Сущность и значение дефиниции в современном законодательном тексте

В.Ю. ТУРАНИН

кандидат юридических наук, доцент Белгородского государственного университета

Проблема, связанная с определением понятия в законодательном тексте, в настоящее время находится под пристальным вниманием многих исследователей. Это обусловлено той значительной ролью, которую играют нормативные дефиниции в законотворческом процессе, теми надеждами, которые возлагаются законодателем на каждое выстроенное им определение, а также степенью их реализации. Трудно представить современный законодательный акт без определений основных понятий, используемых в нем. Дефиниции предоставляют каждому заинтересованному пользователю возможность при анализе того или иного нормативного акта познакомиться не только с самим понятийным аппаратом закона, но и узнать содержание определенных лексических единиц, вникнуть в их суть.

Нужно заметить, что это вполне объективное явление, поскольку, как верно писал П.И. Люблинский, отсутствие легальных определений привело бы к «чрезвычайному расширению судейского усмотрения»[1]. Кроме этого, очевидно, что законодательные определения способствуют правильному, а вернее, единственно возможному в условиях данного юридического контекста пониманию смысла соответствующего понятия, служат проводником его языковой объективации. Именно поэтому «определение понятий, которыми оперирует право, — это условие эффективности его норм»[2].

Говоря о нормативных дефинициях, прежде всего следует обратить внимание на неоднозначность в подходе к изложению их юридической сути. Так, Е.В. Васьковский настаивал на том, что устанавливаемые в законе определения терминов — это «нормы особого рода: второстепенные, вспомогательные, пояснительные», которые «не обладают самостоятельным значением и сами по себе не могут получить применения в жизни, а служат исключительно для разъяснения смысла других норм»[3]. Есть коллективное мнение о возможности признания за нормативными дефинициями статуса предписаний особого рода[4]  или своеобразных предписаний-дефиниций[5]. Нам ближе вторая позиция, поскольку восприятие законодательной дефиниции в качестве самостоятельной правовой нормы, пусть даже второстепенного, пояснительного плана, несколько выходит за рамки ее действительного назначения. Нормативная дефиниция может быть частью нормы права, ее базовым элементом, но не самой правовой нормой. Ведь все-таки норма права — это общеобязательное правило поведения; дефиниция же является не правилом, а «языковым ключом» к адекватному восприятию смысла, вкладываемого в то или иное нормативное установление. При этом законодательное определение обладает и ярко выраженной предписывающей функцией, воплощенной в принуждении адресата воспринимать используемые в законодательном тексте термины только в строго установленном значении. Поэтому, с нашей точки зрения, нормативную дефиницию следует определять как краткое словесное разъяснение основных свойств соответствующего понятия, изложенное в тексте нормативного правового акта, обладающее предписывающей функцией и характеризующее уникальность данного понятия.

Однако необходимо заметить, что нормативная дефиниция действительно раскрывает основное содержание понятия, придает ему необходимый смысл, но на этом основывается и своеобразная скованность понятия, стереотипность его восприятия в языковом пространстве. Тем не менее понятие — это объект, который существует в динамике, а значит, оно должно быть подвержено постоянному развитию. Поэтому особенно важным представляется понимание того, что дефиниции в юриспруденции, как, наверное, и в любой другой науке, имеют не постоянный, а временный вид. Это предопределяется развитием, движением общества и государства, сменой общественных формаций, динамикой научно-технического прогресса. Как справедливо и точно заметил Р. Дюбюк, если исследователь попадает «в плен» к дефиниции, он может потерять способность развивать свою науку[6]. При этом в контексте юриспруденции может получиться весьма опасная ситуация. Ведь всякое закостенение в праве, его отставание от формирования общественных отношений наносит несоизмеримый удар по интересам каждого человека и государства в целом. Особенно ярко это проявляется в законотворческой деятельности, которая изначально призвана упреждать, а не создавать всевозможные коллизии.

Нормативная дефиниция, отражая основную суть понятия, выявляя существенные признаки, никогда полностью не исчерпывает его содержания. Определение всегда недостаточно для понятия — оно лишь указывает пользователю путь к понятию, расставляя необходимые акценты. Единственно реальной дефиницией оказывается развитие самого существа дела, а это уже не есть дефиниция[7]. Однако без емких и логически сконструированных определений в законодательном тексте не обойтись. Каждый адресат должен знать направление мысли законодателя, его взгляд на толкование того или иного понятийного объекта. Поэтому следует определить и осмыслить те свойства, которые должны быть присущи нормативной дефиниции, обратить внимание на требования, предъявляемые к ней.

Во-первых, это юридическая безупречность, которая выражается в непротиворечивости законодательной дефиниции существующим и действующим правовым нормам.

Во-вторых, это системность, подразумевающая объективное и полноценное функционирование нормативной дефиниции в других объектах, тождественных по свойствам. Особенно важным является согласованность определений между собой, а также иерархичность в их существовании. Так, по мнению Л.Ф. Апт, в настоящее время назрела необходимость закрепления в кодифицированных актах отрасли, института, области законодательства наиболее общих определений понятий, подвергшихся по тем или иным причинам толкованию в актах текущего правотворчества, с тем особым условием, чтобы между актами не возникало противоречий[8].

В-третьих, это краткость, которая, однако, ни в коем случае не должна восприниматься как предпосылка для возможной деформации законодательной мысли. Краткой должна быть форма, но не содержание. Актуальна мысль П.И. Люблинского о возможности «смысловой растяжимости» нормативной дефиниции, т. е. ее способности охватывать все явления определенной категории. Но при этом, по его мнению, дефиниции не должны переходить в так называемые каучуковые постановления, которые можно растягивать в любом направлении[9]. Вместе с тем в тексте нормативной дефиниции должны найти отражение все существенные признаки определяемого понятия, только выражать их следует как можно четче, систематизируя и упорядочивая слова и словосочетания.

В-четвертых, это общеязыковая и терминологическая грамотность. Нормативную дефиницию следует выстраивать таким образом, чтобы в ее текстовой основе не было грамматических и пунктуационных оплошностей, преимущественно употребляя термины в том смысле, в котором они уже были задействованы ранее. Прав М. Баудиш, писавший о том, что вновь вводимому понятию следует давать дефиницию посредством тех понятий (и терминов), которые уже определены и известны[10].

В-пятых, это логическая непротиворечивость, которая отражается в установлении и укреплении логических связей внутри самого определения, основывается на последовательности изложения нормативной мысли. Логический круг при определении юридического понятия недопустим. По точному замечанию Т. Гоббса, имя, которому дают определение, не должно повторяться в самом определении. Ибо то, чему должно быть дано определение, есть сложное целое; определение же есть разложение сложного на части, а целое не может быть частью самого себя[11]. В итоге нормативная дефиниция должна восприниматься как объект, существующий во внутренней и внешней гармонии.

Архитектоника определения позволяет увидеть в нем каждому заинтересованному пользователю все то, что необходимо для дальнейшего оперативного действия, для последовательной и эффективной работы с нормативным текстом. Дефиниция, обладающая указанными выше свойствами (соответствующая данным признакам), будет способствовать укреплению качественных характеристик законодательного акта, станет опорой его юридической стабильности. Безусловно, предполагая и выстраивая столь идеальный объект, мы прежде всего определяем концептуальную стратегию развития нормативных дефиниций, намечаем пути и тенденции их совершенствования.

Следующим аспектом, на котором необходимо заострить внимание, является функциональная обеспеченность нормативных дефиниций. Это важно для более детального освоения сути определений понятий, их роли в законодательном тексте, с тем чтобы составить комплексное представление об исследуемом объекте. С нашей точки зрения, можно выделить три основные функции, которые присущи нормативным дефинициям:

· познавательную;

· интерпретационную;

· предписывающую.

Дефиниция является весомым звеном в цепочке познавательной деятельности. Нормативное определение служит своеобразным проводником в процессе постижения определенных закономерностей объективного мира, усвоения смысла разнообразных явлений. Дефиниция вооружает необходимыми знаниями, связывает создателя законодательных норм и того, для кого эти нормы создаются. Именно поэтому бесконечный процесс познания юридического понятия, выявления его сути характеризуется усвоением и трансформацией его определения, установлением степени его объективации в законодательном пространстве.

Дефиниция — это и интерпретация юридического понятия, его словесная настройка. С помощью нормативной дефиниции законодатель формулирует свое мнение о разъясняемом понятии, интерпретирует его в соответствии с целями и задачами законодательного акта. Очень точно подмечено, что «термин создается, а его значение конструируется»[12]. Именно конструирование законодательного определения, его языковое оформление составляют незримый для большинства процесс законодательного творчества. При этом особенно значимой является общая нейтральность создаваемой дефиниции, которая может быть достигнута только через призму консенсуса в научном мире. Ведь законодатель в своих определениях опирается на существующие научные концепции, взгляды, суждения, что вполне естественно, поэтому чем прочнее научно подкреплена та или иная дефиниция, тем меньше она вызывает дискуссий, тем стабильнее закон, в котором она задействована.

Предписывающая функция нормативной дефиниции в какой-то мере синтезирует все указанные выше аспекты, определяя итоговый модус (способ) ее влияния на законотворческий процесс и его результаты. Определение понятия в нормативном тексте изначально не допускает инотолкования. С помощью дефиниции законодатель создает такие рамки языкового проявления понятия, которые он считает необходимыми, закрепляя тем самым правило, как именно следует воспринимать данное понятие в соответствующем контексте. Законодатель, формулируя правовую сентенцию, индивидуально определяет ее содержание и границы. Поэтому законодательная дефиниция, являясь одним из основных источников юридической мысли, может объективироваться в качестве своеобразного правила толкования понятия, лингвоправового рубежа, за пределы которого выходить нельзя. И особенно важно, что посредством нормативного определения формируется сама суть юридического понятия, устанавливаются потенциальные возможности и границы действий, связанных с реализацией юридических норм, обусловленных его (понятия) существованием.

Дефиниция дает каждому ее адресату огромный шанс для адекватного восприятия нормативного текста, его однозначного толкования. Отсутствие разъяснения задействованных в законе терминов приведет к такой законотворческой ошибке, как переоценка возможностей потенциального объекта, для которого предназначен законодательный текст. Ведь в данном случае большинство нормативных установлений будет понятно только тому, кто обладает определенной совокупностью юридических знаний, а не рядовому гражданину, пытающемуся познать закон. Таким образом, субъект, занимающийся правотворческой деятельностью — формулированием законодательного текста, и объект, для которого данный текст предназначен, по сути, будут являться одним лицом — специалистом, для которого доступна усложненная терминологизация закона. Считаем, что это противоречит одному из главнейших критериев качества законодательного текста — его доступности для всех и каждого.

Дефиниции играют определяющую роль в любом законодательном тексте. Прав В.М. Савицкий, указавший на то, что «дефинитивные нормы, может быть, и удлиняют законодательство, если иметь в виду чисто количественную сторону дела. Зато совершенно очевидно, что они в большей степени способствуют правильному пониманию и применению закона, а значит, улучшают качество и весь механизм правового регулирования»[13]. Данное мнение было сформулировано в заочном споре с А.А. Ушаковым, обращавшим внимание на то, что нормативные дефиниции удлиняют и загромождают законодательство[14]. При этом, безусловно, следует опасаться не-

адекватной множественности нормативных дефиниций. Каждое законодательное определение должно быть подкреплено и обосновано именно возможностью недопонимания пользователем смысла соответствующего понятия, что может предопределяться его новизной, сложностью содержания или иными специфическими аспектами употребления в конкретном законодательном акте. Отсюда и практически единое мнение ученых о необходимости выборочного, осторожного подхода к определению того или иного термина в законодательном тексте. На этот факт обращают внимание В. Кнапп и А. Герлох, указывая, что «иногда, при наличии чрезмерного количества определений и при небрежной их выработке, значение определения может стать парадоксальным: чем больше понятия определяются, тем менее ясными они являются»[15]. Поэтому совершенно верно замечено, что число определений, объясняющих те или иные содержащиеся в законе термины, не должно быть чрезмерным[16]. Необходим жесткий контроль со стороны законодателя и независимых экспертов за тем, какие понятия определяются в тексте закона, а самое главное — как они интерпретируются. Очевидно, что в некоторых нормативных актах вполне возможно обойтись без толкования общеизвестных терминов, которые не меняют своего первоначального смысла в новых законодательных условиях. Так, с нашей точки зрения, излишним является законодательное определение терминов «федеральный закон» и «федеральный конституционный закон» в ст. 2 Федерального закона от 12.06.2002 № 67-ФЗ «Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации» (в ред. от 21.07.2005). Спорной представляется необходимость дефинирования таких терминов, как «международный стандарт» и «национальный стандарт», в ст. 2 Федерального закона от 27.12.2002 № 184-ФЗ «О техническом регулировании» (в ред. от 09.05.2005): считаем, что общего определения понятия «стандарт» вполне достаточно; значение же понятий, характеризующих его видовую принадлежность, представляется вполне очевидным.

В связи с этим требуется сформулировать критерии необходимости нормативных дефиниций в конкретных законодательных случаях. Подчеркнем, что в ракурсе данной проблемы научная юридическая среда изобилует индивидуальными мнениями. Приведем некоторые из них.

Нисколько не потеряли актуальности правила определения понятий в тексте законодательного акта, обоснованные П.И. Люблинским еще в начале ХХ века. По его мнению, определение должно иметь место только тогда, когда оно удовлетворяет практическим потребностям, но не чисто теоретическим интересам. В тех случаях, когда законодательное понятие по содержанию совпадает с общежитейским, не следует давать определений, предоставив этому понятию свободно развиваться. Всякий искусственный термин должен быть определен законодателем прямо или косвенно[17]. С точки зрения А. Нашиц, «...потребность в определении используемых терминов проявляется, естественно, наиболее явственно тогда, когда эти термины имеют в разных или даже в одной и той же отрасли права неодинаковое значение... или же наоборот, когда для одного и того же понятия законодательство использует разные термины»[18]. Анализируя современное законодательное пространство, Т.В. Губаева приходит к выводу, что нормативные дефиниции необходимы в случаях, если: 1) понятие создано путем переосмысления общеупотребительного слова либо с использованием нетрадиционной лексики (редких, специальных или иностранных слов, в том числе юридических терминов); 2) понятие оформлено с помощью слов, которые слишком часто употребляются в обычной речи и вызывают множественные смысловые ассоциации; 3) данное понятие специфично, с учетом целей проектируемого нормативного правового акта; 4) понятие по-разному трактуется юридической наукой и практикой[19].

С.К. Магомедов отмечает, что законодательная дефиниция необходима также, если термин обозначает объекты, отношения, явления или процессы, которые раньше не находили отражения в законодательстве Российской Федерации[20].

Бесспорным является утверждение о необходимости определения специальных юридических терминов и терминов, заимствованных из других областей знания, особенно тех, которые являются новацией для современного законодательства. Это положение следует воспринимать априори, поскольку всякое специальное слово, внедренное в законодательный текст, требует своего немедленного пояснения. Большинству интересующихся трудно было бы без нормативных дефиниций правильно уяснить смысл таких юридических терминов, как «аваль» (ст. 881 Гражданского кодекса РФ) или «суброгация» (ст. 965), а также специальных понятий — «диспач»

(ст. 133 Кодекса торгового мореплавания РФ), «диспаша» (ст. 305), «конверсия радиочастотного спектра» или «трафик» (ст. 2 Федерального закона от 07.07.2003 № 126-ФЗ «О связи» (в ред. от 02.02.2006)).

Важным является законодательное определение понятий, содержание которых по каким-то причинам неодинаково в различных нормативных актах. Например, весьма затруднено бездефинитивное восприятие термина «должник», который трактуется в ст. 2 Федерального закона от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (в ред. от 24.10.2005) как гражданин, в том числе индивидуальный предприниматель, или юридическое лицо, оказавшиеся неспособными удовлетворить требования кредиторов по денежным обязательствам и (или) исполнить обязанность по уплате обязательных платежей в течение срока, установленного этим законом, а в ст. 29 Федерального закона от 21.07.1997 № 119-ФЗ «Об исполнительном производстве» (в ред. от 27.12.2005) — как гражданин или организация, обязанные по исполнительному документу совершить определенные действия (передать денежные средства и иное имущество, исполнить иные обязанности или запреты, предусмотренные исполнительным документом) или воздержаться от их совершения.

Всякая множественность актуализации понятия должна считаться весомой предпосылкой для введения нормативной дефиниции, показывающей, в каком именно значении данное понятие следует воспринимать в конкретном законодательном контексте. Сюда относятся и различное толкование какого-либо термина в научной среде, и разночтения между представителями научного юридического мира и практическими работниками, а также сама многозначность слова, которое является юридическим термином или входит в его состав. Закон, обладая консолидирующей функцией, должен определить каждому адресату, как именно следует понимать то или иное понятие в императивном порядке. Любая возможность неадекватного восприятия термина должна пресекаться с помощью законодательного определения.

Особенно важно подчеркнуть, что все перечисленные критерии, при которых требуется введение дефиниции в законодательный текст, должны применяться в интересах только одного субъекта — рядового гражданина, познающего закон. Поэтому при решении вопроса о введении определения следует объективно оценивать потребности законодательного текста, учитывать при этом даже малейшую возможность недопонимания смысла каждого понятия. Если же риск неадекватного восприятия содержания понятия есть, то необходимость в нормативной дефиниции очевидна. Именно в этом заключается один из важнейших аспектов построения прозрачного и доступного законодательного пространства России.

В заключение обратим внимание на политико-правовую концепцию восприятия нормативных дефиниций. Не вызывает сомнений, что актуализация определения понятия посредством законодательного текста представляет собой и элемент политического действия. Ведь разработка и принятие закона является устойчивым и активным проводником политической воли, логическим обоснованием движения государства в намеченном направлении. Политическая составляющая всего законотворческого процесса напрямую влияет и на его исходящую продукцию, т. е. на законодательный комплекс, а значит, отражается и во всех структурных элементах каждого законодательного акта: в названии, в терминологии и, конечно же, в нормативных дефинициях, которые являются удобным и пластичным материалом для продвижения конкретных взглядов и идей. При этом о политическом оттенке законодательного толкования понятий, с нашей точки зрения, не следует судить однобоко, трактовать его как сугубо негативное явление. Это данность, которая существовала и будет существовать всегда.

Единственно важным и по-настоящему значимым в этой ситуации является отражение в нормативном определении действительной комплексной сути понятия, направленность дефиниции на реальную поддержку наиболее эффективного и гуманного регулирования общественных отношений с помощью правовых норм.

Библиография

1 Люблинский П.И. Техника, толкование и казуистика уголовного кодекса. — М., 2004. С. 13.

2 Нашиц А. Правотворчество. Теория и законодательная техника / Под ред. чл.-корр. АН СССР Д.А. Керимова. — М., 1974. С. 194.

3 Васьковский Е.В. Цивилистическая методология. Учение о толковании и применении гражданских законов. — М., 2002. С. 113.

4 См.: Как готовить законы: Науч.-практ. пособие / Ред. колл.: Ю.А. Тихомиров и др. — М., 1993. С. 49.

5 См.: Рахманина Т.Н. и др. Рекомендации по подготовке и оформлению проектов федеральных законов // Проблемы юридической техники: Сб. статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. С. 809.

6 См.: Дюбюк Р. Состояние терминологии на современном этапе // Мат. междунар. симпозиума «Теоретические и методологические вопросы терминологии». — М., 1979. С. 26.

7 См.: Маркс К., Энгельс Ф.  Соч. Т. 20. — М., 1961. С. 634—635.

8 См.: Апт Л.Ф. Правовые дефиниции в законодательстве // Проблемы юридической техники: Сб. статей / Под ред. В.М. Баранова. — Н. Новгород, 2000. С. 308.

9 См.: Люблинский П.И. Указ. раб. С. 13.

10 См.: Баудиш М. Опыт Чехословакии в подготовке терминологических стандартов // Мат. Междунар. симпозиума «Теоретические и методологические вопросы терминологии». — М., 1979. С. 36.

11 См.: Гоббс Т. Соч.: В 2 т. Т. 1. — М., 1989. С. 132.

12 Суперанская А.В., Подольская Н.В., Васильева Н.В. Общая терминология. Вопросы теории / Отв. ред. Т.Л. Канделаки. — М., 2004. С. 165.

13 Савицкий В.М. Язык процессуального закона. Вопросы терминологии. — М., 1987. С. 64.

14 См.: Ушаков А.А. Очерки законодательной стилистики. Ч. 1: Содержание и форма в праве и проблемы законодательной стилистики. — Пермь, 1967. С. 172.

15 Кнапп В., Герлох А. Логика в правовом сознании: Пер. с чешск. — М., 1987. С. 279.

16 См.: Рахманина Т.Н. и др. Указ. раб. С. 812.

17 См.: Люблинский П.И. Указ. раб. С. 13—14.

18 Нашиц А. Указ. раб. С. 195.

19См.: Губаева Т.В. Язык и право. Искусство владения словом в профессиональной юридической деятельности. — М., 2003. С. 68.

20 См.: Магомедов С.К. Унификация нормативной правовой терминологии и единое правовое пространство России // Журнал российского права. 2004. № 3. С. 28.