УДК 347.4/.5 :347.157
С.В. МАРКОСЯН,
аспирант кафедры семейного и ювенального права Российского государственного социального университета
В статье рассматривается вопрос о становлении и развитии института деликтных обязательств с участием несовершеннолетних в России, начиная с ХVII века. В результате делается вывод, что законодательство как средневековой Руси, так и Российской империи развивалось в одном направлении, т. е. регулировало такие отношения, в которых несовершеннолетний выступал в качестве должника.
Ключевые слова: вред, правонарушение, несовершеннолетний, гражданское право.
This paper examines issues relevant to the establishment and development of the institution of delicate liability regarding minors in Russia, starting from the 17th century. The author concludes that the code of laws of Russia of Middle Ages as well as of the Russian Empire was developed in the same direction, i. e. it regulated those relationships in which the minor was the liable party.
Keywords: damage, delinquency, minor, civic law.
Древнейшие источники права России не содержат прямого указания на правила об имущественной ответственности за причиненный несовершеннолетними вред.
В истории права деликт долгое время не был отделен от преступления, а несовершеннолетний часто не выделялся в качестве специального субъекта в праве. Согласно данным дореволюционного исследователя Г.Б. Слиозберга, первая норма об уголовной ответственности несовершеннолетних в России, появившаяся в 1669 году в качестве дополнения к Соборному уложению 1649 года, гласила: «… аще отрок седьми лет убиет, то неповинен есть смерти»[1]. Таким образом, несовершеннолетний 7-летнего возраста освобождался от наказания за убийство. Поскольку в данный период совершеннолетие определялось путем индивидуального исследования зрелости отдельного лица, а ответственность по обязательствам не была индивидуальной, представляется, что родители могли нести имущественную ответственность за ущерб, причиненный преступлениями своих детей, но при наличии у детей собственного имущества ущерб мог быть возмещен и за счет этого имущества.
Что касается возможности детей выступать в качестве потерпевших от правонарушений со стороны других лиц, исключая взрослых членов семьи, прежде всего родителей, то древние источники об этом практически не упоминают. Правда, в «Домострое», являвшемся своеобразным сводом обычаев, на которых была основана жизнь русской семьи, отец, несший ответственность за материальное благополучие семьи, был в том числе защитником домочадцев[2]. Можно предположить, что он обладал правом вступиться за своих детей, однако мы не можем выделить никаких особых форм, в которых выражалась компенсация вреда, причиненного жизни или здоровью несовершеннолетнего. Известно лишь, что у отца была возможность требовать от любых лиц выдачи своих детей независимо от того, отвечало это их интересам или нет.
Что касается самих родителей, то в древней Руси не могло быть и речи об их ответственности за вред, причиненный здоровью своих несовершеннолетних детей. Принуждение детей к повиновению осуществлялось отцом с помощью домашних наказаний. Государство принципиально в эти отношения не вмешивалось. Жаловаться на родителей дети не имели права. Родители могли обратиться для наказания детей и к публичным властям. «Дело при этом по существу не рассматривалось, и в суть обвинений никто не вникал. Достаточно было одной только жалобы родителей, чтобы приговорить детей к порке кнутом»[3]. Родители имели право отдавать детей в холопство. Несмотря на осуждение церкви, практиковалось насильственное пострижение детей в монахи.
Дети обязаны сносить родительские увещания без ропота, «поэтому в личных обидах и оскорблениях от детей на родителей не принимается никакого иска ни гражданским, ни уголовным порядком, если только они не переходят границ, за которыми следует уголовное наказание на общих основаниях»[4]. Дети также должны были отзываться о родителях с почтением даже и по кончине их, поэтому не допускались «свидетельства детей против родителей в гражданских делах, безусловно, тогда как в уголовном процессе они могут, если пожелают, устранить себя от показаний»[5].
Родители для исправления детей строптивых и неповинующихся имели право употреблять домашние исправительные меры[6]. В случае же безуспешности этих средств дети по требованию родителей без особого судебного рассмотрения подвергались за упорное неповиновение родительской власти, развратную жизнь и другие явные пороки заключению в тюрьме на время от 2 до 4 месяцев, причем за родителями признавалось право во всякое время уменьшить срок заключения или совершенно простить виновных. Суд не вправе был отказать в такой просьбе родителям, так как ему не было предоставлено право входить в рассмотрение существа дела.
Столь сильная родительская власть постепенно все более перестает соответствовать общественным представлениям. Это положение прекрасно охарактеризовал Г.Ф. Шершеневич. «Объектом права личной власти, — писал он, — является само подвластное лицо, а не какие-либо действия с его стороны. Однако в настоящее время, с признанием личности за каждым человеком, эти права попадают в безвыходное противоречие с нормами, охраняющими свободу каждого лица… Отсюда обнаруживается теоретическая несостоятельность этих прав и практическая их неосуществимость»[7].
В последующий период возникновения абсолютной монархии и регулирования общественных отношений правовое положение детей получало все большую регламентацию. Например, ст. 195 Артикула воинского 1775 года, введенного Петром I, предусматривала ответственность «младенцев» за учиненное воровство. Впервые точный возраст, с которого наступала уголовная ответственность детей, был установлен при Екатерине II в 1765 году[8].
С этого времени уголовная ответственность наступала с 10 лет для детей всех сословий.
Представляется, что разработанная система гражданско-правовой ответственности за вред, причиненный детьми, получила достаточное правовое оформление только с введением Свода законов Российской империи 1832 года (далее — Свод законов).
В правовой науке одновременно были определены понятия правоспособности и дееспособности. Так, князь Е. Трубецкой указывал, что «лицом физическим обыкновенно называется всякий индивид правоспособный, т. е. могущий обладать правами»[9]. Под дееспособностью понималась «способность действовать с юридическим эффектом, проявлять свою волю в целях достижения юридических последствий волеизъявления»[10]. Дееспособными не могли считаться многие лица: «например, дети не могут совершать никаких юридических сделок, ни покупать, ни продавать, ни подписывать векселя»[11].
В силу ст. 213 Свода законов в «несовершеннолетии полагалось три возраста»: малолетними признавались дети в возрасте от рождения до 17 лет, несовершеннолетними — лица в возрасте от 17 до 21 года, однако было возможно и отступление от данного правила — «сие различие в именованиях не всегда наблюдается», а согласно ст. 221 Свода законов право на полное распоряжение имуществом и свобода вступать в обязательства приобретались не прежде, как по достижении совершеннолетия, т. е. «двадцати лет с годом от рождения»[12].
Свод законов установил, что родители и опекуны как лица, обязанные к надзору над состоящими на их попечении малолетними, должны отвечать за убытки, причиненные последними, все равно, будет ли это действие преступлением или нет (статьи 653, 654 и 686). Их ответственность основывается на предполагаемой небрежности, на упущении в принятии необходимых и возможных мер предупреждения. Поэтому если родители или опекуны докажут, что не имели средств предупредить вредные действия малолетних или сумасшедших, то освобождаются от ответственности. Малолетний, действовавший по признанию суда с разумением, и несовершеннолетний во всяком случае отвечают собственным имуществом за свои действия. Проект Гражданского уложения 1905 года (далее — Проект уложения), кроме родителей и опекунов, распространяет ответственность на наставников, воспитателей, мастеров и хозяев, а равно и лиц, которые по договору приняли на себя попечение и надзор (ст. 1180). Если эти лица не подлежат ответственности или не в состоянии возместить убытки, виновники уплачивают вознаграждение из собственного имущества (ст. 1181)[13].
Данное положение отличалось рядом характерных черт. Во-первых, в законе отдельно (по мнению ряда исследователей, излишне[14]) регламентировались гражданско-правовая ответственность за вред, причиненный преступлением или проступком малолетних (статьи 653, 654), а также гражданско-правовая ответственность за убытки, последствия которых не признавались преступлениями или проступками (ст. 686). Причем тексты статей 653, 654 и 686 были почти идентичны. Данное обстоятельство свидетельствует о недостаточном совершенстве норм закона, поскольку нормы деликтного права сохраняли привязку к нормам уголовного и административного права как исторический результат недостаточного отделения деликтного права от уголовного и административного.
Во-вторых, из текста нормы следовало: даже малолетние считались деликтоспособными, несмотря на возникновение общей гражданской дееспособности в полном объеме с 17-ти лет.
Установление пониженного возраста для деликтной ответственности объяснялось тем, что несовершеннолетние, не достигшие 18-летнего возраста, могут вполне осознавать недозволенность и вредность своих действий.
Возможность для малолетнего избежать ответственности возникала в случае, если он действовал без разумения либо если родители, имея все средства предупредить преступление или проступок малолетнего, не приняли надлежащих к тому мер и допустили совершение деяния.
Многие авторитетные исследователи правового положения несовершеннолетних обосновали настоятельную необходимость введения возрастной границы безусловного освобождения от ответственности за причиненный вред[15]. В то же время иные исследователи, например, Д.И. Мейер, вообще полагали, что «следовало бы… относительно каждого отдельного лица определять особо, нужно ли считать его способным к гражданской деятельности или нет»[16].
В Проекте уложения предлагалось устранить указанные недостатки: определялся возраст безусловного освобождения от ответственности — 10 лет (ст. 2607), вводилась статья об ответственности в исключительных случаях малолетних, не достигших этого возраста, т.е. отдельное «правило о богатом ребенке» (ст. 2609)[17].
В-третьих, неоднозначно регулировался вопрос об ответственности третьих лиц. Кроме родителей и опекунов, ответственность могла возлагаться и на воспитателей, мастеров, хозяев и иных лиц, которые по договору приняли на себя попечение и надзор. Однако закон ставил возможность ответственности этих лиц в зависимость от состояния возместить убытки, что конечно не представляется логичным.
Существовали даже ситуации, когда лицо, под чьим надзором находился малолетний в момент причинения вреда, освобождалось от ответственности, ответственность же возлагалась на иных лиц. Например, за ребенка, отдаваемого на обучение к купцам, обычно должен был поручаться отец, с которого и взыскивались убытки, причиненные малолетним третьим
лицам[18].
Что же касается основания ответственности родителей, то Свод законов говорил о предполагаемой небрежности, упущении в принятии необходимых и возможных мер предупреждения. Возникает вопрос: в чем же конкретно состояла вина родителей?
Свод законов содержал достаточно подробное описание обязанностей родителей по отношению к детям: «родители обязаны давать несовершеннолетним детям пропитание, одежду и воспитание, доброе и честное, по своему состоянию» (ст. 173), «родители должны обращать все свое внимание на нравственное образование своих детей...» (ст. 172). Из текста
приведенных статей видно, что в обязанности родителей включалось в первую очередь воспитание детей. Возможно было бы предположить, что и ответственность родители должны были нести за упущения в воспитании, а не только в надзоре. Проанализировав различные правовые нормы того периода, которыми устанавливался тот или иной надзор в отношении несовершеннолетних, например, отдача малолетних правонарушителей под надзор родителей, надзор учителей за детьми, исследователи подчеркивали, что даже само понятие «надзор над несовершеннолетними» могло толковаться расширительно и включать воспитательные меры[19]. Авторы, занимавшиеся сравнительно-правовыми исследованиями, подчеркивали, что родители в таких случаях ответственны именно за неисполнение обязанности по воспитанию и образованию детей[20]. Исходя из рассмотренных положений закона, можно считать: доказывание неимения никаких средств к предупреждению преступления или проступка малолетнего должно было включать доказывание надлежащего воспитания несовершеннолетнего[21].
Прежде всего Свод законов объединил в одну норму правила об ответственности за вред, причиненный недееспособными по возрасту и состоянию здоровья, между тем как возмещение причиненного ими вреда фактически подчинено различным правилам. Далее только упоминались лица, обязанные отвечать при причинении вреда частично дееспособным (причем уже вследствие прямой ошибки вместо попечителей назывались опекуны), но ничего не говорилось по поводу того, является ли ответственность этих лиц солидарной или субсидиарной. Наконец, ст. 405 Свода законов вообще не определяла условий возникновения предусмотренной ею ответственности, что, как известно, порождало колебания в судебной практике и острую дискуссию в литературе, особенно в связи с таким условием, как вина привлекаемого к ответственности лица. Ничего не говорилось об этом также в Постановлении Пленума ВС СССР от 23.10.1963 № 16 «О судебной практике по искам о возмещении вреда».
В Гражданском кодексе РСФСР 1964 года указанные вопросы получили достаточно четкое, хотя и с теоретической точки зрения не всегда бесспорное разрешение.
За вред, причиненный несовершеннолетним в возрасте до 15 лет, отвечали его родители или опекуны, а также учебные, воспитательные или лечебные учреждения, под надзором которых ребенок находился (ст. 450). Однако родители или опекуны несли ответственность за любой вред, причиненный их детьми, а учреждения — только за вред, причиненный ребенком в то время, когда он находился под надзором одного из этих учреждений. Вместе с тем необходимым условием ответственности как родителей (опекунов), так и осуществляющих надзор учреждений являлась их вина. Правда, как и во всех других случаях гражданской ответственности, вина здесь презюмировалась. Но если невиновность данного лица в причинении вреда ребенком была доказана, его ответственность исключалась.
Отечественное дореволюционное законодательство так и не закрепило возможности
одновременной (долевой, солидарной либо субсидиарной) ответственности несовершеннолетнего и лица, обязанного нести надзор. В силу статей 653, 686 Свода законов ответственность одного из них исключала ответственность другого.
Библиография
1 Слиозберг Г.Б. Возраст в уголовном праве // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Т. 12. — М., 1991. С. 909.
2 См.: Найденова Л.В. Мир человека на Руси в XVI веке (по Домострою и памятникам права): Дис. … канд. ист. наук. — М., 1998. С. 127—136.
3 Антокольская М.В. Семейное право: Учеб. 2-е изд., перераб. и доп. — М., 2002. С. 52.
4 Свод законов Российской империи. Повелънием Государя Императора Николая Первого составленный. Свод законов гражданских. Т. X. — СПб., 1857. Ст. 168.
5 Там же.
6 Там же. Ст. 165.
7 Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. Т. 2 / Науч. ред. В.С. Ем. — М., 2005. С. 282—310.
8 См.: Слиозберг Г.Б. Указ.соч. С. 909.
9 Трубецкой Е. Энциклопедия права. — М., 1917. С. 170.
10 Гуляев А.М. Русское гражданское право. — СПб., 1913. С. 66.
11 Трубецкой Е. Указ. соч. С. 171.
12 См.: Свод законов Российской империи. Неофициальное издание в двух томах. Т. 2. — М., 1910. С. 14.
13 См.: Шершеневич Г.Ф. Указ. соч. С. 220.
14 См., например: Змирловка К. О недостатках наших гражданских законов // Журнал гражданского и уголовного права. 1883. Кн. 7. С. 121—123; Моносзон С.М. О происхождении статей 644—682 и 684—689 Свода законов гражданских. — М., 1913. С. 28.
15 См., например: Богдановский А. Молодые преступники. Вопрос уголовного права и уголовной политики. — СПб., 1871.
С. 20.
16 Мейер Д.И. Русское гражданское право. — М., 2000. С. 113.
17 См.: Гражданское уложение. Проект Высочайше учрежденной комиссии по составлению Гражданского уложения / Под ред. И.М. Тютроюмова. Т. 2. — СПб., 1910. С. 12—51.
18 См.: Вольман А. Опека и попечительство. Практическое руководство. — СПб., 1913. С. 87.
19 См.: Цынкин П.С. Свод Законов имперских и областных о законности и внебрачности. — М., 1917. С. 457—459.
20 См., например: Богдановский А.М. Указ. соч. С. 121.
21 См. проект Дело II отделения Собственной Его императорского величества канцелярии. 1844. № 95.