Судебный прецедент в национальных правовых системах: зарубежный и российский опыт

П.А. ГУК,

кандидат юридических наук,

председатель Пензенского районного суда

История, теория и практика судебного прецедента являются составной частью развития любой правовой системы, где применяется данный источник права. Изучение истории судебного прецедента необходимо для более глубокого понимания его природы, определения его возможностей вместе с другими источниками права, путей повышения эффективности, создания и применения, а также выявления перспектив законодательного закрепления.

Исторически действие судебного прецедента складывалось по-разному — в зависимости от того, какое место занимал данный источник права в правовых системах (семьях). Так, в странах англосаксонской правовой семьи судебный прецедент имеет первостепенное значение, поскольку нормы права создавались и создаются судьями при вынесении решений. В странах романо-германской правовой семьи судебная практика подчинена праву, судьи при осуществлении правосудия руководствуются прежде всего законом.

Несмотря на свое значение, доктрина судебного прецедента пока еще не получила однозначного понимания и утверждения в российской правовой науке и практике. Прецедент отрицался на протяжении многих лет в советской теории права, хотя были попытки теоретически обосновать создание и применение судебной практики высшими судебными органами.

Конституция РФ 1993 года законодательно закрепила разделение государственной власти на законодательную, исполнительную и судебную. Разработана Концепция судебной реформы, которая позволит утвердиться судебной власти в государственном механизме в качестве самостоятельной влиятельной силы, не зависящей в своей деятельности от власти законодательной и исполнительной.

Эти изменения позволили по-новому взглянуть на роль суда в выработке и создании прецедентов. Мнение С.С. Алексеева о новой функции высших органов судебной власти в современных условиях является актуальным: «...Настала пора вообще изменить наше видение правосудия, интерпретацию его назначения как одного лишь “применения права”. Опыт развитых демократических стран, причем не только англо-американской группы, свидетельствует, что высокий уровень правового развития достигается в обществе тогда, когда суд опирается на конституцию, закон, на общепризнанные права человека и творит право. Поэтому придание решениям высших судебных инстанций страны функций судебного прецедента представляется делом назревшим, вполне оправданным»[1].

Судебный прецедент является древнейшим источником права. Прецедентное право сначала сложилось в Англии и затем заняло центральное место в англосаксонской правовой семье, в которую входят такие страны, как Австралия, Канада, США.

Ведущую роль в создании и формировании судебного прецедента сыграли английские королевские суды, где правосудие осуществляли профессиональные юристы — доктора права. Поэтому общее право, как отмечает И.Ю. Богдановская, изначально формировалось как право юристов[2].

Дальнейшему установлению принципа прецедента способствовала судебная реформа 1873—1875 гг. и все последующие реформы судебной системы. В результате была создана развитая система судов, определены высшие суды, создававшие прецеденты своими решениями. Судебная система Англии представляет собой структуру судов низшего и высшего звеньев, в которую входят магистратские суды, суды графств и Верховный суд. Последний представляет собой систему высших судов. К нему отнесены Суд Короны, Высокий суд (имеющий три отделения: канцелярское, по семейным делам и отделение Королевской скамьи), Апелляционный суд (состоящий из гражданского и уголовного отделений) и Судебный комитет Тайного совета. На вершине судебной «пирамиды» располагается палата лордов. Такая централизованная система судов способствовала созданию условий для действия принципа прецедента, укреплению обязательности нижестоящих судов следовать решениям вышестоящих.

Для изучения и анализа сложившийся судебной практики в помощь судьям стали выпускать ежегодники (с 1282 года), которые в дальнейшем стали прообразом судебных отчетов. Публикация в сборниках наиболее значимых прецедентов способствовала укреплению прецедентного права. Английский юрист Р. Кросc пишет: «Английская доктрина прецедента не всегда была строгой, как сейчас. Значение прецедентного права стало очевидным еще с изданием ежегодников. В XVIII веке появляются признаки того, что эта система делается более жесткой, строгие правила применения прецедентов — творение XIX и XX веков. Они могли быть приведены в действие лишь после того, как публикация судебных отчетов достигла современного высокого уровня, иерархия судов приняла определенную форму, мало отличающуюся от сегодняшней, а судебные функции палаты лордов были переданы в руки высококвалифицированных юристов»[3].

Сочетание необходимых условий (высокая квалификация судей, централизованная система судебной власти, публикация судебных отчетов) наряду с другими особенностями развития страны позволило судьям высших судебных инстанций создавать прецеденты. Развитие судебного прецедента в других правовых системах имеет сходство с историей английского прецедента. Так, американское прецедентное право складывалось на основе английского, при этом учитывались особенности экономического, политического, религиозного и культурного характера. Правовая система США на заре своего становления была подвержена влиянию колониальных переселенцев, имевших свои обычаи и традиции.

Американская система судов, в отличие от централизованной системы Англии, имеет федеральные суды и суды штатов, которые в пределах своей юрисдикции рассматривают дела и создают прецеденты. Поэтому в США получило развитие самостоятельное федеральное прецедентное право и прецедентное право штатов. На это справедливо указывает М.Н. Марченко: «Каждая из высших судебных инстанций штатов, так же как и Верховный суд США, сами по себе, независимо друг от друга определяют свое отношение к прецеденту и тем самым вырабатывают собственные особые правила его применения»[4].

Романо-германская правовая система в период становления не восприняла принципы общего права. Правовые системы стран континентальной Европы (Франция, Германия, Италия, Испания и др.) строились на основе римского права, которое стало развиваться благодаря университетам (один из первых и наиболее известных — Болонский университет в Италии). В этих культурных центрах преподавалось римское и каноническое право, а впоследствии — национальное право той страны, где находился университет. С этого времени университетская правовая наука играет значимую роль в законотворчестве.

В последнее время в странах континентальной Европы стала признаваться нормотворческая роль судебной практики. Так, после Второй мировой войны высшие судебные инстанции ФРГ достаточно прочно встали на путь «судейского права»[5].

По мысли Р. Давида, чтобы судить о важности судебных решений в выработке права, следует остерегаться готовых формул, которые, стремясь подчеркнуть исключительность закона, отказываются признавать источником права судебную практику. Подобное отношение к судебной практике — чаще всего признак разрыва между теорией и практикой. Но на этом основании нельзя делать вывод, что судебные решения не являются источником права. Так, число различного рода сборников и справочников судебной практики увеличивается. Они составляются специально для юристов-практиков, а их феномен объясняется тем, что судебная практика является источником права в прямом смысле слова.

Исследователь деятельности Верховного суда Италии Н. Попов пишет, что судебная практика в Италии, благодаря деятельности Кассационного суда, получила фактический авторитет вспомогательного юридического источника. Это в первую очередь касается кассационного прецедента, но, по сути, и простое судебное решение, пройдя кассационную фазу, может восприниматься другими судами, стать в процессе правоприменения судебным прецедентом[6].

Обязательность следования судебным прецедентам свойственна решениям Федерального конституционного суда ФРГ. В Швейцарии судебный прецедент при определенных условиях выступает источником права. Решения пленума Верховного суда Португалии являются судебными прецедентами. Также правотворческая роль судебной практики официально признана за Верховным судом в Испании[7].

Нормотворческая роль судебной практики, проявляющаяся при толковании закона и восполнении его пробелов, закреплена за Кассационным судом Франции. Статья 4 Гражданского кодекса Франции запрещает отказ в правосудии по причине недостаточности закона, обязывает судью вынести решение даже в случае умолчания, неясности или недостаточности закона и тем самым наделяет его творческой ролью.

Решения высших судебных инстанций Франции, Германии (ФРГ), Испании, Италии, Португалии и Швейцарии официально публикуются в сборниках судебной практики, что позволяет знакомиться с новыми прецедентами и применять их в сходных случаях. Таким образом, и в романо-германской, и в англосаксонской правовой семье сформировались определенные условия, позволяющие создавать и развивать судебный прецедент как источник права в национальных правовых системах.

В российской правовой системе на протяжении длительного времени судебный прецедент как источник права не признавался, хотя судебная практика играла определенную роль при разрешении сходных казусов в отсутствие нормы закона, а также учитывалась при создании законов.

В Древней Руси вся власть, в том числе судебная, сосредоточивалась в руках князя, который при рассмотрении спора создавал прецедент — по причине отсутствия или несоответствия жизненной ситуации норм обычного права. А.Е. Пресняков отмечает: «Случаи сложные, неясные, новые, случаи, при которых применение обычного права привело бы к явной несправедливости, — вот прежде всего область княжеского решения. Это judicium aequitatis, решение по справедливости, игравшее существенную роль в развитии права у всех народов. Это фактор правотворчества путем прецедентов, каковыми становились отдельные княжеские приговоры»[8].

Нормы, выработанные судебной практикой князей, нашли свое воплощение в Русской Правде. Источником формирования Судебника 1497 года стали нормы Русской Правды, обычного права, судебной практики и литов-ского законодательства. И.А. Исаев считает, что если Русская Правда была сводом обычных норм и судебных прецедентов и своеобразным пособием для поиска нравственной и юридической истины, то Судебник стал прежде всего «инструкцией» для организации судебного процесса[9]. Из этого следует, что княжеские прецеденты способствовали формированию и развитию как права, так и процесса на Руси.

В 1529 году был принят первый статут Великого княжества Литовского, основанный на судебной практике и других источниках. Основными источниками общерусского права в XV—XVII вв. были великокняжеское законодательство, «приговоры» Боярской думы, постановления земских соборов и отраслевые распоряжения приказов.

Примером может служить Соборное уложение 1649 года, созданное на основе судебников, приказных книг, царских указов, думских «приговоров», решений земских соборов, Стоглавого собора, норм литовского и византийского законодательства. Тем не менее в то время законодательная форма имела приоритет перед судебной практикой и обычаем.

Кодификация русского права, начатая М.М. Сперанским в XVIII веке, нашла свое воплощение в Своде законов Российской империи; одновременно готовилось Собрание законов, которое должно было вобрать в себя все законодательные акты, изданные верховной властью и правительственными органами. В Собрание законов включались те судебные решения, которые стали судебным прецедентом или толкованием к принятым законам, а также частные решения, которые важны в историческом отношении.

В результате судебной реформы 1864 года были созданы местные и общие суды. К местным были отнесены волостные суды, мировые судьи и съезды мировых судей, к общим — окружные суды, судебные палаты и кассационные департаменты Сената. В основу реформы был положен принцип разделения властей. Сенат выступал в качестве высшего судебного и надзорного органа, в его ведении находилось толкование законов и решение юридических коллизий. Разъяснения Сената стали обязательными для юридической практики. Отдельные постановления Сената, утвержденные императором, приобретали статус законов. Главным источником права стал закон; его толкование осуществляли законодатель, Сенат, суд и правоведы. Можно заключить, что решения Сената и суда по толкованию тех или иных положений закона признавались прецедентами толкования и являлись обязательными для применения.

Вскоре после Октябрьской революции (в ноябре 1917 года) был принят Декрет о суде, которым отменялось действие старых законов. Главным источником права стало революционное правосознание, на основе которого складывалась новая судебная практика. При отсутствии писаных норм права в судах применяли нормы обычного права. Правотворчество в этот период осуществлялось судебными органами, высшими органами власти, руководящими органами политических партий и местными Советами. В ноябре 1918 года было утверждено Положение о народном суде РСФСР и тем самым создана новая система народного суда, состоящая из народного судьи и народных заседателей. На первый план выступили новые принципы судебного права: коллегиальность рассмотрения дела и принятия судебного решения, расширение судебного правотворчества, уменьшение роли судебного профессионализма.

По мере укрепления единоличной власти партии и создания социалистического права роль суда сводилась к применению права при рассмотрении дел и обобщению судебной практики, тогда как ряд ученых (С.И. Вильнянский, А.Б. Венгеров, С.Н. Братусь и др.) пытались объяснить и доказать, что решения высших судебных органов являются источником права. Но марксистско-ленинское учение о праве относило прецедент к буржуазному праву, которому не место в социалистических правоотношениях. В связи с этим особое внимание заслуживает утверждение Е. Мартынчик и Э. Колоколова о том, что «...в бывшем Советском государстве прочно утвердились два вида судебного правотворчества: руководящие разъяснения пленумов (Верховного Суда СССР и верховных судов союзных республик) и решения других высших судебных инстанций по конкретным делам. Такова была реальность относительно судебного прецедента и прецедентного права в социалистическом государстве, где теоретически их отметали, а на практике вуалировали»[10].

Непринятие социалистическим правом судебного прецедента объяснимо марксистской доктриной построения коммунистического общества, где не будет ни государства, ни права, а также отрицанием принципа разделения властей. В этот период признавалась и доминировала только одна форма права — нормативно-правовой акт (закон). Поэтому в современных условиях развития правовой системы такой источник права, как судебный прецедент, должен найти свое утверждение, поскольку он реально существует в России.

Б.Н. Топорнин, выступая на научной конференции «Российское государство и право на рубеже тысячелетий» (Москва, 2—4 февраля 2000 г.), подчеркнул необходимость теоретической разработки новых источников права, которые приобретают все большее значение в правовом регулировании,  — таких, как нормативно-правовой договор, правовая доктрина, судебный прецедент[11]. Научную актуальность и практическую значимость прецедента для правовой системы России подтверждает и множество научных работ, посвященных данной тематике и  опубликованных в начале нового тысячелетия[12].

Теория права определяет три основных пути становления правовой нормы: перерастание «мононорм» (первобытных обычаев) в нормы обычного права и санкционирование их государством; правотворческая деятельность государства, которая выражается в издании специальных документов, содержащих юридические нормы (нормативных актов); формирование прецедентного права, состоящего из конкретных решений, принимаемых судебными и административными органами и приобретающих характер образцов, эталонов для решения других аналогичных дел. Исходя из этих направлений определяются основные формы (источники) права: обычай, судебный нормативный правовой акт и прецедент. Данные источники существуют во всех правовых семьях, в каждой из которых преобладает одна форма права.

В российской правовой системе судебный прецедент источником права не признавался, поскольку общественные отношения регулировались в основном нормативными правовыми актами. После изменений в экономических, политических, правовых и социальных отношениях прежние нормативные правовые акты утратили способность регулировать новые отношения из-за длительной законотворческой процедуры, поэтому урегулировать пробелы закона должен судебный прецедент, создаваемый высшими судебными органами, который играет важную роль в современном правовом регулировании и связывает право с жизнью.

Cудебная деятельность органов судебной власти регулируется нормативными актами (Закон РФ от 26.06.1992 № 3132-1 «О статусе судей в Российской Федерации» (в ред. от 05.04.2005), федеральные конституционные законы от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» (в ред. от 05.04.2005), от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном суде Российской Федерации», от 28.04.1995 № 1-ФКЗ «Об арбитражных судах в Российской Федерации» (в ред. от 04.07.2003)), что позволило создать централизованную судебную систему, ввести обязательность юридического образования и стажа работы по юридической специальности для назначения на должность судьи, сформировать систему публикаций судебных решений в специальных сборниках. Поэтому высшие судебные органы могут не только применять норму права при рассмотрении дел, но и создавать ее в случае отсутствия закона.

Что же представляет собой судебный прецедент? Прецедент (от лат. praecedentis — предшествующий) — решение по конкретному делу, являющееся обязательным для судов той же или низшей инстанции при решении аналогичных дел либо служащее примерным образцом толкования закона, не имеющим обязательной силы[13]. Принцип обязательности прецедента действует только применительно к решениям высших судебных органов, решения других судебных органов служат лишь примером и обязательными не являются.

По нашему мнению, судебный прецедент — это судебное решение высшего органа судебной власти по конкретному делу, вынесенное в рамках определенного вида судопроизводства и содержащее правоположение (правовую позицию), опубликованное в официальных сборниках и обладающее императивностью применения для аналогичных дел в будущем.

Судебный прецедент имеет двойное действие: во-первых, создает судейское правоположение (правовую позицию), отсутствующее в нормативном правовом акте или признанное неконституционным; во-вторых, дает разъяснение и толкование нормативного правового акта. Так, Конституционный суд Российской Федерации (далее — КС РФ) в конце 1990-х годов (до принятия УПК РФ 2002 года) выработал ряд правовых позиций, благодаря которым стало возможным обжаловать постановления о возбуждении уголовного дела, о прекращении уголовного дела, о приостановлении производства по уголовному делу, постановления, связанные с производством обыска, наложением ареста на имущество, продлением срока расследования дела. Также подлежат обжалованию в кассационном порядке: приговоры Верховного суда РФ, определения (постановления) суда, вынесенные до приговора. Получили доступ на участие в судебных прениях потерпевшие.

Данные правовые позиции имели нормативно-правовое значение и непосредственно применялись судьями в практической деятельности. Большинство из них получили законодательное закрепление в УПК РФ. Поэтому их можно с уверенностью отнести к прецедентам КС РФ.

В настоящее время отдельные положения УПК РФ становятся предметом проверки КС РФ на соответствие основному закону. Принятые КС РФ решения содержат правовые позиции, регулирующие права потерпевших на обжалование судебного решения о прекращении уголовного дела в связи с отказом государственного обвинителя от обвинения; на пересмотр судебного решения в порядке надзора по жалобе потерпевшего или по представлению прокурора, ухудшающих положение осужденного; на проверку заявления потерпевшего прокурором, следователем, органом дознания для установления лица, виновного в преступлениях, предусмотренных статьями 115 и 116 УК Российской Федерации. Также выработан механизм избрания меры пресечения обвиняемому после поступления дела

в суд.

Б.С. Эбзеев по этому поводу отмечает, что все решения КС РФ являются источниками права и им присуща материально-правовая сила закона[14]. По нашему мнению, в таких случаях правовые позиции КС РФ выполняют роль дополнительного источника права, поскольку регулируют те отношения, в которых норма права признана данным судом неконституционной, а также выработана определенная правовая позиция КС РФ, устанавливающая судебный порядок на стадиях уголовного судопроизводства.

В случае отсутствия нормы права суды на практике также руководствуются постановлениями Пленума Верховного суда РФ, отдельные правоположения которого оперативно восполняют то, что не учел законодатель. Так, в Постановлении Пленума ВС РФ от 19.12.2003 № 23 «О судебном решении» выработан механизм применения судами общей юрисдикции постановлений КС РФ, Пленума ВС РФ, Европейского суда по правам человека. Это еще раз подтверждает существование принципа обязательности применения судебных решений высших судебных инстанций в российской правовой системе. Поэтому нельзя не согласиться с высказыванием В.В. Демидова о том, что содержащиеся в постановлениях Пленума ВС РФ разъяснения по вопросам применения законодательства, основанные на требованиях закона и обобщенных данных судебной практики в масштабах страны, представляют собой своеобразную форму судебного прецедента и являются ориентиром, подлежащим обязательному учету[15].

Но не только постановления Пленума ВС РФ можно относить к прецедентам. Принятое судебное решение ВС РФ по конкретному гражданскому или уголовному делу и получившее утверждение в кассационном и надзорном порядке можно с уверенностью отнести к судебному прецеденту. В.М. Жуйков справедливо отмечает, что было бы правильным официально признать судебную практику ВС РФ по конкретным делам источником права, придав опубликованным решениям ВС РФ, имеющим принципиально важное значение, силу прецедента и предоставив судам России право ссылаться на них в своих решениях[16].

Решения ВС РФ по таким делам публикуются в официальном издании — Бюллетене ВС РФ, что позволяет руководствоваться ими в случае рассмотрения аналогичного дела. А.В. Наумов считает, что эти опубликованные судебные решения чаще всего и являются прецедентами толкования уголовно-правовых норм и фактически выполняют роль подлинного судебного прецедента[17]. По мнению председателя ВАС РФ А. Иванова, «...решение высшей судебной инстанции является в некотором роде прецедентом. Со ссылкой на него можно в принципе отменить решение суда низшей инстанции по такому же вопросу. Так что признаки прецедентного права у нас есть»[18].

Краткий анализ мнений правоведов-теоретиков и практических работников подтверждает фактическое существование судебного прецедента, создаваемого высшими судебными инстанциями.

Автор настоящей статьи предвидит возможные упреки в излишней уверенности при изложении своей точки зрения о судебном прецеденте. Следует сказать, что одним проверенным источником права — законом, которым законодатель пытается регулировать все общественные отношения, создавая законодательный бум, обойтись невозможно. Жизнь многогранна в своих проявлениях, и все в ней предусмотреть, а тем более законодательно закрепить невозможно. Поэтому при всем уважении к закону в нем всегда будет существовать пробел — непонятное место, недосказанность, косноязычность. В процессе его применения возникают сложности, требующие доработки. Судья не может заявить, что закон принят не так и он не может его применить, так как это нарушает гарантию судебной защиты, предоставленную Конституцией РФ. В таких случаях (а они возникали и возникают на протяжении всего времени существования права) проблему может решить судебный прецедент.

Б.Н. Топорнин отмечает, что необходима последовательная система мер, позволяющих судебному прецеденту органично войти в систему источников права, не нарушая сложившуюся в ней иерархию. Обычно судебному прецеденту отводится роль дополнительного источника права, задача которого состоит не в замене ранее существовавших источников, а в их уточнении, развитии, известном приспособлении к новым условиям[19]. Игнорировать же данный источник права крайне неблагоразумно и даже пагубно для правовой системы России.

Признание прецедента де-факто требует закрепления его де-юре. На легитимность судейского права справедливо указывает А. Барак: «Судебное правотворчество разрешается, только если оно признается правом и только в той мере, в какой это признается правом. Отсюда следует, что власть для осуществления судебного правотворчества и пределы его должны опираться на право»[20].

На юридическое закрепление судебного правотворчества как на необходимое условие указывает и М.В. Кучин: «Сложившаяся ситуация в сфере нормотворческой деятельности российских судов настоятельно требует необходимой законодательной регламентации. Отсутствие таковой в настоящий момент не отвечает потребностям развития общества и препятствует становлению правового государства»[21].

Таким образом, признание в российской правовой системе судебного прецедента в качестве дополнительного источника права позволит более оперативно восполнять пробелы в нормативных правовых актах, совершенствовать и укреплять судебную защиту прав и свобод человека, обеспечивать баланс в отношениях между исполнительной и законодательной властью и способствовать формированию правового государства.

Библиография

1 Алексеев С.С. Теория права. — М., 1994. С. 219.

2 См.: Богдановская И.Ю. Прецедентное право. — М., 1993. С. 165.

3 Кросс Р. Прецедент в английском праве. — М., 1985. С. 42.

4 Марченко М.Н. Сравнительное правоведение. — М., 2001. С. 406.

5 См.: Туманов В.А. К критике концепции «судейского права» // Сов. государство и право. 1980. № 3. С. 111—117.

6 См.: Попов Н. Верховный кассационный суд Италии // Вестн. ВС СССР. 1991. № 12. С. 27—29.

7 См.: Бойцова В.В., Бойцова Л.В. Судебный прецедент: зарубежный опыт и российские перспективы // Российский судья. 1999. № 3. С. 14—18.

8 Пресняков А.Е. Княжеское право в Древней Руси. — М., 1993. С. 431.

9 См.: Исаев И.А. История государства и права России. — М., 1999. С. 73.

10 Мартынчик Е., Колоколова Э. Прецедентное право: от советской идеологии к международной практике // Российская юстиция. 1994. № 12. С. 20—22.

11 См.: Правоведение. 2000. № 3. С. 24.

12 См., например: Кучин М.В. Нормотворческая деятельность судебных органов Российской Федерации и судебный прецедент // Право и политика. 2000. № 5. С. 15; Богдановская И.Ю. Судебный прецедент — источник права? // Государство и право. 2002. № 12. С. 21; Спектор Е.И. Cудебный прецедент как источник права // Журнал российского права. 2003. № 5. С. 32; Зорькин В.Д. Прецедентный характер решений Конституционного суда РФ // Журнал российского права. 2004. № 12. С. 17; Бодров С.Ю. Судебный прецедент в системе источников российского права: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Казань, 2004; Попов О.В. Теоретико-правовые вопросы судебного правотворчества в Российской Федерации: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Казань, 2004; Лозовская С.В. Правовой прецедент: вопросы теории и практики: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Екатеринбург, 2005; Ображиев К.В. Судебный прецедент в уголовном праве России. — Ставрополь, 2002; Загайнова С.К. Судебный прецедент: проблемы правоприменения. — М., 2002; Гук П.А. Судебный прецедент как источник права. — Пенза, 2003; Он же. Судебный прецедент как источник права: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. — Саратов, 2002.

13 См.: Юридический энциклопедический словарь. — М., 1984. С. 296.

14 См.: Эбзеев Б.С. Толкование Конституции Конституционным судом РФ: теоретические и практические проблемы // Государство и право. 1998. № 5. С. 5—12.

15 См.: Демидов В.В. О роли и значении постановлений Пленума Верховного суда Российской Федерации // Бюллетень ВС РФ. 1998. № 3. С. 21—24.

16 См.: Жуйков В.М. К вопросу о судебной практике как источнике права // Судебная практика как источник права. — М., 1997. С. 16—23.

17 См.: Наумов А.В. Судебный прецедент как источник уголовного права // Российская юстиция. 1994. № 1. С. 8—11.

18 Арбитраж уходит в Интернет // Российская газ. 2005. 18 окт.

19 См.: Топорнин Б.Н. Система источников права: тенденции развития // Судебная практика как источник права. — М., 2000. С. 43—44.

20 Барак А. Судейское усмотрение. — М., 1999. С. 128.

21 Кучин М.В. Указ. ст. С. 36.