в гипотезе правовых норм, правовые дефиниции выступают по отношению к ним первичным элементом механизма гражданско-правового регулирования, поскольку лишь при наступлении жизненных обстоятельств, закрепленных в определении понятия, составляющего содержание гипотезы правовой нормы, предусмотренные этой нормой правовые последствия трансформируются в субъективные права и обязанности конкретных субъектов гражданских правоотношений [25, с. 56—60]. Другими словами, речь идет о том, что в данном случае такие специализированные нормы, как правовые дефиниции, проявляют себя в качестве особого правового явления, выступающего юридическим выражением различных элементов механизма правового регулирования, не являясь при этом разновидностью юридических норм.

Не причисляет правовые дефиниции к уголовно-правовым нормам и М.Б. Кострова, полагающая более верным признать их одним из видов нормативно-правовых предписаний [15, с. 82].

Промежуточную, на наш взгляд, позицию по рассматриваемой проблеме занимают представители юридико-доктринальной трактовки права, считающие правовую дефиницию не самостоятельным элементом правового регулирования, а модификацией одного из специфических проявлений правовых норм [26, с. 427; 32, с. 172], а также авторы, признающие ее в качестве «составной части нормы права, существующей в виде нормативно-правового предписания, представляющей собой способ текстуального выражения частей норм права (гипотез, диспозиций)» [20, с. 65].

Нельзя не отметить и весьма спорную точку зрения М.Л. Давыдовой, которая, с одной стороны, полагает, что все формальные признаки правовой нормы (связь с государством, формальная определенность, общий характер, предоставительно-обязывающий характер и др.) являются признаками всех типов нормативно-правовых предписаний, причем первичным носителем этих признаков следует считать предписание [11, с. 62—67], а с другой — представляет систему нормативно-правовых предписаний следующим образом: 1) нормативно-вспомогательная часть, включающая нормативно-правовые декларации, нормативно-правовые дефиниции, нормативно-правовые принципы; 2) основная часть, состоящая из нормативно-правовых предписаний, выражающих правовые нормы [12, с. 66].

Полагаем, что все-таки более обоснованной следует признать точку зрения ученых, не сомневающихся в самостоятельном характере специализированных норм. Так, М.И. Байтин, не отрицая деления норм права на правила поведения и исходные (отправные, учредительные) нормы, писал о том, что первые — это непосредственно регулятивные нормы, нормы прямого регулирования, которые при наличии соответствующих условий устанавливают вид и меру охраняемых и гарантируемых государством возможного и должного поведения участников общественных отношений, их взаимные субъективные права и юридические обязанности; вторые же представляют собой нормы опосредованного регулирования (А.В. Мицкевич отмечает, что «основное отличие норм-правил поведения от исходных норм состоит в том, что нормы-правила поведения непосредственно направлены на регулирование общественных отношений, поведение людей, а воздействие исходных норм на общественные отношения носит опосредованный характер» [24, с. 371]), которые устанавливают общие начала, исходные положения и направления правового регулирования, действуя в системной связи и единстве с нормами-правилами поведения, детализируются и реализуются через них [4, с. 359].

М.И. Байтин в категорической форме не соглашался с мнением авторов, считающих, что следует различать понятие нормы права, имея в виду только нормы-правила поведения, и более объемное по сравнению с ним понятие общего правового предписания, охватывающего, наряду с нормами права, также юридически закрепленные так называемые нестандартные предписания: принципы, дефиниции, декларации, ибо в действительности норма права и есть общее правовое предписание. Ученый пришел к выводу о том, что «…правовое регулирование немыслимо без органического сочетания и взаимодополнения в системе права, во всех отраслях отправных (исходных, учредительных) норм и норм-правил поведения» [4, с. 359].

Сторонником признания правовой дефиниции как одной из разновидностей правовых норм является Г.В. Мальцев, полагающий, что она не содержит никакого веления, ничего не требует, а лишь сообщает нам нечто главное о предмете. Как полагает ученый, дефиниция, включаемая в законодательный акт, становится институционализированной, облеченной в юридическую форму, общую для норм-правил поведения, норм-принципов, норм-деклараций, норм-целей [19, с. 712]. Иными словами, имеется в виду, что дефиниция, будучи дескриптивным высказыванием, может трансформироваться в предписывающую правовую норму. Суть требования (элемент императивности) заложена не в самой дефиниции, а в необходимости учитывать ее, считаться с ней при совершении юридических действий. Рассуждениям о несовместимости норм и дефиниций на том основании, что якобы первые выражают должное, а вторые — сущее, с точки зрения автора, нельзя придавать большого значения, так как, во-первых, между должным и сущим нет непереходимых граней, во-вторых, онтологический статус юридических норм, будучи двойственным, располагается как в сфере должного, так и в сфере сущего [19, с. 712]. Однако стоит согласиться с тем, что дефиниция не содержит субъективных прав и юридических обязанностей субъекта правоотношения (противники признания юридических дефиниций нормами права указывают на то, что они не порождают прав и обязанностей участников правоотношений [25, с. 56—60], а В.Д. Филимонов убежден в том, «норм права, не содержащих правил поведения, не существует» [34, с. 11]), но тем не менее контролирует ряд обстоятельств (юридических фактов), которые делают возможным само правоотношение, так же как права и обязанности, реализуемые в нем согласно норме-правилу поведения. Правовые понятия также могут направ-ляющим образом влиять на ход правоотношения. Более того, юридические дефиниции некоторых предметов или процессов содержат минимальный состав юридических фактов, необходимых для возникновения, изменения или прекращения правовых отношений, связанных с данным предметом. В этом, подчеркивает Г.В. Мальцев, и выражается регулятивный эффект норм-дефиниций [19, с. 713]. И, пожалуй, самое главное в анализируемой позиции: «то, что делает юридическую дефиницию нормой, не зависит от ее простоты или сложности, от каких-либо формальных качеств вообще; это способность быть регулятором, наличие у них регулятивной функции» [19, с. 717].

Отвечая на вопрос о том, какие же специализированные нормы права имеются в виду, следует сразу отметить, что из их системы нами исключаются поощрительные нормы [8, с. 202], которые стимулируют как обычное (необходимое, желательное), так и правоактивное поведение; учредительные [9, с. 152] и общие (закрепительные) нормы [30, с. 308], нормы-расчеты [30, с. 626], правовые презумпции и фикции [10, с. 116—117; 17, с. 6], преюдиции и правовые аксиомы [35, с. 338].

На наш взгляд, в качестве специализированных норм права следует рассматривать:

1) декларативные — предписания, определяющие цели, задачи отдельных отраслей права, правовых институтов, предмет, формы и средства правового регулирования;

 2) нормы-принципы — законодательные предписания, выражающие и закрепляющие принципы права;

3) дефинитивные нормы, закрепляющие в обобщенном виде признаки той или иной правовой категории;

 4) коллизионные нормы, призванные устранять возникающие противоречия между правовыми предписаниями;

5) оперативные нормы, которые регулируют отмену норм права, распространяют их действие на новые сферы, продлевают их действие.

При этом, впрочем это уже ответ на третий вопрос, если первые три группы специализированных норм права необходимо определить как основополагающие, занимающие в иерархической системе норм права высшую ступень, то последние две носят дополнительный характер. 

Список литературы

1. Алексеев С.С. Общая теория права: учеб. — М., 2008. — С. 318—319.

2. Алексеев С.С. Проблемы теории права в 2-х томах. Т. 1. — Свердловск, 1972. С. 236.

3. Бабаев В.К., Байтин М.И. Классификация советских правовых норм // Нормы права. Проблемы теории. С.156—176.

4. Байтин М.И. Нормы права // Теория государства и права: курс лекций / под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. — М., 2007. С. 359.

5. Байтин М.И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков): монография. — М., 2005. С. 241.

6. Бошно С.В. Теория государства и права: учеб. — М., 2007. С. 158.

7. Венгеров А.Б. Теория государства и права: учеб. — М., 2007.

8. Власов В.И., Власова Г.В. Теория государства и права: учеб. пособие. — Ростов н/Д, 2011. С. 202.

9. Гойман-Калинский И.В., Иванец Г.И., Червонюк В.И. Элементарные начала общей теории права: учеб. пособие. — М., 2003. С. 152.

10. Горшенев В.М. Нетипичные нормативные предписания в праве // Советское государство и право. — М.: Наука, 1978, № 3.  С. 113—118.

11. Давыдова М.Л. Норма права и нормативно-правовое предписание: общие и отличительные признаки // Вестник ВолГУ. 2000. № 3. С. 62—67.

12. Давыдова М.Л. Нормативно-правовое предписание: природа, типология, юридическое оформление. — СПб., 2009. С. 66.

13. Керимов Д.А., Шумков Д.В. Основы учения о праве и государстве : учеб. —  М., 2008.

14. Комаров С.А. Общая теория государства и права : курс лекций. —  М., 1997. С. 181.

15. Кострова М.Б. Дефинирование понятий и терминов, используемых в УК РФ // Журнал российского права. 2003. № 12. С. 80—88.

16. Кудрявцев Ю.В. Норма права как социальная инфрмация. —  М., 1983. С. 70—71.

17. Кузнецова О.А. Специализированные нормы гражданского права: теоретические проблемы: автореф. дис… д-ра юрид. наук. —  Екатеринбург, 2007. С. 6.

18. Любашиц В.Я., Мордовцев А.Ю., Мамычев А.Ю. Теория государства и права: учеб. — Ростов н/Д, 2010. С. 466.

19. Мальцев Г.В. Социальные основания права. — М., 2007. С. 712.

20. Мамедов Э.В. Правовые дефиниции и юридические нормы как элементы механизма правового регулирования // Евразийский юридический журнал. 2012. № 8. С. 65.

21. Марченко М.Н. Нормы права // Теория государства и права: учеб. / под ред. М.Н. Марченко. — М., 2009. С. 735.

22. Марченко М.Н. Проблемы общей теории государства и права: учеб. в 2-х томах. Т. 2: Право. — М., 2008. С. 586—587.

23. Марченко М.Н. Проблемы теории государства и права : учеб. — М., 2007. С. 626.

24. Мицкевич А.В. Нормы права в свете современных предписаний // Актуальные проблемы теории государства и права: учеб. пособие / отв.ред. Р.В. Шагиева. — М., 2011. С. 371.

25. Москаленко И.В. Юридическая природа и соотношение гражданско-правовых дефиниций и норм // Современное право. 2005. № 5. С. 56—60.

26. Нерсесянц В.С. Общая теория права и государства: учеб. — М., 1999. С. 427.

27. Нормы советского права. Проблемы теории. — Саратов, 1987. С. 159—160.

28. Проблемы общей теории права и государства: учеб. / под ред. В.С. Нерсесянца. — М., 1999.

29. Проблемы теории государства и права: учеб. / под ред. М.Н. Марченко. — М., 1999.

30. Протасов В.Н., Протасова Н.В. Лекции по общей теории права теории государства. — М., 2010. С. 308.

31. Теория государства и права: учеб. / под ред. Г.Н. Манова. — М., 1995.

32. Ушаков А.А. Очерки советской законодательной стилистики. — Пермь, 1967. С. 172.

33. Фаткуллин Ф.Н. Проблемы общей теории социалистической правовой надстройки. — Казань. 1980. Т. 1. С. 180.

34. Филимонов В.Д. Норма права и ее функции // Государство и право. 2007. № 9. С. 11.

35. Червонюк В.И. Теория государства и права: учеб. — М., 2006. С. 338.