Специфика доказывания при особом порядке судебного разбирательства

УДК 347.94 

Страницы в журнале: 124-128

А.В. БУЛЫГИН,

аспирант кафедры уголовного процесса Уральской государственной юридической академии

Рассматриваются специфические вопросы доказывания при особом порядке судебного разбирательства в уголовном процессе России, сформулирован тезис о дифференцированном характере доказательственной деятельности суда, исследуются философские основания познания в уголовном процессе.

Ключевые слова: доказывание, познание в уголовном процессе, особый порядок судебного разбирательства.

Specificity og averment at the special order of proceeding

Bulygin A.

In this article is devoted features averment at a special order of proceeding in criminal trial of Russia, in article the thesis about the differentiated character of evidentiary activity of court is formulated, the philosophical bases of knowledge of criminal trial are investigated.

Keywords: averment, knowledge of criminal trial, a special order of proceeding.

Исследование вопросов, относящихся к институтам доказательств и доказывания, традиционно ограничивалось в современной научной литературе рамками предварительного расследования и судебного разбирательства, проводимого в общем порядке. При этом применительно к особому порядку судебного разбирательства данные вопросы рассматривались весьма поверхностно, что в определенной степени обусловливается отсутствием соответствующей методологической базы.

В рамках особого порядка судебного разбирательства определяющим является вопрос о форме доказательственной деятельности суда. На  первый взгляд необходимость доказывания нивелируется такими формулировками главы 40 УПК РФ, как «постановление приговора без проведения судебного разбирательства», «судья не проводит в общем порядке исследование и оценку доказательств, собранных по уголовному делу», «анализ доказательств и их оценка судьей в приговоре не отражаются». Именно ссылаясь на указанные нормы, ряд авторов утверждают о существовании специфических логико-гносеологических оснований для вынесения законного и справедливого приговора. Так, Д.Е. Любишкин полагает, что в особом порядке принятия судебного решения исследование доказательств, содержащихся в деле, судом не проводится, и хотя судебное следствие в особом порядке присутствует, но только для подтверждения согласия с данным видом производства, наличия иных оснований и условий установления добровольности ходатайства подсудимого, а также согласия потерпевшего[1]. С учетом того что исчерпывающее исследование доказательств в процессе судебного заседания в рамках особого порядка судебного разбирательства не производится, следует признать, что решение суда по делам данной категории основано на соглашении, т. е. конвенциональной истине, делает вывод С.В. Корнакова[2]. Однако автор не раскрывает сущность данной категории, что не позволяет определить ее гносеологическую составляющую.

Системное толкование положений УПК РФ не позволяет нам согласиться с мнениями, которые указывают на абсолютное отсутствие доказательственной деятельности суда и иных участников процесса в особом порядке разбирательства и, в свою очередь, побуждает сформулировать тезис о дифференцированном характере доказательственной деятельности суда при особом порядке судебного разбирательства. Эта деятельность выражается в нескольких режимах доказывания, каждый из которых представляет собой совокупность подлежащих установлению обстоятельств и соответствующих им процессуальных средств и способов уголовно-процессуального познания. Один из специальных режимов имманентно отражает особенности рассматриваемого порядка судебного разбирательства. Однако если особенность порядка судебного разбирательства, предусмотренного главой 40 УПК РФ, достаточно очевидна и выражается в упрощении процедуры осуществления отдельных судебных действий, то специфика соответствующего данному порядку режима уголовно-процессуального познания, ориентированного на основной круг обстоятельств, подлежащих доказыванию по уголовному делу (событие преступления, виновность лица в совершении преступления, характер и размер вреда, причиненного преступлением, и др.), остается неисследованной, что, в частности, подтверждается В.С. Балакшиным[3].

Своеобразную лазейку для решения рассматриваемой проблемы предоставляет УПК РФ, в соответствии с положениями которого решение о постановлении приговора при особом порядке судебного разбирательства судья выносит только в том случае, если «придет к выводу, что обвинение, с которым согласился подсудимый, обоснованно, подтверждается доказательствами, собранными по уголовному делу» (ч. 7 ст. 316 УПК РФ), а также с учетом того, что цель деятельности суда, как отмечает С.В. Корнакова, заключается в принятии справедливого решения на основании представленных и исследованных в суде доказательств[4], и никакие исключения не предполагаются. С таких позиций представляется правильным сделать вывод о существовании специфической формы исследования доказательств при особом порядке судебного разбирательства, что выражается в самостоятельном исследовании судом доказательств с исключением принципа непосредственности их исследования. Подобная практика рекомендована в работе Ю.Я. Макарова, где указывается, что судья основывает свой приговор исключительно на тех доказательствах, которые есть в материалах уголовного дела. При этом он должен проверить допустимость и достоверность доказательств, а также определить, достаточно ли их для признания вины подсудимого[5].

Тем не менее признание возможности указанной формы уголовно-процессуального познания оставляет все же открытым вопрос о способе компенсации ограниченного в данном случае принципа непосредственности исследования доказательств, лежащего в основе уголовно-процессуального познания. Решение данной проблемы видится в поиске новых методологических основ судебного познания с использованием актуальных достижений специальных научных дисциплин, прежде всего психологии, медицины, философии, которые занимаются изучением процесса мышления в различных профессиональных аспектах и для которых восприятие как элемент структуры познания является одним из основных объектов исследования.

Восприятие со времен Декарта, основоположника механицизма, и вплоть до середины ХХ века считалось простым отражением реальности, дающим истинную картину мира. Восприятие реальности понималось как простое механическое соединение отдельных ощущений, формирующих образы объектов. Ощущение рассматривалось как первичный источник знаний о мире. Вместе с тем постепенно накапливались факты, указывающие на неадекватность механистической парадигмы, и в 1960-х годах она сменилась разработанным Н. Винером кибернетическим подходом, в рамках которого лежащее в основе механистического подхода представление о живом организме как о системе функциональных блоков было дополнено отношением обратной связи. Хотя кибернетический подход к восприятию, несомненно, достиг определенных успехов, его механистическое основание не позволяло дать адекватное описание процесса восприятия.

В настоящее время разрабатывается новая парадигма — философия активности. Один из представителей этого философского направления А.Ю. Сторожук считает, что восприятие активно, оно включает в себя движения наблюдателя, эмоциональную оценку, создание мотивации, смысловую интерпретацию увиденного и т. п.[6] Разрабатываемая сегодня теория активности становится интернациональной и мультидисциплинарной, что принципиально для современного понимания уголовно-процессуального доказывания.

Восприятие — источник ментальных образов, составляющих содержание сознания. Поскольку восприятие рассматривается как непрерывный процесс взаимодействия с внешней реальностью, в которую рациональная способность включена как организующая и моделирующая символическую реальность на основе чувственных данных, то и сознание определяется как процесс обработки информации, а не как неизменная метафизическая сущность. Под знанием А.Ю. Сторожук понимает адекватно подтвержденное ожидание. Такое толкование вводится, чтобы достичь согласованности с определением понятия «восприятие». Требование адекватности означает, что эмпирическая проверка ожиданий прошла успешно и перцептуальная гипотеза оказалась верной[7]. При этом приверженцы философии активности подвергают серьезной критике классическое определение знания как обоснованной истинной веры, принятой в рамках стандартной аналитической процедуры, предполагающей, что понятие «знание» гораздо сложнее понятий «вера», «обоснование» и «истина», являясь их конъюнкцией. Невозможность классического использования определения знания обусловлена неопределенностью некоторых иных понятий. Так, понятие «вера» является субъективным состоянием сознания, которое нельзя использовать, принимая во внимание двигательную активность воспринимающего. Невозможно оперировать также и понятием «истина», поскольку процедура соответствия, полагаемая прозрачной в классической эпистемологии и используемая в корреспондентской теории истины, в теории активного восприятия не определена однозначно.

К числу основных тезисов философии активности, имеющих определяющее значение для решения рассматриваемой нами задачи, относятся следующие.

Чистый опыт невозможен, восприятие рационально нагружено с самого начала, уже первые этапы процесса распознавания включают эмоциональную оценку, происходящую еще до когнитивного узнавания, формирование мотивации и рефлекторную двигательную реакцию. Когнитивное узнавание существенно зависит от мотивации, ожиданий и прошлого опыта субъекта. Объективность может пониматься в онтологическом смысле как внеположенность и в эпистемологическом — как достоверность познания, при этом понятие достоверности восприятия должно быть ограничено контекстуальными рамками.

Как правило, точности восприятия хватает для решения практических задач, но эпистемологическую объективность нельзя понимать в абсолютном смысле. Благодаря включению в понятие восприятия мотивации, процесс получения опыта становится целенаправленным и не может рассматриваться как простое накопление фактов[8].

Ранее в рамках юридической психологии были сформулированы не менее принципиальные для уголовного процесса выводы. Так, вполне обоснованно отмечено, что для познания весьма важно внимание, точнее, собранность или сосредоточенность внимания[9]. К свойствам и закономерностям восприятия отнесены в юридической психологии также предметность, целостность, структурность[10]. Наиболее сложным элементом познания, в том числе и процессуального, является именно человеческое мышление. Мышление человека можно определить как движение мыслей, внутренний процесс осознания[11]. И этот процесс соединяет в себе эмпирические и рациональные начала. В качестве источника познания В.Д. Спасович обозначал разум, полагая, что «огромное большинство наших познаний проистекает из этого источника»[12].

Представляется, что изложенные посылки содержат в себе определенный методологический потенциал для обоснования специфики доказывания при особом порядке судебного разбирательства. Используя философскую терминологию, считаем возможным допустить, что адекватно подтвержденные ожидания субъектов доказывания в рамках общего порядка судебного разбирательства облекаются в форму внутреннего убеждения и формируются в процессе непосредственного восприятия собранных по делу доказательств, что абсолютно достаточно для принятия решения по делу и с точки зрения УПК РФ.

Н.В. Редькин, предлагая свое решение изложенной проблемы, утверждает, что накопление знаний судьи об обстоятельствах произошедшего преступления посредством исследования доказательств заменяется при особом порядке судебного разбирательства качественно новыми презумпциями, ранее неизвестными отечественному уголовному процессу, а именно: предположением о добросовестном выполнении собственных процессуальных функций государственным обвинителем и защитником; предположением о законности собранных в уголовном деле доказательств; презумпцией истинности предъявляемого обвинения; презумпцией законности, обоснованности и справедливости приговора, постановленного в рамках положений главы 40 УПК РФ[13].

Представляются поспешными выводы Н.В. Редькина о полной замене доказательственной деятельности суда презумпциями. При особом порядке судебного разбирательства упрощается процедура по оценке доказательств, но не мыслительная деятельность судьи. Более того, решение суда не может быть основано на предположениях, оно обязано исключать всякие сомнения. Акцент в таком порядке судебного разбирательства с эмпирической составляющей познания перемещается на когнитивные структуры сознания судьи, и мотивация последнего должна быть обусловлена не стремлением разрешить уголовно-правовой конфликт путем исследования доказательств, представленных сторонами, а намерением исключить посредством проверки обоснованности обвинения возможный самооговор, привлечение к ответственности невиновного.

Однако, как уже отмечалось выше, при назначении особого порядка судебного разбирательства судья, вынося решение по делу, не проверяет виновность лица и наличие события преступления, он только выясняет, обоснованно ли обвинение, с которым обвиняемый согласился. Вместе с тем выполнить предписания ст. 297 и ч. 7 ст. 316 УПК РФ судья может лишь после достаточно подробного изучения материалов дела на предмет обоснованности обвинения и подтверждения его доказательствами, но в допустимой для данной судебной процедуры форме. Для вынесения любого решения суд должен разобраться в деле, исследовать все обстоятельства, дать им оценку, в том числе и при производстве в порядке, определенном статьями 314—317 УПК РФ.

Поскольку активность восприятия включает сбор релевантной информации, отвечающей ожиданиям наблюдателя, постольку это ведет к бессознательному игнорированию контрпримеров. В силу данной особенности исследователи склонны искать именно подтверждения своей гипотезы. Несоответствие должно просто-таки бросаться в глаза, чтобы быть замечено[14]. Такая специфика восприятия имманентна для особого порядка судебного разбирательства. Судья, учитывая факт заявления подсудимым ходатайства о рассмотрении уголовного дела в особом порядке, не имеет в настоящий момент мотивации для поиска противоречий в материалах уголовного дела или изучения эмоционально-психологического состояния подсудимого, ожидая подтверждения подсудимым своей позиции и в ходе судебного разбирательства. Такая ситуация, на наш взгляд, крайне опасна, так как предоставляет широкие возможности для нарушения прав граждан, подвергнутых уголовному преследованию. Выход видится в формировании у судейского корпуса новых методов доказательственной деятельности при особом порядке судебного разбирательства. Прежде всего это касается использования специальных технологий изучения материалов уголовного дела, позволяющих устанавливать имеющиеся противоречия, нестыковки в материалах дела, специфику поведения подсудимого, а этап судебного разбирательства использовать для разрешения возникших у суда вопросов, в том числе с возможностью непосредственного исследования отдельных доказательств.

Библиография

1 См.: Любишкин Д.Е. Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением: Автореф. … канд. юрид. наук. — Владимир, 2006. С. 20.

2 См.: Корнакова С.В. Уголовно-процессуальное доказывание: гносеологические и логические проблемы. — М., 2010. C. 35—36.

3 См.: Балакшин В.С. Доказательства в теории и практике уголовно-процессуального доказывания. — Екатеринбург, 2004. С. 41.

4 См.: Корнакова С.В. Указ. соч. С. 47—49.

5 См.: Макаров Ю.Я. Особый порядок рассмотрения уголовных дел: Практ. пособие. — М., 2010. С. 16.

6 См.: Сторожук А.Ю. Основания эмпиризма и активность восприятия. — Новосибирск, 2010. С. 3.

7 См.: Сторожук А.Ю. Указ. соч. С. 71—72.

8 Там же. С. 46—47.

9 См.: Романов В.В. Юридическая психология. — М., 2001. С. 129.

10 Там же. С. 97.

11 См.: Гуревич П.С. Философский словарь. — М., 1997. С. 166.

12 Спасович В.Д. О теории судебно-уголовных доказательств в связи с судоустройством и судопроизводством. — М., 2001.С. 8.

13 См.: Редькин Н.В. Особый порядок судебного разбирательства в системе уголовного процесса РФ: Автореф. ... канд. юрид. наук. — Краснодар, 2007. С. 12—13.

14 См.: Сторожук А.Ю. Указ. соч. С. 49.