Судебный и доктринальный подход к практике применения Уголовного кодекса Российской Федерации

М.П. РЕДИН,
кандидат юридических наук, член адвокатской палаты Тамбовской области, почетный адвокат России

Рецензия на: А.В. Наумов. Практика применения Уголовного кодекса Российской Федерации:Комментарий судебной практики и доктринальное толкование / Под ред. Г.М. Резника. М.: Волтерс Клувер, 2005. 1024 с.).

Рецензируемый труд, созданный известным криминалистом доктором юридических наук, профессором А.В. Наумовым, — первый в России авторский комментарий к Уголовному кодексу РФ (далее — УК РФ).
 
Работа представляет собой синтез двух органически взаимосвязанных подходов к практике применения УК РФ: судебного и доктринального. Ведь для того, чтобы применить уголовный закон в конкретном деле, необходимо правильно его истолковать и установить фактические обстоятельства дела. Правильное толкование уголовного закона как раз является одной из важнейших задач уголовно-правовой науки. Судебное толкование должно оптимально сочетаться с доктринальным. Но, к сожалению, первое не всегда соответствует второму. Однако в идеале доктринальному толкованию должна принадлежать ведущая роль, а судебному — ведомая.
Работе присущи особенности, выгодно отличающие ее от изданных ранее многочисленных комментариев к УК РФ. Во-первых, она насыщена судебной практикой. Во-вторых, в связи с бланкетным характером диспозиций ряда статей УК РФ даются разъяснения соответствующих понятий других отраслей права (трудового, административного и т. д.). В-третьих, при комментировании норм об уголовной ответственности за так называемые международные преступления приводятся необходимые ссылки на международные конвенции, лежащие в основе соответствующих уголовно-правовых запретов, установленных УК РФ, и разъяснены их важнейшие положения. Кроме того, впервые публикуются сводные таблицы всех изменений и дополнений, внесенных в УК РФ и закон о введении его в действие с момента их принятия. Для облегчения быстрого поиска необходимой информации приведен постатейно-терминологический указатель. Книга издана в хорошем полиграфическом исполнении, ее текст изложен компактно и лаконично. К языку, структуре и оформлению работы претензий нет, чего нельзя сказать о ее содержании.
Как верно заметил в своем предисловии к изданию его редактор, президент Адвокатской палаты г. Москвы кандидат юридических наук, заслуженный юрист России Г.М. Резник, «выстроить всю судебную практику не только на основе руководящих разъяснений Пленума, но и опубликованных в “Бюллетене Верховного Суда РФ” решений по конкретным делам невозможно. Самостоятельное значение доктринального толкования для правоприменения как раз состоит в том, что оно заполняет лакуны в судебном толковании» (с. VI—VII). Да и сам автор работы утверждает, что «научное толкование более динамично по сравнению с судебным. Именно оно (и только оно) способно восполнить пробелы в трактовке соответствующих положений уголовного закона, до поры представляющих трудности в правоприменительной практике. В связи с этим комментарий и содержит в необходимых случаях отсылку к толкованию соответствующих положений уголовного закона в юридической литературе. Знание источников такого научного толкования может существенно облегчить “победу” защитника или обвинителя в состязательном уголовном процессе» (с. X).
Но именно при анализе проблемных категорий, институтов уголовного законодательства, составов преступлений А.В. Наумов иногда не преодолевает соблазна навязать читателю свою позицию как единственную, не показывает дискуссионность вопроса, не излагает и даже не упоминает об иных точках зрения. И это притом, что со времени издания коллективного Комментария к УК РФ прошло почти десять лет и за это время наука уголовного права значительно ушла вперед, обогатилась новыми знаниями. Кроме того, как справедливо считает известный ученый Ю.В. Голик, «переосмысления требуют все без исключения институты, категории и понятия уголовного права» [1]. Эти обстоятельства следует отнести к основному из существенных недостатков рецензируемой работы. Вот некоторые примеры.
1. Толкуя ст. 29 «Оконченное и неоконченное преступления» главы 6 «Неоконченное преступление» УК РФ, А.В. Наумов утверждает, что «в соответствии с комментируемой статьей все совершенные преступления делятся на оконченные и неоконченные» (с. 71).
Оконченными могут быть лишь преступления, совершаемые с прямым умыслом. Это утверждение имеет логическое основание. Ведь если предположить существование оконченных преступлений, совершаемых с косвенным умыслом либо по неосторожности, то должны существовать и неоконченные преступления, совершаемые с косвенным умыслом либо по неосторожности. Такой вывод следует из дихотомического деления понятия в формальной логике. Оконченные и неоконченные преступления уголовному праву не известны, а коль скоро эти преступления не могут быть оконченными, они не могут иметь стадий осуществления преступного намерения. Следовательно, об оконченных либо о неоконченных преступлениях можно утверждать применительно к преступлениям, совершаемым с прямым умыслом.
Этому неправильному утверждению А.В. Наумова способствовали прежде всего юридические основания, заключающиеся в изъянах, имеющихся в уголовном законе. Так, отсутствие в названии главы 6 оконченного преступления, совпадение формулировок определения понятия оконченного преступления (ч. 1 ст. 29 УК РФ) и основания уголовной ответственности (ст. 8) обусловили неправильность определения понятия оконченного преступления по существу, привели к распространению многими учеными понятия оконченного преступления на преступления, совершаемые не только с прямым умыслом, но и с косвенным и по неосторожности. Необходимо определить понятие оконченного преступления через ближайший род (деятельность лица по реализации преступного намерения) и видовое отличие (содержание в этой деятельности всех признаков состава преступления, предусмотренного Особенной частью УК РФ): «Преступление признается оконченным, если в деятельности лица по реализации преступного намерения содержатся все признаки состава преступления, предусмотренного Особенной частью настоящего Кодекса».

2. А.В. Наумов вопреки содержанию ч. 2 ст. 29 УК РФ утверждает, что «в ч. 2 комментируемой статьи предусматриваются две стадии неоконченного преступления — приготовление к преступлению и покушение на преступление (см. комментарий к ст. 30)» (с. 73). Бесспорно, следует четко различать стадии осуществления преступного намерения (стадии умышленного создания условий для исполнения преступления и исполнения преступления) и виды преступлений по степени их завершенности (приготовление к преступлению, покушение на него и оконченное преступление). Последние образуются по не зависящим от лица обстоятельствам на стадиях осуществления преступного намерения: приготовление к преступлению — на стадии умышленного создания условий для исполнения преступления, покушение на преступление и оконченное преступление — на стадии исполнения преступления. Такие выводы следуют из основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения.

3. Автор утверждает (не давая научного обоснования своей позиции), что «специфической разновидностью приготовления к преступлению является направление преступника к месту совершения преступления, разумеется, при доказанности цели совершения преступления» (с. 75). В подтверждение этой мысли он приводит два примера из судебной практики (с. 75—76). Так, по делу Т. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного суда СССР указала на то, что прибытие Т. к месту преступления с целью изнасилования потерпевшей направлено на обеспечение возможности совершения этого преступления, поэтому его действие следует расценивать как приготовление к изнасилованию. Однако прибытие Т. к месту преступления с целью изнасилования З. не может рассматриваться как приготовление к изнасилованию. Содеянное Т. является покушением (неполным) на изнасилование, поскольку было совершено нападение на З. (т. е. выступление против ее половой неприкосновенности и половой свободы) с целью ее изнасилования, сопряженное с умышленными действиями, непосредственно направленными на исполнение преступления. Т. не довел преступление до непосредственного приведения преднамеренного в исполнение по не зависящим от него обстоятельствам.

По делу З. было установлено, что тот, встретив С., работавшего на текстильной фабрике, предложил ему подготовить для хищения с фабрики мануфактуру. Они договорились о дне и часе встречи, а также о месте, где краденая мануфактура будет переброшена ими через забор. В установленное время З. вместе с П. пришли к фабрике, но З. в проходной не пропустили и он возвратился к ожидавшему его П. Вскоре из проходной вышел С. и сообщил, что похитить мануфактуру он не смог. Президиум Верховного суда РСФСР в своем постановлении по делу указал, что С. и З. договорились о краже; их последующие действия, в частности приход З. и П. в обусловленное место к фабрике, попытка З. пройти на ее территорию, говорят об умышленном создании ими условий для совершения преступления. Президиум пришел к выводу о том, что выраженный в конкретных действиях умысел на хищение правильно квалифицирован как приготовление к хищению.Содеянное З., П. и С. должно быть квалифицировано как покушение на кражу, поскольку они совершили нападение на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда (т. е. выступление против собственности), сопряженное с умышленными действиями, непосредственно направленными на исполнение преступления. Эти лица не только умышленно создали условия для исполнения преступления, но и направились на фабрику с целью безотлагательного исполнения кражи. Однако преступление не было доведено до непосредственного приведения преднамеренного в исполнение по не зависящим от них обстоятельствам. С доктринальной точки зрения это неполное покушение на кражу. Такая позиция базируется на диалектическом единстве стадий осуществления преступного намерения и основных положениях учения о стадиях осуществления преступного намерения.

4. Автор работы вовсе не подвергает сомнению законодательное определение понятия покушения на преступление (с. 78). Однако оно должно иметь иное содержание, а именно: «Покушением на преступление признается умышленное создание лицом условий для исполнения преступления, сопряженное с умышленными действиями (бездействием), непосредственно направленными на исполнение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по не зависящим от этого лица обстоятельствам» [2]. Этот вывод следует из основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения. Во-первых, «содержание понятия представляет собой, как известно, совокупность существенных признаков предмета, поэтому раскрыть содержание какого-либо понятия — значит указать его существенные признаки» [3]. К существенным признакам покушения просто необходимо отнести умышленное создание условий для исполнения преступления, поскольку оно присуще природе понятия «покушение» и отвечает сущности преступлений по степени их завершенности. Во-вторых, определение понятия «покушение» генетическое, поскольку указывает на происхождение предмета, способ его образования.

5. А.В. Наумов рекомендует: «Чтобы отграничить покушение на преступление от приготовления к нему, необходимо установить, является ли совершенное деяние частью объективной стороны готовящегося или совершаемого преступления» (с. 79). Вряд ли подобные рекомендации могут оказать судебной практике помощь в практическом решении поставленной автором проблемы. Во-первых, покушение на преступление и приготовление к нему — взаимоисключающие понятия, а потому не могут быть разграничены. Следует утверждать лишь об их отличии. Граница же проводится между стадиями осуществления преступного намерения — стадией создания условий и стадией исполнения преступления. Во-вторых, указанные А.В. Наумовым критерии отличия покушения от приготовления не раскрывают содержание самого отличия. Он прибег к другому понятию, которое, в свою очередь, определяется при помощи первого (т. е. определяемое понятие содержит в себе круг). В-третьих, они не основаны на научном подходе. И единственный ключ для правильного решения — использование основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения.

6. Автор работы утверждает, что «в соответствии с ч. 1 комментируемой статьи (ст. 31. — М.Р.) добровольный отказ возможен на стадии приготовления к преступлению или покушения на преступление» (с. 82). Нет оснований согласиться с таким утверждением. Во-первых, приготовление к преступлению и покушение на преступление — не стадии, а виды неоконченного преступления. Во-вторых, такое утверждение недопустимо, поскольку приготовление к преступлению, покушение на него, оконченное преступление, добровольный отказ от него — взаимоисключающие понятия.

7. Анализируя состав разбоя (ст. 162 УК РФ), А.В. Наумов пишет, что его объективная сторона характеризуется действием — нападением с применением насилия, опасного для жизни или здоровья (такое действие можно отнести и к характеристике способа совершения этого преступления, а следовательно, этот признак его объективной стороны можно назвать действием — способом). В уголовно-правовой теории и судебной практике нападение считается возможным как совершенное открыто (при осознании его потерпевшим), так и тайно (скрыто, т. е. при отсутствии осознания нападения, например выстрел из засады). Пленум Верховного суда РФ в постановлении от 27.12.2002 № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» разъяснил, что как разбой следует квалифицировать введение в организм потерпевшего опасных для жизни или здоровья сильнодействующих, ядовитых или одурманивающих веществ с целью приведения его таким способом в беспомощное состояние и завладения чужим имуществом. В случае, когда с той же целью в организм потерпевшего введены вещества, не представляющие опасности для его жизни и здоровья, содеянное предлагается квалифицировать в зависимости от последствий как грабеж, соединенный с насилием, либо как покушение на это преступление.

Такая рекомендация нуждается в конкретизации. Одно дело, когда потерпевшему насильно вводят в организм одурманивающие вещества для приведения его в беспомощное состояние и облегчения завладения его имуществом, и такой способ ничем не отличается, например, от удара потерпевшего по голове, парализующего его сопротивление. И там, и здесь есть нападение как неотъемлемый компонент разбоя. Другое дело, когда те же вещества вводят в его организм обманным путем (например, незаметно добавляют в спиртное). Конечно, нападение отсутствует, содеянное следует квалифицировать как преступление против жизни или здоровья (в зависимости от последствий) и кражу (если потерпевший был приведен не просто в беспомощное состояние, но и не осознавал происходящее, — завладение преступником его имуществом) (с. 367—368). Нельзя согласиться с толкованием понятия «нападение» в составе разбоя, даваемое А.В. Наумовым, по следующим основаниям. Понятие «нападение» является звеном цепи, название которой — «учение о стадиях осуществления преступного намерения». Действительно, вопрос о понятии «нападение» в науке и юридической практике весьма спорный. Причина такого положения объясняется неразвитостью учения о стадиях осуществления преступного намерения. Несомненно, правильный ответ на этот вопрос лежит в плоскости самого учения. Умышленное создание условий для исполнения преступления является первой стадией осуществления преступного намерения. Это такая стадия осуществления преступного намерения, в результате которой лицо нападает на объект преступления.

Вторая стадия осуществления преступного намерения — исполнение преступления: лицо совершает посягательство на объект преступления и непосредственно приводит преднамеренное в исполнение. Эта стадия включает в себя не только общественно опасные действия (бездействие), но и причинную связь, наступление общественно опасного последствия. Она состоит их двух фаз: 1) умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления; 2) непосредственное приведение преднамеренного в исполнение. Именно с момента нападения на намеченный лицом объект, сопряженного с умышленными действиями (бездействием), непосредственно направленными на исполнение преступления, начинается вторая стадия осуществления преступного намерения. Понятие «нападение» может быть сформулировано следующим образом. Нападение лица на объект преступления с целью причинения ему общественно опасного вреда — это такая деятельность лица по реализации преступного намерения, при помощи которой должны быть осуществлены умышленные действия (бездействие), непосредственно направленные на исполнение преступления, т. е. это оконченное умышленное создание условий для исполнения преступления.

Представляется неэффективной (прежде всего с точки зрения необходимости предотвращения причинения вреда, опасного для жизни и здоровья потерпевшего) конструкция состава разбоя в УК РФ (ч. 1 ст. 162): «…нападение в целях хищения чужого имущества, совершенное с применением насилия (курсив мой. — М. Р.), опасного для жизни или здоровья...». К тому же такая конструкция не основательна. Нападение не может быть совершено с применением насилия, поскольку последнее является непосредственным приведением преднамеренного в исполнение (наряду с изъятием и обращением чужого имущества в пользу виновного или других лиц). Применению насилия предшествует посягательство, а не нападение (т. е. посягательство в целях хищения чужого имущества может быть сопряжено с применением насилия). В УК РСФСР 1960 г. правильно было зафиксировано: «…нападение с целью хищения чужого имущества, соединенное с насилием (курсив мой. — М. Р.), опасным для жизни и (правильно  или. — М. Р.) здоровья…».

8. Раскрывая понятие «посягательство на жизнь», использованное законодателем в ст. 277 «Посягательство на жизнь государственного или общественного деятеля», ст. 295 «Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование», ст. 317 «Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа» УК РФ, автор безапелляционно утверждает, что «объективная сторона преступления (террористического акта) выражается в убийстве соответствующего лица или в покушении на его убийство» (с. 733); «объективная сторона преступления характеризуется действием — посягательством на жизнь лиц, участвующих в отправлении правосудия, и других лиц, указанных в диспозиции ст. 295. Под посягательством на жизнь понимается убийство или покушение на убийство указанных лиц» (с. 786—787); «объективная сторона преступления характеризуется действием — посягательством на жизнь сотрудника правоохранительного органа или военнослужащего, осуществляющих охрану общественного порядка и обеспечение общественной безопасности, а равно их близких. При этом судебная практика под посягательством на жизнь понимает убийство или покушение на убийство указанных лиц в связи с их деятельностью по охране общественного порядка и обеспечению общественной безопасности. В связи с этим такие действия, независимо от наступления преступного результата, квалифицируются как оконченное преступление» (с. 832).

Нельзя согласиться с утверждением автора о том, что под посягательством на жизнь следует понимать убийство или покушение на него. Эти преступления особо тяжкие, за совершение любого из них уголовный закон предусматривает лишение свободы на срок от 12 до 20 лет либо смертную казнь или пожизненное лишение свободы. Вопрос о понятии посягательства на жизнь и конструкции этих составов преступлений имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Эти составы преступлений одночастные.

Что же представляет собой понятие «посягательство на жизнь»? какова конструкция составов преступлений по объективной стороне? правильна ли она? В свое время Пленум Верховного суда СССР и Пленум Верховного суда РСФСР разъяснили, что под посягательством на жизнь надлежит рассматривать убийство или покушение на него работника милиции или народного дружинника в связи с их деятельностью по охране общественного порядка [4].

Можно сформулировать понятие посягательства на жизнь следующим образом: такая деятельность лица по реализации преступного намерения, при помощи которой преднамеренное убийство должно быть непосредственно приведено в исполнение. Этот вывод неопровержимо следует из основных положений учения о стадиях осуществления преступного намерения, поскольку посягательство на жизнь — одно из звеньев этого учения. Непосредственное приведение преднамеренного убийства в исполнение (производство выстрела и т. п.) находится за пределами посягательства на жизнь, поскольку с посягательством на жизнь сопрягается непосредственное приведение преднамеренного убийства в исполнение (производство выстрела и т. п.).

А.В. Наумов под посягательством на жизнь понимает не только действие определенного вида, но и убийство или покушение на него. Объективная сторона комментируемых им составов преступлений, образно выражаясь, представляется «резиновой».

Законодатель при конструировании статей 277, 295, 317 УК РФ нарушил два уголовно-правовых системных принципа криминализации, а именно: полноту состава; соразмерность санкции и экономии репрессии. Эти составы преступлений окончены с момента посягательства на жизнь потерпевшего, т. е. с момента осуществления лицом такой деятельности по реализации убийства, при помощи которой должны быть осуществлены действия (бездействие), непосредственно направленные на убийство. Непосредственное приведение преднамеренного убийства потерпевшего в исполнение (производство выстрела и т. п.) находится за пределами посягательства на жизнь. Естественно, общественная опасность деяния (а тем более закончившегося смертью потерпевшего) существенно выше, нежели посягательства на жизнь как такового, поскольку объем преступной деятельности лица значительно больше, нежели собственно посягательства на жизнь. 

Сконструировав анализируемые составы преступлений в виде одночастных, законодатель, по существу, установил одинаковую санкцию за совершение деяний, имеющих различную общественную опасность (собственно посягательство на жизнь, полное покушение на убийство, убийство). Кроме того, законодательная конструкция этих составов преступлений нарушает принципы равенства граждан перед законом и справедливости в уголовном законодательстве (статьи 4, 6 УК РФ) и не отвечает требованию дифференциации уголовной ответственности. Законодательную конструкцию составов преступлений по объективной стороне нельзя признать должной. Желательно сконструировать составы преступлений таким образом, чтобы они состояли из основного (посягательство на жизнь) и квалифицированных составов. В квалифицированные составы необходимо включить, в частности, посягательство на жизнь, сопряженное с причинением тяжких телесных повреждений, смерти соответствующим лицам. В процессе судебного, а особенно доктринального толкования УК РФ наиболее ярко «высвечиваются» нормы уголовного законодательства, не отвечающие в полной мере принципам уголовного права, а иногда и противоречащие им. Подобного рода издания как раз представляют собой возможность заострить на них внимание в целях стимулирования дальнейшего научного поиска и совершенствования уголовного закона.

Однако этот шанс автором не использован, что, несомненно, обедняет рецензируемый труд. Такое положение вещей создает у читателей ложное впечатление о том, что уголовный закон непротиворечив и совершенен. Конечно, это не так, и примеров тому достаточно.

9. Комментируя ст. 14 УК РФ, автор, к сожалению, не задается очевидным вопросом: можно ли считать законодательную регламентацию института категоризации преступлений в УК РФ оптимальной, отвечающей принципам уголовного права — равенства граждан перед законом и справедливости? Вряд ли. Для такого вывода есть веские основания. Правильно утверждают И.Я. Гонтарь, А.П. Козлов, А.Н. Ратьков, что «существенной недоработкой действующего закона является рассогласованность пределов наказаний. Точнее, нужно говорить о дисбалансе пределов наказаний отдельной категории преступлений и санкций преступлений конкретных видов»[5]. Н.Г. Кадников придерживается противоположной точки зрения. Он утверждает, что размеры типовых санкций выбраны оптимально с учетом предложений ученых и практических работников. Н.Г. Кадников сетует на то, что санкции за конкретные преступления не всегда соответствуют параметрам типовых санкций, и в подтверждение приводит примеры: «Например, ст. 174 УК предусматривает в качестве одного из наказаний лишение свободы на срок до 4 лет. По ст. 15 это преступление отнесено к преступлениям средней тяжести, но формулировка “до 4 лет” дает основание предполагать, что суд может назначить наказание от 6 месяцев (в соответствии со ст. 56 минимальный срок лишения свободы) до 4 лет, т. е. фактически деяние может признаваться преступлением небольшой и средней тяжести» [6]. Далее Н.Г. Кадников правильно заключает: «Такое положение недопустимо» [7]. Но ведь для устранения столь существенного недостатка санкций за совершение конкретного преступления необходимо сначала в ст. 15 УК РФ установить минимальный размер типовых санкций всех категорий преступлений, а затем к ним «привязать» санкции за совершение конкретных преступлений.

Недоработка уголовного закона, в частности отсутствие в типовых санкциях преступлений средней тяжести и тяжких преступлений их минимальных пределов, вынудила П.Н. Панченко, выдавая желаемое за действительное, «подправить» законодателя. Комментируя ст. 15 УК РФ, он утверждает, что «преступления с р е д н е й тяжести — это преступления (умышленные или неосторожные), за которые может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок свыше двух лет, но не более пяти лет… Т я ж к и е преступления — преступления (умышленные или неосторожные), за которые может быть назначено наказание в виде лишения свободы на срок более пяти, но не свыше десяти лет» [8].

Редакция ст. 15 УК РФ позволяет законодателю устанавливать за совершение конкретного преступления наказание в пределах даже трех категорий преступлений. Так, ч. 3 ст. 158 установлено наказание в виде лишения свободы на срок от двух до шести лет. Оно охватывает три категории преступлений: небольшой тяжести, средней тяжести, тяжкие. В свое время Л.Н. Кривоченко разумно утверждала, что «ее [типовой санкции категории преступлений] соотношение с конкретными санкциями должно быть однозначным: санкции за конкретные виды преступлений должны находиться в рамках типовой санкции данной категории, они не могут выходить за ее пределы»[9].

10. Автор очень скупо комментирует части 2—4 ст. 66 УК РФ: «В ч. 2 комментируемой статьи определяется срок или размер наказания за приготовление к преступлению, а в ч. 3 — за покушение на преступление»; «в п. 4 комментируемой статьи особо оговаривается, что за неоконченное преступление суд не может назначить смертную казнь или пожизненное лишение свободы» (с. 158).

Очевидно, что общественная опасность неоконченного преступления ниже, чем оконченного. Однако система наказуемости неоконченного преступления (приготовление к преступлению и покушение на него), предусматривающая обязательное снижение срока или размера наказания (только максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного Особенной частью за оконченное преступление), не только не обеспечивает реализацию принципа справедливости в уголовном праве, но и нарушает конституционный принцип равенства граждан перед законом. Его нарушение усматривается во введении законодателем частей 2, 3 в ст. 66 УК РФ без соответствующего снижения максимального срока или размера всех видов наказания (а не только наиболее строгого) и без соответствующего снижения минимального срока или размера всякого вида наказания, предусмотренного Особенной частью за оконченное преступление (т. е. законодателем нарушен единый, равный, адекватный социальным реалиям масштаб пенализации). Необходимо за приготовление к преступлению, неполное покушение и полное покушение на него установить действительно редуцированное наказание.

11. Рекомендацию Пленума Верховного суда РФ в постановлении от 27.01.1999 № 1 «О судебной практике по делам об убийствах (ст. 105 УК РФ)», к которой безропотно присоединился А.В. Наумов, следовало бы прокомментировать с позиции сравнения общественной опасности содеянного с «простым» убийством. Она заключается в том, что убийство одного человека и покушение на убийство другого (если действия виновного охватывались единым умыслом и совершены, как правило, одновременно) не могут рассматриваться как оконченное преступление — убийство двух лиц (с. 214).

С научной точки зрения нельзя признать правильной квалификацию убийства одного человека и покушение на убийство другого (если действия виновного охватывались единым умыслом и совершены, как правило, одновременно) ни как оконченное преступление — убийство двух лиц, ни как убийство одного человека и покушение на убийство другого (по совокупности этих преступлений). Совершенное является единым деянием. Решение проблемы находится в плоскости дальнейшей дифференциации уголовной ответственности, а именно:

—в установлении действительной общественной опасности приготовления, неполного покушения, полного покушения по отношению к собственно оконченному убийству;

—в конструировании на этой основе составов умышленных деяний, направленных на убийство двух или более лиц (п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ).

Согласно выдвигаемой мною концепции о стадиях осуществления преступного намерения, видах преступлений по степени их завершенности и степени их наказуемости соотношение таково: 0,25 : 0,5 : 0,75 : 1. При суммарной общественной опасности 1,25 и более квалификацию деяния следует осуществлять по п. «а» ч. 2 ст. 105 УК РФ.

12. Весьма спорна судебная практика (с которой солидарен А.В. Наумов), рассматривающая деяние как оконченную кражу, если лицо, например, погрузило в машину зерно из бункера стоящего в поле комбайна и сразу было задержано. Поскольку поле не является специально охраняемой территорией, виновный после изъятия зерна из бункера и погрузки его в машину сразу получает возможность распорядиться им по своему усмотрению (с. 349).

Во-первых, в настоящее время такая практика отсутствует. Ранее она действительно была, но давно устарела. Во-вторых, вряд ли обоснованно непосредственно связывать момент окончания кражи с фактом перемещения изъятого имущества за пределы специально охраняемой территории. В-третьих, виновный еще не обратил чужое имущество в свою или других лиц пользу, а потому не приобрел реальной возможности распорядиться изъятым имуществом.

13. Комментируя положение, закрепленное в первом предложении ч. 1 ст. 17 УК РФ, автор утверждает: «В соответствии с ч. 1 комментируемой статьи совокупность отсутствует, если совершение двух или более преступлений предусмотрено статьями Особенной части УК РФ в качестве обстоятельства, влекущего более строгое наказание (например, не образует совокупности умышленное причинение смерти другому человеку, сопряженное с похищением человека либо захватом заложника, так как совершение любого из последних двух преступлений входит в квалифицированный состав убийства, предусмотренного п. “в” ч. 2 ст. 105 УК РФ; по этой же причине не образует совокупности умышленное причинение смерти другому человеку, сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом, — п. “з” ч. 2 ст. 105 УК РФ)» (с. 47).

Однако анализируя последний закон, А.В. Наумов соглашается с тем, что «в соответствии с постановлением Пленума Верховного суда РФ от 27 января 1999 г. как убийство по найму надлежит квалифицировать убийство, обусловленное получением исполнителем преступления материального или иного вознаграждения... Как сопряженное с разбоем, вымогательством или бандитизмом следует квалифицировать убийство в процессе совершения указанных преступлений. Содеянное в таких случаях квалифицируется по п. “з” ч. 2 ст. 105 в совокупности со статьями Кодекса, предусматривающими ответственность за разбой, вымогательство или бандитизм» (с. 224). Рассматривая квалификацию разбоя, А.В. Наумов утверждает следующее: «Лишение жизни потерпевшего не охватывается составом разбоя, поэтому убийство, совершенное при разбойном нападении, следует квалифицировать помимо разбоя еще и по совокупности с п. “з”» ч. 2 ст. 105» (с. 371). Спрашивается, какому толкованию верить и на каком основании?

14. А.В. Наумов, комментируя статьи 277, 295 УК РФ, утверждает, что субъективная сторона преступления характеризуется прямым умыслом, а также специальной целью либо специальным мотивом (с. 734, 787). При анализе ст. 317 он утверждает, что «субъективная сторона характеризуется умышленной виной. Умысел может быть как прямым (при покушении на жизнь указанных лиц), так и прямым либо косвенным (при оконченном убийстве этих лиц)» (с. 832). Кроме того, признаком субъективной стороны преступления являются цель или мотив (с. 833). Цель либо мотив присущи лишь преступлениям, совершаемым с прямым умыслом. Утверждение о том, что посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа может совершаться с косвенным умыслом, чуждо уголовному закону объективным вменением (ч. 2 ст. 5 УК РФ).

Недостатки, спорные моменты и замечания рецензируемой работы имеют своей единственной целью дальнейшее совершенствование уголовного закона и практики его применения, хотя они, разумеется, в некоторой мере снижают практическую и научную ценность созданной А.В. Наумовым работы. Можно предположить, что она в достаточной степени не сможет оправдать больших и справедливо ожидаемых надежд широкой, но пытливой, требовательной и взыскательной читательской аудитории — практических работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических высших образовательных учреждений, коим по замыслу автора предназначалась. Но, как утверждал великий итальянский живописец, скульптор, архитектор, инженер и философ Леонардо да Винчи, «практика должна быть воздвигнута на хорошей теории».

 1 Философия уголовного права / Сост., ред. и вступ. ст. проф. Ю.В. Голика. — СПб., 2004. С. 52.

2 См., например: Редин М.П. Осуществление преступного намерения и неоконченное преступление // Правоведение. 1999. № 1. С. 168; Он же. Понятие покушения на преступление в российском праве // Уголовное право. 2002. № 2. С. 60; Он же. Преступления по степени их завершенности в российском праве (понятие, система преступлений, ответственность, концепция совершенствования законодательства): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. — Саратов, 2005. С. 17, 140; Он же. Преступления по степени их завершенности: Моногр. — М., 2006. С. 128.

3 Кириллов В.И., Старченко А.А. Логика: Учеб. — М., 1982. С. 41.

4 См. подп. «г» п. 5 постановления Пленума Верховного суда СССР от 22.09.1989 № 9 «О применении судами законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников, а также военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка», п. 10 постановления  Пленума Верховного суда РСФСР от 24.09.1991 № 3 «О судебной практике по делам о посягательстве на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка».

5 Энциклопедия уголовного права. Т. 3: Понятие преступления. — СПб., 2005. С. 169.

6 Кадников Н.Г. Категории преступлений: Моногр. — Курск, 2000. С. 35.

7 Кадников Н.Г. Указ. соч. С. 35.

8 Научно-практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: В 2 т. — Н. Новгород, 1996. Т. 1.  С. 42—43.

9 Кривоченко Л.Н. Классификация преступлений. — Харьков, 1983. С. 50.