Трансформация основных принципов современного международного права

УДК 341.01

Страницы в журнале: 136-143

В.А. Карташкин,

доктор юридических наук, профессор, заслуженный юрист Российской Федерации Россия, Москва v.kartashkin@mail.ru

Основные принципы современного международного права, закрепленные в Уставе ООН и других международных документах, не остаются неизменными. Их развитие тесно связано с прогрессом международного права в глобализирующимся мире. Такие изменения и рассматриваются в настоящей статье.

Ключевые слова: трансформация, принципы, суверенитет, невмешательство, права человека, территориальная целостность, самоопределение, Устав ООН, договор.

Основные, или общепризнанные принципы современного международного права первоначально были закреплены в Уставе Организации Объединенных Наций (далее — ООН), получив свое последующее развитие в Декларации Генеральной Ассамблеи ООН о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН, принятой 24 октября 1970 года Резолюцией 2625 (ХХV), и во многих других международных документах. Общепризнанные принципы отражают сущность международного права и состоят из целого ряда правовых норм. Так, например, принцип мирного разрешения споров требует от государств решать их разногласия путем переговоров, обследования, посредничества, примирения, арбитража, судебного разбирательства, обращения к региональным органам или соглашениям или иными мирными средствами по своему выбору (ст. 33 Устава ООН). Следует отметить, что принципы международного права не остаются неизменными: они зарождаются, зреют и, в конечном счете, исчезают.

Одним из наиболее важных изменений в международном праве в ХХ веке явилось появление принципа уважения прав человека, который впервые был провозглашен в Уставе ООН1.

До Второй мировой войны между государствами были заключены лишь отдельные соглашения, которые в той или иной степени регулировали некоторые вопросы, относящиеся к правам человека. К их числу относятся договоры, содержавшие положения о защите религиозных, языковых и национальных меньшинств, а также прав человека в период вооруженных конфликтов. Одновременно заключались и международные соглашения, направленные на борьбу с рабством и работорговлей, пресечение торговли женщинами и детьми. И только после создания ООН и принятия ее Устава стали складываться предпосылки для развития сотрудничества государств в сфере прав человека.

В Предварительных предложениях относительно создания всеобщей международной организации по поддержанию международного мира и безопасности, принятых на конференции в Думбартон-Оксе в сентябре 1944 года, не содержалось указания на поощрение и развитие уважения к правам человека и основным свободам в качестве одной из главных целей создаваемой ООН. Не было в этих предложениях и упоминания о правах человека в качестве одного из принципов, в соответствии с которым она должна действовать. В п. 3 гл. 1 Предварительных соглашений, являвшихся основой для принятия Конференцией 1945 года в Сан-Франциско Устава ООН, в качестве цели ООН указывалось на «осуществление международного сотрудничества в разрешении международных экономических, социальных и других гуманитарных проблем…» [11, с. 43]. А уже указанной Конференцией от имени четырех великих держав (СССР, США, Великобритании и Китая) была предложена поправка п. 3 ст. 1 Устава, согласно которой перед ООН ставилась цель «осуществлять международное сотрудничество в разрешении международных проблем экономического, социального, культурного и гуманитарного характера и в поощрении и развитии уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола, языка и религии» [11, с. 112].

В такой формулировке указанный пункт был принят Конференцией и стал неотъемлемой частью Устава ООН. И это неудивительно. Не только великие державы, но и многие страны мира в то время не были готовы взять на себя обязательства по соблюдению прав человека и основных свобод. На протяжении многих лет они неоднократно заявляли, что Устав ООН не налагает юридических обязательств гарантировать соблюдение определенных прав человека и основных свобод без различия расы, пола, языка и религии [24, p. 149]. Такой подход был совершенно естественен, поскольку в то время в США, например, расцвела дискриминация, а в СССР повсеместно нарушались права человека.

В данной связи особенно важно отметить, что положение Устава ООН об уважении прав человека было сформулировано в ст. 1 не в качестве обязательного принципа, а лишь как цель, которую будет преследовать ООН. Однако принятие Устава ООН не привело к единообразному толкованию принципа уважения прав человека и принципа невмешательства как в теории международного права, так и в практике международных отношений. Неслучайно, что после принятия Устава ООН государственные деятели, дипломаты и ученые высказывали различные точки зрения относительно юридической силы его положений, касающихся прав человека.

Многие западные юристы и государственные деятели в тот период полагали, что Устав ООН не налагает на государства юридических обязательств в отношении поощрения уважения к правам человека и их соблюдения, а только формулирует цели, которые должны быть достигнуты [22, p. 105—108; 23, p. 29—32]. Государственный Департамент США также заявлял, что Устав ООН не предусматривает «юридических обязательств гарантировать соблюдение определенных прав человека или основных свобод без различия расы, пола, языка и религии» [24, p. 149]. Юристы социалистических стран, напротив, были единодушны в том, что Устав ООН налагает на государства твердые юридические обязательства соблюдать права человека и запрещает им вмешиваться во внутренние дела друг друга [14, с. 3—19; 17; 25, p. 283—289].

Надо подчеркнуть, что Конференция в Сан-Франциско отрицательно отнеслась к предложению указать в Уставе ООН перечень прав, которые должны подлежать всеобщему уважению и соблюдению, считая, что обсуждение данного вопроса целесообразно перенести на более поздний этап, когда начнет функционировать Генеральная Ассамблея и другие органы ООН [4, с. 379-390]. И только после принятия Всеобщей декларации прав человека 1948 года, Пактов о правах человека 1966 года и других международных договоров в рассматриваемой области государства — члены ООН стали постепенно признавать обязательный характер основных прав и свобод человека.

Развитие международного права и международных отношений во второй половине ХХ века свидетельствует, что сфера действия принципа уважения прав человека постоянно расширяется. Более того, он наполняется все новым содержанием. ООН и договорные органы контролируют процесс соблюдения государствами все расширяющегося перечня обязательных прав и свобод и принимают в этих целях меры, предусмотренные международным правом.

В настоящее время рассматриваемый принцип обязывает государства не только уважать и соблюдать права человека, но и принимать меры для их защиты и пресечения преступных нарушений. Международное сообщество также несет обязательство защищать права человека и пресекать их преступные нарушения [6, с. 12—25].

Следует особо подчеркнуть, что меры международной защиты прав человека постоянно конкретизируются и расширяются при помощи принятия соответствующих решений, и главным образом ООН [8, с. 99—147].

Принцип невмешательства во внутренние дела государств. В отличие от принципа уважения и соблюдения прав человека, становление которого происходило после принятия Устава ООН, формирование принципа невмешательства связано, главным образом, с периодом буржуазных революций XVIII века [12, с. 131—147; 18].

Устав ООН сформировал принципиально новый подход государств к толкованию и применению указанных принципов в межгосударственных отношениях. Специфичность рассматриваемой ситуации состоит в том, что названный основополагающий международный договор, как было отмечено, потребовал от государств уважать основные права и свободы человека и содействовать их соблюдению (п. 3 ст. 1 и ст. 55), но при этом запретил вмешательство в их внутренние дела (п. 7 ст. 2).

Единственное исключение из принципа невмешательства делалось только в отношении Главы VII Устава ООН, предусматривающей применение ООН по решению Совета Безопасности принудительных мер в отношении государства, действия которого являются угрозой миру, нарушением мира или актом агрессии.

Формулировки Устава ООН относительно запрещения вмешательства во внутренние дела многие страны использовали для того, чтобы оправдывать свою внутреннюю и внешнюю политику, включая нарушение основных прав и свобод человека. При этом под вмешательством имелись в виду даже словесные заявления и критика в адрес государств относительно соблюдения ими прав человека. Такая интерпретация положений Устава ООН надолго закрепилась в теории международного права и практике межгосударственных отношений.

Известный советский юрист-международник, профессор Н.А. Ушаков подчеркивал, что «никакое государство не вправе вмешиваться прямо или косвенно по какой бы то ни было причине (курсив мой. — В.К.) во внутренние и внешние дела другого государства» [18, с. 143].

Подобной точки зрения придерживается и профессор С.В. Черниченко, который считает, что «относится ли дело к внутренней компетенции государства, определяет заинтересованное государство», за исключением тех случаев, когда Совет Безопасности действует на основании Главы VII Устава ООН [18, с. 196].

Более того, он и другие российские ученые, а также дипломаты  полагают, что даже обсуждение ряда вопросов в различных органах ООН, включая Генеральную Ассамблею, может само по себе являться вмешательством  во внутренние дела государств [18, с. 180—181]. При этом многие вопросы, относящиеся к правам человека, заранее включаются во внутреннюю компетенцию государств [21].

Такая интерпретация Устава ООН длительное время проявлялась в ходе разработки многочисленных соглашений в сфере прав человека. При разработке Пакта о гражданских и политических правах 1966 года (далее — Пакт) большинство развивающихся стран, в том числе Советский Союз, настаивали на том, чтобы компетенция Комитета ООН по правам человека при рассмотрении докладов государств-участников ограничивалась вынесением только «общих замечаний» без указания  на те из них, которые нарушают взятые ими на себя по Пакту обязательства. Такой же позиции длительное время они придерживались в ходе работы Комитета по правам человека. Считалось, что вынесение конкретных критических замечаний в адрес отдельных государств будет означать вмешательство в их внутренние дела [19, с. 197].

В силу таких же причин большинство государств — членов ООН не согласилось с тем, чтобы процедура рассмотрения Комитетом по правам человека индивидуальных жалоб была предусмотрена непосредственно в Пакте. Поэтому был принят Факультативный протокол к рассматриваемому Пакту (в качестве отдельного договора).

Со временем позиция большинства государств — членов ООН изменилась, и сейчас все договорные контрольные органы, созданные в соответствии с девятью ключевыми соглашениями по правам человека, выносят в адрес государств-участников конкретные замечания и рекомендации, обращая внимание на нарушение тех или иных прав человека [1, с. 104—283].

Речь, к примеру, идет:

— о праве каждого «на справедливое и публичное разбирательство дела компетентным, независимым  и беспристрастным судом» (ст. 18 Пакта);

— праве на «свободное выражение своего мнения» (ст. 25 Пакта);

— праве каждого гражданина «голосовать и быть избранным на подлинных периодических выборах, проводимых на основе всеобщего и равного избирательного права при тайном голосовании и обеспечивающих свободное волеизъявление избирателей» (ст. 14 Пакта) и др.

Особенно разительные изменения, имевшие место в межгосударственных отношениях в конце ХХ века, наблюдаются и в текущем столетии. Принятие Римского статута Международного уголовного суда 1998 года (далее — МУС) и ряда других важнейших международно-правовых документов привело к дальнейшему сужению сферы внутренней юрисдикции государств.

Современное международное право наиболее серьезные нарушения прав человека, вызывающие озабоченность всего международного сообщества, квалифицирует как преступления. К ним Римский статут МУС относит:

— геноцид;

— преступления против человечности;

— военные преступления;

— преступление агрессии (см. ст. 5 Римского статута МУС).

Следует особенно акцентировать внимание на том обстоятельстве, что физические лица, включая глав государств и правительств, за совершение таких преступлений несут индивидуальную уголовную ответственность (ст. 25 Римского статута МУС). Практика МУС свидетельствует о привлечении к уголовной ответственности не только лиц, которые непосредственно отдают приказы, но и руководителей ряда государств, виновных в совершении международных преступлений.

События в Северной Африке и на Ближнем Востоке, начавшиеся в 2011 году, вновь привлекли внимание международного сообщества к преступным  действиям ряда высших должностных лиц многих стран, обвиняемых в военных преступлениях и преступлениях против человечности, которые происходили в ходе внутренних вооруженных конфликтов, повлекших за собой гибель десятков тысяч человек. Тем не менее руководители соответствующих государств указанных регионов ссылались на то, что подобные действия относятся к их внутренней компетенции.

Необходимо подчеркнуть, что одновременно с процессом развития и расширения сферы влияния принципа уважения и защиты прав человека происходит сужение объема принципа невмешательства и сужение его распространения.

Еще в 1989 году такая авторитетная организация, как Институт международного права, анализируя практику межгосударственных отношений и опираясь на решения Международного Суда ООН, приняла резолюцию «Защита прав человека и невмешательство во внутренние дела государств», в которой было заявлено, что:

1) «Обязанность государства соблюдать права человека вытекает из Устава ООН и Всеобщей Декларации… Международное сообщество в целом и каждое государство имеют законный интерес в защите прав человека»;

2) «Государство, нарушая свои обязательства в сфере прав человека, не может избежать международной ответственности, заявляя, что такие дела находятся в сфере его внутренней юрисдикции. Не нарушая положений Устава ООН… государства, действуя индивидуально или коллективно, имеют право принимать дипломатические, экономические и другие меры против государства, которое нарушило свои обязательства, закрепленные в ст. 1 Устава ООН… Такие меры не могут рассматриваться как вмешательство во внутренние дела такого государства»;

3) «Дипломатические представления, также как и простые словесные выражения озабоченности или осуждения нарушений прав человека, являются законными во всех обстоятельствах» [20, p. 338].

Неслучайно, что за последние годы все чаще (в связи с нарушением прав человека) обсуждается вопрос не о невмешательстве во внутренние дела государств, а о вмешательстве и его пределах [2, с. 360—373; 10]. Однако мнения ученых дипломатов и государственных деятелей по данному вопросу зачастую все еще расходятся. Не только юристы развивающихся стран, но и многие российские и ряд правоведов западных стран, абсолютизируя принцип суверенитета, считают, что единственным исключением из принципа невмешательства все еще являются меры, предпринимаемые Советом Безопасности ООН на основании Главы VII Устава ООН [3, c. 242—244]. Однако такое толкование, как было отмечено, противоречит основополагающим международным договорам и тенденциям развития межгосударственных отношений. С нашей точки зрения, сфера действия юрисдикции государств после создания ООН и принятия ее Устава коренным образом изменилась и сузилась [7, c. 65—75].

Подавляющее большинство участников международных отношений считают, что словесные заявления, обсуждение в международных организациях и подробные аналогичные выступления, осуждающие те или иные противоправные действия государств, не являются вмешательством в их внутренние дела. Такой подход опирается на ключевые международные соглашения и многочисленные резолюции Генеральной Ассамблеи ООН. Таким образом, развитие международного права и международных отношений в ХХI веке характеризуется значительным расширением правового регулирования различных отношений между государствами, включая сферы их внутренней жизни.

Принцип уважения государственного суверенитета. Известно, что исторически международное право возникло после образования государств и появления необходимости налаживания связей между ними. Субъекты международного права первоначально не были равноправны, не обладали суверенитетом, а во время войны господствовал юридически неограниченный произвол.

Концепция суверенитета возникла в результате затяжных и кровавых конфликтов, происходивших в Западной Европе. Вестфальский мир 1648 года, которым завершилась Тридцатилетняя война, провозгласил между его участниками право на государственную территорию и верховенство, принципы равенства, независимости и суверенитета. Положения, провозглашенные Вестфальским договором, на протяжении ряда столетий являлись основой межгосударственного взаимодействия. Однако они не оставались неизменными, развиваясь и видоизменяясь под влиянием межгосударственных отношений, заключения новых двусторонних и многосторонних договоров.

Вплоть до окончания Второй мировой войны и создания ООН международные соглашения абсолютизировали государственный суверенитет и исходили из необходимости его соблюдения без каких-либо ограничений. На такой абсолютизации была основана не только Вестфальская система, но и Лига Наций. Это выражалось, в частности, в том, что за исключением определенного спектра вопросов все решения высших органов Лиги Наций — Собрания и Совета — принимались исключительно единогласно (ст. 5 Статута Лиги Наций).

После создания ООН и принятия ее Устава государства постепенно стали отказываться от абсолютизации государственного суверенитета и начали признавать возможность правомерных его ограничений. Устав ООН, наряду с другими принципами, закрепил принцип суверенного равенства государств (п. 1 ст. 2). В ст. 2 Устава ООН фактически зафиксированы два принципа — принцип уважения государственного суверенитета и принцип равенства государств. Развернутое содержание названых принципов содержится в Декларации генеральной Ассамблеи ООН о принципах международного права 1970 года, Хельсинкском заключительном акте 1975 года и ряде других международных документов.

Суверенное равенство государств предполагает их юридическое равенство в качестве субъектов международного права, что не означает, однако, их фактического равенства. Государства отличаются друг от друга по размерам территорий, численности населения, экономическому потенциалу, военной мощи и т.д. Поэтому их роль в международных отношениях, несмотря на формальное юридическое равенство, фактически неодинакова. Следует особо отметить, что и в юридическом равноправии государств допускаются по крайней мере два исключения:

— принятие решения Совета Безопасности ООН голосами девяти членов Совета, включая совпадение голоса всех постоянных членов;

— принятие решения в ряде международных организаций путем так называемого «взвешенного» голосования.

Наряду с провозглашением принципа уважения государственного суверенитета, Устав ООН содержит положения о правомерности его ограничений, особенно это относится к Главе VII о принудительных мерах.

Развитие многих отраслей международного права (особенно в области прав человека) привело к дальнейшим ограничениям в данном направлении. Всеобщая декларация прав человека, признавая в первой же своей статье естественный характер прав человека, отвергает тем самым абсолютизацию государственного суверенитета. Создание конвенционных контрольных органов ООН, а затем и органов международного правосудия оказало дальнейшее серьезное влияние на сужение рамок государственного суверенитета.

Показательным в этом отношении стало и принятие Римского статута МУС, предусматривающего привлечение индивидов, включая высших государственных чиновников, к уголовной ответственности за международные преступления. Такой процесс приводит к тому, что в современном мире, как отмечалось ранее, все более сужается внутренняя юрисдикция государств и многие вопросы внутригосударственных отношений выводятся из сферы действия п. 7 ст. 2 Устава ООН.

Суверенитет государств в современных международных отношениях подвергается серьезным ограничением в следующих случаях:

— когда государство добровольно принимает на себя определенные международные обязательства;

— государство становится участником двустороннего или многостороннего договора;

— государство вступает в ту или иную международную организацию, принимая на себя соответствующие обязательства;

— международными или религиозными организациями принимаются решения, имеющие обязательную силу для государств;

— государство признает верховенство международных норм над национальным законодательством.

Суверенитет государств ограничивается также принципами jus cogens, действующими erga omnes. И это далеко не полный перечень ограничений суверенитета, налагаемых международным правом на государства [9, c. 3—16].

В данной связи следует упомянуть Европейскую Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 года. Созданный в соответствии с названной Конвенцией механизм является фактически наднациональной властью. Его учреждение потребовало от государств — членов Совета Европы отказаться от сложившихся стереотипов и абсолютизации государственного суверенитета. Решения Европейского Суда по правам человека (далее — Суд), имеющие значение прецедента, оказывают значительное влияние на формирование и развитие доктрины европейского права.

Таким образом, суверенитет государств в современных межгосударственных отношениях ограничивается не только международным универсальным правом, но и правом региональных организаций. В этой связи нельзя не отметить, что некоторые ученые и государственные деятели и в настоящее время абсолютизируют принцип государственного суверенитета, ссылаясь на догмы Вестфальской системы [5, c. 13—17]. Более того, они отрицают и примат международного права, и прямое действие его норм, поскольку это может привести, по их мнению, к «расшатыванию национальных правовых систем» [16, c. 207—228].

Ученые, абсолютизирующие государственный суверенитет, одновременно выступают против каких-либо его ограничений. Они считают, что установление международным правом юридических пределов свободы внешнеполитических действий государств не является ограничением их суверенитета, а, наоборот, утверждением государственной независимости в международных отношениях.

«Заключая договор, — утверждал в свое время профессор И.И. Лукашук, — государство не ограничивает, а реализует свой суверенитет» [13, с. 140]. Профессор А.А. Моисеев для обоснования абсолютизации государственного суверенитета проводит различие между суверенными правами государства и суверенитетом. В отличие от суверенитета, по его мнению, суверенные права государства могут подвергаться ограничениям [15, c. 55—68]. Подобная софистика используется и некоторыми другими учеными, абсолютизирующими суверенитет государств1. Она противоречит реалиям международных отношений, принципам и нормам современного международного права. Государство вправе не только ограничить собственный суверенитет, но и даже лишить себя суверенитета, объединившись с другим государством.

Государство может провозгласить себя субъектом международного права, обладающим суверенитетом. Однако реально таким суверенитетом оно может не обладать. Подобное положение было характерно для союзных республик бывшего СССР. Не являются суверенными и члены федеративных объединений.

Ограничения суверенитета государств широко распространены в области регулирования территориальных, воздушных, экологических и иных режимов [3, c. 496—623]. Суверенитет государства не остается неизменным, поскольку он меняется в зависимости от конкретных исторических условий и ограничивается с развитием международного права и взятых государствами на себя обязательств.

Список литературы

1. Абашидзе А.Х. Договорные органы по правам человека. — М., 2012.  С. 104—283.

2. Абашидзе А.Х. Международно-правовые проблемы вмешательства // Московский журнал международного права. 2006. № 1. С. 360—373.

3. Витцтум В. и др. Международное право. — М. — Берлин, 2011.  С. 242—244, 496—623.

4. Вышинский А.Я. О проекте Декларации прав человека: речь на заседании Генеральной Ассамблеи ООН 10 декабря 1948 г. // Вопросы международного права и международной политики. — М., 1951.  С. 379—390.

5. Зорькин В.Д. Об угрозах конституционному строю в ХХI веке и необходимости проведения правовой реформы в России // Журнал российского права. 2004. № 6. С. 13—17.

6. Карташкин В.А. Защита прав человека: от гуманитарной интервенции к использованию механизмов ООН // Обозреватель. 2012. № 9. С. 12—25.

7. Карташкин В.А. Международная защита прав человека и внутренняя юрисдикция государств // Обозреватель. 2013. № 2. С. 67—75.

8. Карташкин В.А. Права человека: международная защита в условиях глобализации. — М., 2009. С. 99—147.

9. Карташкин В.А. Соотношение принципов уважения прав человека и государственный суверенитет // Юрист-Международник. 2006. № 1. C. 3—16.

10. Кофи Аннан. Проблема вмешательства. — Нью-Йорк, 1999.

11. Крылов С.Б. История создания Организации Объединенных Наций. — М., 1960. С. 43, 112.

12. Курс международного права. — М.: Наука, 1989. Т. 2.  С. 131—147.

13. Лукашук И.И. Глобализация. Государство. Право. ХХI век. — М., 2000. С. 140.

14. Мовчан А.П. Международная защита прав человека. — М., 1958.  С. 13—19.

15. Моисеев А.А. Суверенитет государства в международном праве. — М.: Восток-Запад, 2009. С. 55—68.

16. Общая теория государства и права / под ред. М.Н. Марченко. — М., 2001. Т. 2. С. 207—228.

17. Островский Я.А. ООН и права человека. — M., 1968.

18. Ушаков Н.А. Невмешательство во внутренние дела государств. — М., 1971.

19. Черниченко С.В. Теория международного права. — М.: НИМП, 1999.— Т. 1.  С. 197.

20. Annuaire de 1’Institut de Droit international. — Vol. 63—11. 1990. P. 338.

21. Doc. UN 40/ A/35/40. — NY, 1980.

22. Hudson M. Integrity of International Instruments // American Journal of International Law. 1948. Vol. 42. № 1. P. 105—108.

23. Kelsen H. The Law of the United Nations. — L., 1950.  P. 29—32.

24. Lauterpacht H. International Law and Human Rights. — L., 1950. P. 149.

25. Socialist concept of Human Rights. — Budapest, 1966.  P. 283—289.