Теория государства и права как базовая юридическая наука

УДК 340.12 

Страницы в журнале: 160-165

В.В.КОЖЕВНИКОВ,

доктор юридических наук,  профессор кафедры теории и истории государства и права Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского  kta6973@mail.ru

Рецензия на:  Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Теория государства и права: учеб. —М.: Проспект, 2012. — 568 с.

Рецензируемый учебник рекомендован Учебно-методическим объединением по юридическому образованию вузов Российской Федерации в качестве учебника для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению «Юриспруденция», предназначен для студентов юридических факультетов и вузов, обучающихся по программам бакалавриата, а также преподавателей, практикующих юристов и всех интересующихся правом.

Отметим, что в целом данный учебник производит самое благоприятное впечатление, он значительно отличается от многих учебников и учебных пособий по данной дисциплине высоким научным уровнем, доступностью изложения материала, наличием неординарных тем (например, параграф 4 «Юридические ошибки: понятие, свойства, виды» гл. 9 «Юридическая техника»).

Однако, к большому сожалению, приходится констатировать, что, как и любая серьезная научная работа, рецензируемый учебник не лишен ряда недостатков, содержит спорные и дискуссионные положения, суть которых сводится к следующему.

1. Анализируя психологическую теорию происхождения государства, авторы при ее изложении необоснованно приводят положения, касающиеся теории происхождения права: «Л.И. Петражицкий весьма оригинально объяснял природу права. Он считал, что основы права коренятся не в деятельности государства, а в психике человека, в эмоциях долга»[1], «право же, в соответствии с данной теорией, исходит от индивида и существует как интуитивное право»[2]. Думается, что данное замечание лишний раз доказывает: даже при совпадении названий теорий происхождения государства и права они должны рассматриваться отдельно — теории происхождения государства и теории происхождения права. Это касается и других теорий — теологической, марксистской, ибо они имеют разное содержание, относящееся либо к происхождению государства, либо к происхождению права. Заметим, что далее ученые весьма подробно анализируют психологическую теорию права[3].

2. В содержании учебника имеют место недопустимые противоречия. Так, рассматривая проблему источников (форм) права континентальной Европы, авторы утверждают: «После Второй мировой войны в Западной Европе появилась концепция судейского права. Высшие судебные инстанции ФРГ встали на путь судейского правотворчества», «судебный прецедент в ряде стран получает законодательное закрепление», «…в романо-германской правовой семье судебный прецедент занимает вторичное место после закона, но, тем не менее, он выполняет функции источника права»[4]. Однако далее приводится диаметрально противоположное положение, характеризующее особенности романо-германской правовой семьи: «отсутствие прецедентного права»[5].

Другой пример имеет отношение к такой форме систематизации нормативных правовых актов, как их учет, который при трактовке понятия систематизации только упоминается («деятельность по учету»[6]), особо, как консолидация, инкорпорация и кодификация, не выделяется, хотя и подчеркивается: «основой работ по систематизации права является учет правовых норм»[7].

Здесь же заметим: при характеристике содержания законодательной техники авторами подчеркивается то, что она, в частности, включает «приемы, способы систематизации нормативных правовых актов — их учет, консолидация, инкорпорация, кодификация»[8],т. е. в последнем случае уже определяются не три, а четыре формы систематизации, хотя здесь может возникнуть вопрос о необходимости дифференциации законодательной техники и техники систематизации нормативных правовых актов[9].

Третий пример, демонстрирующий противоречия в рецензируемом учебнике, касается проблемы правоотношений. Авторы, признавая так называемые абсолютные правоотношения, обращают внимание на то, что в их рамках «известен только управомоченный субъект, а все остальные участники считаются обязанными, они не должны препятствовать осуществлению субъективных прав»[10], хотя ранее утверждалось, что правоотношение «предполагает индивидуализированную связь между субъектами, т. е. субъекты или поименно указаны, или по их социальной роли (продавец и покупатель, наследодатель и наследник, кредитор и должник и т. д.)»[11]. Полагаем: выделение абсолютных, а также общерегулятивных правоотношений, которые признают другие авторы, недостаточно убедительно и практически бесполезно. Действительно, какой смысл в таких правоотношениях, где субъекты не определены и не взаимосвязаны. Правоотношение всегда конкретно, и субъекты всегда индивидуализированны. Конструкция абсолютных и общерегулятивных правоотношений не отвечает такому признаку правоотношений, как взаимодействие субъектов.

3. Ученые признают в качестве одного из основных черт правомерного поведения общественную полезность, состоящую «в заинтересованности общества, в необходимости соблюдения всеми субъектами правовых норм»[12]. Как представляется, авторами не учитывается классификация правомерного поведения, которая проводится по степени социальной значимости. При этом, как известно, выделяются и анализируются такие виды правомерного поведения, как необходимое, желательное и социально допустимое поведение. В последнем государство не заинтересовано, однако никаких неблагоприятных последствий не предусматривает (например, расторжение брака). Оно не является социально полезным. Впрочем, ранее авторами упоминалось такое качество правомерного поведения, как допустимость, она «как раз позволяет различать такие поступки, которые формально правомерны, т. е. допустимы, но не очень желательны или нежелательны вовсе»[13]. Попутно заметим: вряд ли следует в этом отношении согласиться с позицией, бытующей в юридической литературе, согласно которой желательное и допустимое поведение «при значительных различиях имеют общее в главном: каждое из них обладает качеством правомерности, общественной пользы»[14].

4. Спорной является позиция ученых о том, что «обязательные прецеденты создают только решения, исходящие от Высоких судов, т. е. Верховного Суда и Палаты лордов. Решения других судов не создают обязательного прецедента»[15]. Степень обязательности прецедента зависит от места в судебной иерархии суда, рассматривающего данное дело, и суда, чье решение может стать при этом прецедентом. Это значит, что: 1) решения высшей инстанции — Палаты лордов — обязательны для всех других судов; 2) апелляционный суд обязан исходить из прецедентов Палаты лордов и своих собственных, а его решения обязательны для нижестоящих судов; 3) Высокий суд связан прецедентами обеих вышестоящих инстанций, а его решения обязательны для всех нижестоящих судов; 4) окружные и магистратские суды следуют прецедентам всех вышестоящих инстанций, а их собственные решения прецедентов не создают.

Кроме этих основных замечаний, есть и другие, касающиеся частных положений и неудачных предложений: «Любой полицейский, — писал Ф. Энгельс, — может позавидовать тому, как охотно люди исполняли все правила и указания старейшин»[16]; «если регулятивные нормы указывают субъектам права желательные, необходимые варианты поведения, то запрещающие, наоборот, предусматривают вид общественно опасного или общественно вредного поведения»[17], хотя, во-первых, речь должна идти о упомянутом выше социально допустимом поведении, во-вторых, запрещающие нормы, будучи разновидностями регулятивных норм права, могут обусловливать и такое правомерное поведение, при котором субъекты воздерживаются от тех или иных действий, запрещенных правом; «отсылочные нормы (их иногда называют ссылочными) прямо отсылают к другому нормативному акту…»[18] (видимо, здесь речь идет не об отсылочной, а о бланкетной норме права, упомянутой ранее — В.К.); «презумпция правосубъектности вступающих в правовые отношения физических и юридических лиц»[19], хотя ст. 49 Гражданского кодекса РФ (далее — ГК РФ) называется «Правоспособность юридических лиц»; «дети… полностью недееспособны, за них совершают сделки и действуют в их интересах родители и опекуны»[20], хотя в ГК РФ имеет место ст. 28 «Дееспособность малолетних»; «в гражданском праве судом признается недееспособным лицо, которое вследствие болезни или слабоумия не может понимать значение своих действий и руководить ими»[21], хотя в ч. 1 ст. 29 ГК РФ воля законодателя выражена иначе: «Гражданин, который вследствие психического расстройства не может понимать значения своих действий или руководить ими, может быть признан судом недееспособным в порядке, установленном гражданским процессуальным законодательством»; «косвенный умысел имеет место, когда наступившие последствия противоправного виновного действия не имеют прямой причинной связи с намерением правонарушителя»[22], хотя в ч. 3 ст. 25 Уголовного кодекса РФ закрепляется, что «преступление признается совершенным с косвенным умыслом, если лицо осознавало общественную опасность своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий, не желало, но сознательно допускало эти последствия либо относилось к ним безразлично»; «в юридической науке отсутствует типология государств по цивилизованному критерию»[23], хотя в юридической литературе хорошо известна типология государств по самым различным основаниям, авторами которых являлись Г. Кельзен, Г. Еллинек, Р. Макайвер и др.

И наконец, еще одно весьма спорное положение рецензируемого учебника, которое, собственно говоря, обусловило название нашей работы. Ученые заявляют: «История государства и права является базовой (выделено нами. — В.К.) по отношению к теории государства и права», ибо «последняя черпает в истории материал для логических обобщений, для построения теоретических абстракций», а «история в своих последующих исследованиях использует инструментарий теории государства и права»[24].

Соглашаясь с тем, как авторами показано взаимодействие теории государства и права и истории государства и права, предметом которой «являются закономерности зарождения государственно-правовых явлений и их развитие во всех подробностях, во всей конкретике применительно к каждому историческому этапу»[25, мы не вполне можем понять смысл, придаваемый в соответствующем контексте слову «базовый». Во всяком случае С.И. Ожегов определял слово «база» как ‘основание, основа чего-нибудь[26]. Видимо, в данном контексте речь должна идти о том, какая наука — теория государства и права или история государства и права — занимает по отношению к другой ведущее, определяющее положение. Интересно заметить: представители исторической науки о государстве и праве решением этого вопроса не озабочены, а ограничиваются констатацией того, что «история государства и права близка к науке теории государства и права. Обе они изучают возникновение государства и права, основные этапы их развития. Но отличие их в том, что теория государства и права, вскрывая закономерности различных типов государств и соответствующих им правовых систем, абстрагируется от конкретных государств. А история государства и права России изучает не только закономерности, но и особенности конкретных государств народов России и соответствующих им правовых систем в хронологической последовательности»[27].

В юридической литературе статус теории государства и права трактуется однозначно: в рамках группы юридических наук, включающей теорию государства и права и исторические юридические науки (историю государства и права России, историю государства и права зарубежных стран, историю политических правовых учений), именно теория государства и права, учитывая специфику ее предмета и роль по отношению ко всем другим юридическим наукам, занимает первую позицию[28].

Н.А. Пьянов вполне обоснованно замечает, что, говоря о теории государства и права, необходимо иметь в виду, что по отношению ко всем другим юридическим наукам она является наукой общей. Поэтому ее положения и выводы являются отправными, базовыми для юридических наукp[29].

С.С. Алексеев и В.Д. Перевалов в весьма категоричной форме заявляют: теория государства и права, исходя из своих признаков, свойств и предмета, занимает особое место в юриспруденции. Ее специфическое назначение заключается в том, что она призвана быть методологической наукой, т. е. направляющей отраслью знаний, разрабатывающей основополагающие категории и ценности государственно-правовых явлений с точки зрения единства и взаимозависимости, взаимодействия государства и права. При этом ученые обращают внимание: теория государства и права пополняет свой потенциал, используя достижения общегуманитарных, специальных и отраслевых наук, вбирая в себя данные, укладывающиеся в рамки юриспруденции и возводящиеся в необходимую степень научной абстракции[30].

Следует согласиться с позицией Н.И. Байтина, который писал: «Теория государства и права потому и называется общей, что представляет собой теоретическую основу юридической науки в целом, всех ее отраслей, объединяет и цементирует их. Этим определяется ведущая методологическая роль общей теории государства и права по отношению к историко-правовым, специально-отраслевым и другим отраслям юриспруденции. В данном смысле теория государства и права — фундаментальная отрасль правоведения, которая выполняет в ее системе примерно ту же роль, что в области различных групп естественных наук выполняют математика, биология, теоретическая физика»[31].

Положение, обосновывающее историю государства и права как базовую по отношению к теории государства и права, является слабо аргументированным. Дело заключается в том, что это в полной мере можно сказать практически о любой юридической науке.

Н.А. Власенко подчеркивает: «Эмпирической базой теории государства и права в большинстве случаев выступают данные иных юридических наук, которые исследуются и обобщаются»[32].

О.Ю. Винниченко и В.И. Попов полагают: «…Без обобщения результатов отраслевых юридических наук, истории государства и права, истории политических и правовых учений, римского и международного права теория государства и права не в состоянии развивать, обогащать свое теоретическое содержание»[33].

М.И. Абдулаев утверждает: теория «…является исходной теоретической основой для существования и развития других юридических наук»[34], выполняет по отношению к ним определяющую методологическую роль, т. е. занимает ведущее место в системе юридических наук. Также она «…может успешно развиваться, лишь опираясь на конкретный материал историко-правовых, отраслевых и прикладных юридических наук»[35].

Следует обратить внимание и на то обстоятельство, что в учебниках по теории государства и права, авторами которых являются Л.А. Морозова, В.В. Лазарев, Т.Н. Радько, имеют место совершенно иные положения, аргументирующие место и роль теории государства и права в системе юридических наук.

Так, Л.А. Морозова, характеризуя теорию государства и права, подчеркивает: она «выступает обобщающей наукой, имеющей направляющее значение», «имеет методологическое значение для других юридических наук, поскольку… разрабатывает идеи, концепции, используемые другими юридическими науками», это «исходная по отношению к другим юридическим наукам, так как от уровня ее развития зависит состояние юриспруденции в целом»[36].

В.В. Лазарев также не сомневается в том, что «теория государства и права… для различных юридических наук имеет общее, фундаментальное, направляющее, методологическое значение»[37].

Т.Н. Радько, говоря о теории государства и права, вполне обоснованно подчеркивает: «Она является фундаментальной, общественно-юридической наукой с высоким уровнем обобщения государственно-правовых явлений; методологической наукой, разрабатывающей базовые (выделено нами. — В.К.) теоретические положения о государстве и праве; наукой, использующей достижения философии, экономической теории, социологии, политологии, отраслевых и прикладных юридических дисциплин; наукой, изучающей государство и право в их единстве и взаимодействии[38].

В заключение следует отметить, что сделанные и в определенной мере аргументированные замечания могут носить спорный, дискуссионный характер, однако если авторы рецензируемого учебника признают их дельными, то, полагаем, что последующее издание учебника по теории государства и права станет более качественным, послужит эффективным средством в деле подготовки российских юристов.

Библиография

1 Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Теория государства и права: учеб. — М., 2012. С. 46.

2 Там же. С. 47.

3 См. там же. С. 64—66.

4 Там же. С. 163.

5 Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Указ. соч.  С. 426.

6 Там же. С. 215.

7 Там же. С. 218.

8 Там же. С. 222.

9 См.: Кашанина Т.В. Юридическая техника: учеб. — М., 2008.

10 Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Указ. соч.  С. 264.

11 Там же. С. 254.

12 Там же. С. 351.

13 Там же. С. 350.

14 Червонюк В.И. Теория государства и права: учеб. — М., 2006. С. 504.

15 Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Указ. соч.  С. 429.

16 Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Указ. соч.  С. 29.

17 Там же. С. 189.

18 Там же. С. 194.

19 Там же. С. 224.

20 Там же. С. 257.

21 Там же.

22 Там же. С. 360.

23 Там же. С. 456.

24 Там же. С. 13.

25 Там же.

26 Ожегов С.И. Словарь русского языка. — М., 1984. С. 31.

27 История государства и права России: учеб. / под ред. Ю.П. Титова. — М., 2011. С. 3.

28 См.: Василенко А.И., Максимов М.В., Чистяков Н.М. Теория государства и права: учеб. пособие. — М., 2007. С. 13.

29 См.: Пьянов Н.А. Консультации по теории государства и права: учеб. пособие. — Иркутск, 2010. С. 23.

30 Cм.: Алексеев С.С., Перевалов В.Д. Теория государства и права как наука // Теория государства и права: учеб. / под ред. В.Д. Перевалова. — М., 2007. С. 7.

31 Байтин М.И. О методологическом значении и предмете общей теории государства и права // Государство и право. 2007. № 4. C. 9.

32 Власенко Н.А. Теория государства и права как юридическая наука // Проблемы теории государства и права / под ред. В.М. Сырых. — М., 2008. С. 33.

33 Винниченко О.Ю., Попов В.И. Теория государства и права: учеб. пособие. — М., 2010. С. 39.

34 Абдулаев М.И. Теория государства и права: учеб. — М., 2006. С. 27.

35 Там же.

36 Морозова Л.А. Теория государства и права: учеб. — М., 2007. С. 17.

37 Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права: учеб. — М., 2010. С. 30.

38 Радько Т.Н. Теория государства и права: учеб. — М., 2005. С. 19—20.