Сущность и основные параметры институциональной недостаточности как категории современного права

УДК 34.01
К.В. КАВЕРИН,
соискатель Воронежского государственного университета

Динамика нового века и все более осложняющиеся процессы общественного развития требуют адекватного правового регулирования. Этот не вызывающий сомнения факт позволяет говорить о том, что сегодня особое значение приобретает своевременный и достоверный научный анализ новых явлений общественной жизни, оперативное и профессиональное внедрение научных разработок в практику. Однако лишь основанные на твердых методологических традициях, принципах и целях рекомендации могут быть приняты законодателем и впоследствии стать эффективным средством правового регулирования. Одну из важнейших методологических целей в развитии теории всякой науки составляет познание сущности и параметров образующих ее явлений, так как позволяет свести множественные внешние проявления к внутреннему, действительному качеству объекта исследования, к тем закономерностям, которые определяют его возникновение, функционирование и эволюцию.
 
Если отвлечься от многочисленных философских дискуссий о содержании понятия «сущность», то можно согласиться с классическим подходом, согласно которому сущность — это стержень, основа, характеризующая вещи и явления[1]. Между тем Л.С. Явич справедливо отмечал, что перевод философской категории «сущность» в плоскость юридического понятийного аппарата всегда достаточно сложен и требует определенного специфического подхода[2]. Это утверждение становится особенно понятным, когда мы говорим о современных категориях (например, «качество», «право», «институт»), имеющих место в нескольких смежных науках, таких как право, экономика, социология. Подчеркивая значимость категории «сущность», А.В. Петров считал, что философская категория сущности (равно как и иные философские категории) имеет для теории права не столько онтологическое, сколько гносеологическое значение, задает общую направленность движения теоретической мысли в познании сущности любого предмета[3].
Однако из философской категории сущности нельзя как из непосредственного основания логическим путем вывести собственную правовую сущность какого-либо явления. Л.И. Спиридонов отмечал: «Прямое соотнесение философских понятий и “соответствующих” им правовых референтных групп попросту невозможно. Для категорий диалектической логики, составляющих развитую научную систему, вначале теоретического исследования права еще нет правоведческих эквивалентов»[4]. Попытка дедуцировать сущность конкретного предмета в юридической науке сводится обычно к итоговому утверждению о том, что сущность — главное в предмете, а затем главным в праве объявляется это или вот это. При таком подходе, как считал А.В. Петров, всегда остается смутное ощущение несколько произвольного выбора исследователем критерия отделения главного от неглавного, и потому его указание на сущность права носит случайный характер, что противоречит самой природе сущности[5]. Как преодолеть сложившиеся стереотипы? Н.И. Козюбра[6] и Л.И. Спиридонов[7], исследуя тенденции права, отмечали необходимость изучения взаимного влияния права, экономических и социальных процессов. Они указывали на целесообразность использования в исследовательских целях достижений различных областей общественных и иных наук, на отказ от традиционно юридических интерпретаций научных категорий с целью их же обогащения и эффективности использования в правовых исследованиях.
При познании правового явления есть еще одна, не менее значимая задача — это определение его основных параметров. Параметры любого явления обусловлены его свойствами и образуют его качественную сторону. Понятие «параметр» теперь часто употребляется для описания правовых явлений, хотя содержит некий оттенок математической точности, строгой определенности, которая практически несвойственна категориям гуманитарного толка. Параметры помогают более наглядно, предметно и осязаемо раскрыть содержательную, сущностную и функциональную стороны правового явления, позволяют отличить его от сходных явлений. 
Важное направление в исследовательской деятельности, значение которого трудно переоценить в любой отрасли знания и тем более в правовой науке, — построение категорийного аппарата. Без основательного познания этих скоординированных между собой узловых понятий невозможно повысить методологический уровень правовых исследований, разрабатывать и совершенствовать законодательство. Вообще, категории в науке (от греч. kathgoria — высказывание) — это функциональные понятия, формы мысли, типы связи субъекта и предиката в суждении, устойчивые способы предицирования, существующие в языке, составляющие условия возможности опытного знания и имеющие априорное значение в качестве универсалий и предельных понятий[8]. В современной отечественной литературе философскому анализу подвергаются следующие категории: количество, мера, качество, субстанция, материя, пространство, время, движение[9]. Правовые категории и понятия, как отмечал А.М. Васильев, являясь логическим выражением знаний о предмете, призваны обеспечивать объединение правовых знаний, полученных отраслевыми юридическими науками, и позволяют достигнуть полноты и определенности исследуемого правового явления[10]. В.К. Бабаев считал, что в правовых категориях находят яркое и последовательное выражение уровень и история развития юридической науки, характер и содержание решаемых ею проблем[11].
Сегодня в условиях активного реформирования буквально всех сфер общественной системы институциональные теории, так популярные в конце прошлого столетия, переживают вторую волну научной моды. Однако поиск правовых категорий, способных трансформировать современные институциональные теории в правовую науку, не отличался особой активностью. Соответствующие научные разработки в последние годы носили преимущественно прикладной или узкоспециальный ха-рактер и осуществлялись в отрыве друг от друга, без должной связи между собой, без взаимного проникновения. В результате разобщенности наук сложные комплексные проблемы нередко упрощались, что приводило к ошибочным заключениям, изъятиям некоторых тем исследований ввиду кажущейся их неактуальности. Следствием такого положения дел стал существенный дефицит научного материала, посвященного развитию институциональных теорий в праве. Учитывая пребывание современного российского права, так же как и экономики и социальной сферы, в стадии глубоких структурных трансформаций, можно предположить, что теория права на сегодняшний день испытывает определенный дефицит теоретико-исследовательского арсенала, особенно в области эффективности институционального строительства и государственного управления. Поэтому заполнение этих образовавшихся «вакансий» в ряду правовых категорий представляется интересной и актуальной исследовательской задачей. В противном случае обществу грозит хаотичное построение институтов, небрежное нормативное конструирование, изъяны внутренней структуры, большие возможности для властных усмотрений, а также различные правовые негативы субъективного и объективного характера, которые с большой долей вероятности приведут к кризису практически любого института и могут способствовать развитию неуважительного отношения к закону вообще. Такой подход ни в коей мере не соответствует задаче построения современного российского общества. Об этом говорил в своем выступлении на V Экономическом форуме в г. Красноярске Президент РФ Д.А. Медведев: «Неуважение к закону всегда приводит к неуважению прав других людей и несоблюдению собственных обязанностей. Какие уж тут равные возможности, если все знают, что прав всегда окажется тот, у кого “зубы острее”, а не тот, кто соблюдает закон»[12]. Высказывание хотя и образное, но достаточно точно характеризует современное состояние правовой сферы России. 
В наши дни в научной литературе такое положение описывается с использованием многообразных лексических форм. Здесь встречаются и позитивные сочетания, отражающие различную степень правовой обеспеченности или институциональной достаточности, нормативной оптимальности или общей исправности институтов[13]. Также имеют место и выраженные «негативы» — институциональная слабость государства, институциональный кризис, институциональный вакуум, неоптимальность институтов[14], дисфункция институтов[15], институциональные ловушки[16], неэффективность институциональной системы[17] и т. п. Однако почти все названные категории содержат некий абсолют, и их использование для оценки степени эффективности правового регулирования общественных отношений было бы некорректно. Получается, что отношения либо достаточны и обеспечены, либо находятся в состоянии кризиса, слабости. В своих работах В.Н. Кудрявцев по этому поводу отмечал, что если допустить подобный подход, то сложилась бы ситуация, когда эффективность действия институтов оценивалась бы как «ноль эффективности» или же, наоборот, как «полная, 100%-я эффективность»[18]. Совершенно очевидно: здесь мы всего лишь стремимся к идеалу наподобие того, к которому стремится все человечество, — снижение преступности, социальная защищенность, повышение рождаемости и т. п., а следовательно, должны быть какие-то промежуточные значения, ступени оценки получаемых результатов. Существующая на данный момент объективная потребность в исследовании эффективности институциональных преобразований, реализуемых с помощью различных реформ, широкомасштабных проектов и программ, стала мотивом для поиска, образно выражаясь, правового измерительного инструмента, правового индикатора, сигнализирующего о проблемах какого-либо института. Таким инструментом, по нашему мнению, могла бы стать категория институциональной недостаточности.
Между тем в научных кругах по-прежнему не прекращаются дискуссии о том, каким же формулировкам правовых понятий отдать предпочтение — позитивным или негативным, или как, например, это звучало бы в нашем случае — «достаточность» или «недостаточность». Нам однозначно ближе последняя форма — потому, что, во-первых, теперь наука свободна от идеологических догм и нет необходимости скрывать проблемные вопросы за изящными формулировками; во-вторых, «недостаточность», являясь, по сути, отрицательной эффективностью, не отрицает необходимости достижения положительного результата. Нельзя не согласиться с мнением В.Н. Кудрявцева, считавшего, что положительный результат (в нашем случае это означало бы использование термина «институциональная достаточность») — это скорее цель, которой служит используемое правовое средство, явление, следовательно, было бы правильно исключить из понятия эффективности правовых норм положительный оценочный момент[19].
Собственно, образующие предлагаемую правовую категорию этимологические части «институт» и «недостаточность» известны довольно давно. Термин «институт» (от лат. institum — установление, учреждение) своим закреплением в науке обязан именно юриспруденции[20]. Например, словарь иностранных слов под редакцией И.В. Лехина и Ф.Н. Петрова раскрывает связь терминов «институт» и «институции» следующим образом: институт — это совокупность норм права, регулирующих одно общественное отношение или несколько отношений, связанных друг с другом, а институции (от лат. institution — наставление) — это элементарные учебники гражданского права в Древнем Риме, изданные в VI веке н. э. и содержащие основные начала юриспруденции[21]. Это еще раз подтверждает тезис о первоначальном происхождении институтов именно в рамках юридической науки.
В этимологическом смысле исследуемая категория содержит понятие о недостаточности, т. е. о невозможности удовлетворить потребность в чем-либо, о малом количестве чего-либо[22].
Интересно, что первые признаки проявления недостаточности в правовом регулировании общественных отношений (в институциональном построении отношений) отмечал в своих трудах Д.А. Керимов, хотя в прямой постановке термин «институциональная недостаточность» он не использовал[23]. Важно и то, что автор более 20 лет назад уже указывал на необходимость исследования актуальных проблем правового регулирования общественных отношений, к числу которых он относил и проблемы институционального развития в праве. Обобщая ряд высказываний Д.А. Керимова, можно определить недостаточность институционального развития как правовое явление, образованное совокупностью следующих параметров: отсутствием нормы или неполным охватом нормой сферы регулирования, низкой эффективностью существующих правовых норм, недостаточным уровнем правовых знаний населения в различных сферах, ошибками и просчетами в принятии и реализации управленческих решений и т. п. 
Не менее интересную трактовку институциональной недостаточности предлагает А.В. Лодышкин: «…институциональная недостаточность — состояние, когда старые институты работают неэффективно или вовсе не работают, а новые еще не сформировались или функционируют не в полную силу. Речь идет, с одной стороны, о рыночной и социальной инфраструктуре, с другой — о новых институтах взаимодействия между властью, бизнесом и обществом»[24].
Как видно из приведенного высказывания, институциональная недостаточность — явление не только правового, но и социального характера. Неслучайно впервые именно социологи в своих публикациях обратили внимание на эту проблему и использовали данное словосочетание[25]. Например, К. Магомедов определил  институциональную недостаточность как причину развития конфликта интересов в системе государственной службы, и как следствие этого конфликта — коррупция, взяточничество, злоупотребление служебным положением и иные негативные проявления[26]. Таким образом, взвешенная оценка названных негативных правовых явлений может служить основой для выделения главных параметров институциональной недостаточности. 
Возвращаясь к упомянутой ранее характеристике институтов, отметим, что они не столько ограничивают, сколько направляют, облегчают и поощряют человеческую деятельность. Хотя институты могут устареть, приобретая архаичный и церемониальный характер, но в целом они создают каркасную основу, без которой деятельность человека и функционирование общества невозможны. Нам близка точка зрения Г.Н. Самошиловой, утверждающей, что институты — это отражение событий прошлого, содержащее обычаи, повторяемые действия и поступки, одобренные обществом и закрепленные впоследствии в нормах и правилах[27]. Однако современный, динамично развивающийся мир демонстрирует нам, как быстро могут устаревать существующие институты. Он подталкивает нас к осознанию того, что сегодня недостаточно просто обобщать, систематизировать и нормативно закреплять существующий массив общественных отношений. Возможно, потребуется проведение институционального моделирования с тем, чтобы вновь создаваемые институты эффективно регулировали, направляли и стимулировали деятельность как индивида, так и социальных групп, общностей во всем спектре отношений. «Важно последовательно работать над улучшением законодательства. Работать над тем, чтобы новые законы были адекватными состоянию российского общества. А также — нашим перспективным планам. Чтобы они носили инновационный характер, т. е. были рассчитаны на модернизацию»[28] — эти слова Президента России Д.А. Медведева являются подтверждением права на существование выдвигаемой нами концепции.
Подобный вариант развития права предполагал в своих трудах по институциональной теории еще М. Ориу[29]. Он допускал два способа образования правовых норм: вертикальный (институционализация властных императивов) и горизонтальный, когда норма медленно устанавливается путем длительного спокойного существования, т. е., по существу, становится обычаем. Какой из названных способов станет приоритетным в наши дни? Чтобы ответить на этот вопрос, первоначально необходимо отчетливо представлять, требует ли реально существующая институциональная система масштабной модернизации, где, в каком определенном институте, в каких объемах и с какими целевыми установками будут проводиться преобразования. Для этих целей и потребуется оценочная категория, позволяющая точно охарактеризовать эффективность функционирования какого-либо института, выявить его проблемные области и впоследствии определить направления нормативного конструирования. 
Таким образом, можно сделать несколько важных выводов.
Во-первых, институты есть явление социального, экономического и правового характера. Они получили устойчивое закрепление в названных сферах достаточно давно. Однако несмотря на то, что примат институтов принадлежит юриспруденции, теория институтов с точки зрения их современных особенностей зарождения, эволюции и эффективного функционирования в области правовой науки развита недостаточно. 
Во-вторых, если говорить кратко, институты — это закрепленные в нормах образцы поведения, традиции и иные явления прошлого. Трансформация общественных отношений объективно создает условия, при которых существующие институты уже не в состоянии адекватно ответить на возникающие потребности общества в урегулировании этих новых отношений. Возникает явление так называемой институциональной недостаточности.
В-третьих, в трудах представителей социальной и экономической науки институциональная недостаточность уже нашла свое отражение. В юриспруденции же это явление изучено недостаточно, хотя параметры, характеризующие институциональную недостаточность права, рассматривались многими авторитетными учеными-правоведами неоднократно. Систематизировать представление об этом новом явлении правовых отношений — исследовательская задача, весьма полезная и интересная. Напоминая известный тезис о дуалистическом характере права, возьмем на себя ответственность утверждать, что без изучения институциональной недостаточности как категории современного права невозможно в динамичных условиях современной жизни определить, насколько эффективно и адекватно право определяет границы правомерного, допустимого поведения, верно ли оно задает вектор развития общественных отношений.
В-четвертых, следует обратить внимание на параметрические особенности институциональной недостаточности права. Они отличаются по содержанию от параметров институциональной недостаточности в преломлении экономических и социальных аспектов, так как связаны непосредственно с нормами права, с их качественной и количественной характеристикой. Существенное отличие наблюдается и в проявлении формы институциональной недостаточности: бессистемность норм, их низкая эффективность, коррупция, злоупотребление служебным положением, властные усмотрения при ликвидации пробелов законодательства, правовой нигилизм, проявляющийся в неуважении к закону, игнорировании его как рядовыми гражданами, так и чиновниками, стоящими на страже этого закона или у его истоков. Это не пустые слова. К сожалению, как показывают социологические исследования, проведенные в мае 2008 года, 67% респондентов полагают, что система государственного управления в России недостаточно эффективна; 27% считают правительство коррумпированным и действующим в своих, корыстных целях либо, по мнению 14% опрошенных, в интересах крупного бизнеса. Около 7% граждан прямо говорят о некомпетентности чиновников на местах как об основной причине большинства проблем институционального характера[30]. 
В заключение приведем высказывание известного футуролога О. Тоффлера, который писал: «“Золотой век законности” позади. Сегодня законодательство — это груда мелочей, в которой затеряно самое главное. Оно хронически не связывается с ритмами жизни, не способно выдержать своеобразие и тонкость возникающих в социальной практике ситуаций, действует грубо, огульно, невпопад. “Джунгли законов” все гуще и непроходимее, решения принимаются сиюминутно (ad hoc), и их будет еще больше. В итоге вырисовывается образ обособленного мира, где люди, не ломая голову над разрешением универсальных вопросов, занимаются своими собственными делами»[31]. 
Институциональная недостаточность — это новое явление государственно-правового регулирования, представляющее собой оценочную правовую категорию, которую допустимо и целесообразно использовать для определения уровня развития правового регулирования общественных отношений. Эта категория, по нашему представлению, должна сигнализировать о существенном замедлении, деструктивных или регрессивных тенденциях институционального развития права, его отдельных отраслей и институтов. Доктринальное определение и развитие предлагаемой категории преследует цель: не допустить развития подобного сценария в сложной системе общественных отношений, характерных для современной России. 


Библиография
1 См.: Теория государства и права: Учеб. / Под ред. М.Н. Марченко. — М., 2004.
2 См.: Явич Л.С. Сущность, содержание и форма в праве. — М., 1983. С. 21.
3 См.: Петров А.В. О методологических подходах к определению категории сущности права // Вестник Нижегородского гос. ун-та: Сб. науч. тр. 2003. Вып. 1 (6). С. 69—70.
4 Спиридонов Л.И. Социальное развитие и право. — Л., 1973. С. 46.
5 См. там же. С. 72.
6 См.: Козюбра Н.И. Некоторые тенденции развития права. — М., 1983.  С. 110.
7 См.: Спиридонов Л.И. Указ. раб. С. 46. 
8 См.: Новая философская энциклопедия: В 4 т. — М., 2001. С. 343.
9 См. там же. С. 344.
10 См.: Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий теории права. — М., 1976. С. 22.
11 См.: Бабаев В.К. Правовые понятия: характерные черты и классификация. — М., 1983. С. 99.
12 Российская газета. 2008. 16 февр. № 4591. 
13 См.: Кудрявцев В.Н., Никитский В.И., Самощенко И.С. Эффективность правовых норм. — М., 1980. С. 73.
14 См.: Лодышкин А.В. Специфика депрессивности малых городов и стратегия их возрождения: Автореф. дис. … канд. экон. наук. — Иваново, 2006. С. 15.
15 См.: Клейнер Г.Б. Эволюция институциональных систем: введение // http://www.cemi.rssi.ru /rus/news/index.htm
16 См.: Полтерович В.М. Институциональные ловушки и экономические реформы. — М., 1999. С. 1.
17 См.: Явлинский Г.А. Социально-экономическая система России и проблема ее модернизации. — М., 2005. С. 17.
18 См.: Кудрявцев В.Н., Никитский В.И., Самощенко И.С. Указ. соч. С. 53.
19 См.  там же. С. 69. 
20 См.: Советский энциклопедический словарь. — М., 1985. С. 494.
21 См.: Словарь иностранных слов / Под ред. И.В. Лехина, Ф.Н. Петрова. — М., 1954. С. 275.
22 См.: Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. — М., 1998. С. 249.
23 См.: Керимов Д.А. Философские основания политико-правовых исследований. — М., 1986. С. 32. 
24 Лодышкин А.В. Указ. раб. С. 14.
25 См.: Есенгараев Е.Ж. Переходное общество: институциональный анализ // http://www.soc.pu.ru/publications/ pts/esegaraev_3. html
26 См.: Керимов Д.А. Методология права. — М., 2001. С. 268.
27 См.: Самошилова Г.Н. Потенциал институционализма // Вестн. ДонНТУ: Сб. науч. тр. 2006. Вып. 103-2. С. 28.
28 См.: Российская газета. 2008. 16 февр. № 4591.
29 См.: Наuriou М. Precis de droit constitutionnel. 2 ed. — P., 1929. P. V. 
30 См.: Претензии россиян к Правительству // http://www.lewada.ru/press /2008050702. html
31 Toffler O. The Future of Law and Order / Ecounter.vol. 41 // 1973. July. № 1. P. 13—23.