Уголовно-правовое отношение и его роль в охране законности уголовно-правового регулирования

УДК 343.211 

Страницы в журнале: 104-111

Ю.С. ЖАРИКОВ,

кандидат юридических наук, доцент, зав. кафедрой уголовного права и процесса Современной гуманитарной академии

В статье рассматривается понятие уголовно-правового отношения, отличие от иных видов правоотношений и роль в охране прав и законных интересов его участников.

Ключевые слова: правоотношение, уголовное правоотношение, участники, механизм уголовно-правового регулирования, права и законные интересы, охрана законности.

Criminal-law relationship and its role in protecting the legitimacy of the criminal-legal regulation

The article considers the concept of criminal-law relationships, by-distinct from the other types of relationships and role in protecting the rights and legitimate interests advocate for its members.

Основы понимания правоотношения как в теоретическом, так и в различных прикладных аспектах заложены в общей теории права. В связи с этим заслуживают внимания научные труды Г.Ф. Шершеневича, В.М. Хвостова, Н.М. Коркунова и многих других авторов более позднего периода научных исканий. Так, в свое время Я.М. Магазинер по этому поводу писал: «Правоотношение есть установленная объективным правом взаимосвязь между людьми, открывающая возможности одним и закрывающая эти возможности другим. Все дело в тех действиях, которые позволены одним или предписаны другим»[1].

Что для нас ценно в данном определении? Полагаем, что автору удалось четко определить сущность исследуемой дефиниции. Действительно, одно и то же правоотношение одновременно может рассматриваться в качестве и регулятивного, и охранительного. Все дело в направленности его правового анализа. Если правоотношение рассматривать обособленно, то не вызывает сомнения регулятивный приоритет, если же анализировать комплексное правовое воздействие, то можно выделить чисто регулятивные и такие же охранительные правоотношения.

Современные ученые уже обращают внимание не только на юридическую основу правоотношения (норму права), но и на такой неотъемлемый его признак, как охрана его в «необходимых случаях государственной властью»[2]. Полагаем, что данное положение нельзя рассматривать в качестве признака правоотношения, поскольку охрана правоотношений обеспечивается не внутренним, составляющим его качеством, а путем внешнего воздействия на элементный состав самого правоотношения. В широком понимании охраны ее обеспечивают нормы Особенной части УК РФ, в узком — конкретные нормы уголовного закона.

Теперь проанализируем базовую структуру правоотношения. Традиционное понимание правоотношения берет свое начало в частном праве, где под ним понимают «связь субъектов урегулированного правом общественного отношения, выражающуюся в наличии у них субъективных прав и обязанностей»[3]. Этот же взгляд экстраполируют и на публично-правовые отношения, что, на наш взгляд, не совсем адекватно. Еще Г.Ф. Шершеневич, рассматривая соотношение публичных и частных правоотношений, полагал, что первым присущи только «три элемента — субъекты, объект и обязанность»[4]. Подобный взгляд на строение правоотношения был развит Н.М. Коркуновым, который писал, что в публичном праве «ярче и определеннее всего выступают именно правообязанности»[5].

По нашему мнению, в публичном праве юридические обязанности по содержанию определены точно и возлагаются всегда на индивидуально-определенных лиц. Права же участников публичного правоотношения, наоборот, являются лишь отражением их обязанностей. Ими наделяется неопределенный круг лиц, имеющих тот или иной интерес в обозначенном правоотношении. Полагаем, что фактически их можно отождествить с законными интересами, поскольку в обозначенных правоотношениях реализация прав зависит от требуемого нормой права поведения обязанного лица (например, совершения каких-либо общественно полезных действий в обмен на освобождение от уголовной ответственности или наказания).

В связи с этим в литературе по административному праву в правовом положении субъектов соответствующих отношений на первое место оправданно ставятся взаимные обязанности, а не их права[6], что совершенно не характерно для частноправовых отношений.

В теории уголовного права понятие правоотношения также активно исследовалось и продолжает изучаться[7]. Однако, учитывая специфику настоящей работы, мы не будем анализировать различные точки зрения на обозначенный предмет. Их достаточно подробно рассмотрел Н.М. Кропачев[8]. Однако большинство авторов, рассматривая само понятие уголовно-правового отношения, подменяют его анализом субъектного состава и содержания. При этом за кадром остается сущность уголовно-правового отношения, его юридическая природа. В науке уголовного права до настоящего времени не решен вопрос, имеет ли уголовно-правовое отношение что-то оригинальное, позволяющее утверждать о его особости по отношению к общетеоретическому, базовому понятию?

Есть мнение, высказанное в свое время В.И. Курляндским, что уголовно-правовые отношения ничем не отличаются от других правоотношений[9], поскольку предполагают, как и любое иное правоотношение, наличие нормы, субъектов и их субъективных прав и юридических обязанностей. Но есть и противоположные точки зрения[10].

Разобраться в справедливости подобных утверждений пытался С.В. Бажанов, исследование которого затрагивает уголовные и уголовно-процессуальные отношения. Данный автор, подвергая сомнению обоснованность формулирования понятия уголовных правоотношений на основе гражданско-правовых, т. е. диспозитивных, отношений, в которых доминируют не обязанности, а права участников, высказывается за необходимость формулирования оригинального взгляда на интересующую нас дефиницию. В настоящее же время получается, что преступник обязан сам подвергнуть себя уголовной ответственности. Мы также разделяем точку зрения С.В. Бажанова об обязательности процессуальной формы уголовно-правовых отношений[11].

Прикладному понятию правового отношения посвятил свою работу и А.А. Васильченко. К сожалению, ему не удалось на основе общетеоретических положений сформировать свой личный взгляд на уголовно-правовое отношение, однако он все же предпринял попытку внести вклад в общую теорию права и предложил под правоотношением понимать «во-первых, саму по себе связь между взаимокорреспондирующими субъективными правами и юридическими обязанностями и, во-вторых, результат их осуществления в поведении адресатов норм права, то есть подвергшиеся действию права общественные отношения»[12]. В этом определении А.А. Васильченко за основу взял концепцию, которая предлагает различать понятия «правовое отношение — отношение» (вторая часть утверждения автора) и «правовое отношение — модель» (первая часть анализируемого определения). Данная концепция не нова: еще в начале ХХ века В.М. Хвостов подразделял юридические отношения на конкретные и абстрактные[13].

Важно в этих определениях следующее: их авторы полагают, что регулирование первично, а правоотношения вторичны, т. е. вначале должна появиться норма права, а только затем — уже на ее основе — правовое отношение. Для уголовного права регламентация еще не означает наличия правоотношения, следовательно, нельзя говорить и об абстрактных (общеохранительных) правоотношениях.

Нам могут возразить, что правоотношение, по мнению авторитетных специалистов в области теории права[14], является неотъемлемой составляющей права, а не только ее результатом, а значит, нельзя оспаривать наличие общего (абстрактного) правоотношения. Это общий подход, и при нем не учитываются исключения. Да, правоотношения в качестве составляющей права характерны в целом для прецедентного права или для отдельных отраслей романо-германской правовой семьи, например, для гражданского права (обычаи делового оборота как источник права), но они не могут рассматриваться в качестве составляющей уголовного права, единственной правовой основой которого является норма уголовного закона. Поэтому-то в сфере уголовно-правового регулирования подобные правоотношения существовать не могут, а значит, не выдерживает критики точка зрения о наличии абсолютной и всеобщей обязанности граждан не совершать запрещенных уголовным законом деяний. Если внимательно прочитать ч. 1 ст. 14 УК РФ и проанализировать ее через призму ранее действовавшего представления о преступлении (ч. 1 ст. 7 УК РСФСР 1960 г.), то становится ясно, что законодатель вовсе не обязывает граждан соблюдать уголовный закон (не формулирует общеобязательный запрет в норме Особенной части), а всего лишь предупреждает о последствиях нарушения диспозиции указанной нормы посредством ее санкций. Да, есть принцип законности, определяющий, что гражданам разрешено все, что специально не запрещено нормативными правовыми предписаниями, но этот запрет не налагает на граждан соответствующих обязанностей, а только определяет сферу правомерного поведения. Общие же обязанности человека и гражданина определены в Конституции РФ (статьи 57, 58 и ч. 1 ст. 59).

Между уголовным законом в его объективном понимании и правоотношением существует не только прямая, но и обратная связь; последняя может использоваться для совершенствования правового регулирования общественных отношений.

Вместе с тем анализ уголовно-правового отношения в связи с уголовно-правовым регулированием как раз и позволяет более широко представить этапы его формирования, связанные, в свою очередь, с правовой оценкой отдельных юридических фактов. Так, факт создания уголовного закона не приводит к возникновению объективного уголовно-правового отношения — модели. Полагаем, что на основе его правовых норм формируется модель соответствующего уголовно-правового отношения.

Факт совершения реального преступления порождает формирование гипотезы уголовного правоотношения. В этом случае хотя и возникает уголовная ответственность, но она носит опосредованный характер, поскольку отсутствует лицо, подлежащее указанной ответственности (даже несмотря на возможное неофициальное подозрение в отношении конкретного лица).

Наиболее ярко гипотеза уголовно-правового отношения проявляется или, скорее всего, окончательно формируется при возникновении официального подозрения. В этом случае возникают временные уголовно-правовые отношения, которые можно охарактеризовать как переходные от собственно гипотезы к реальному правоотношению. Сущность и содержание обозначенных отношений мы рассмотрим далее.

Следующий этап формирования связан с возникновением реального уголовно-правового отношения. Он обусловлен процессуальным актом привлечения лица в качестве обвиняемого. Именно в данный момент у лица, совершившего преступление, возникает юридическая обязанность нести уголовную ответственность, что связано с установлением его деликтоспособности и формированием непосредственного объекта правоотношений. У государства же появляется возможность реализовать свое право на наказание не абстрактного, а вполне конкретного лица.

В связи с этим следует признать несостоятельными взгляды тех ученых, которые ратуют за расширение непосредственного объекта уголовно-правовых отношений за счет принудительных мер воспитательного воздействия и медицинского характера. Полагаем, что таковым объектом могут являться лишь обстоятельства преступления, связанные с его квалификацией (признаки, составляющие объективные и субъективные элементы состава преступления), а также вопросы наказания и связанные с ними (но ни в коем случае не обособленно от наказания) вопросы применения иных мер уголовно-правового характера.

Рассмотрим субъектный состав уголовно-правовых отношений. Как было отмечено выше, в данной теме существует несколько точек зрения; мы же полагаем, что, несмотря на наличие в каждой из них рационального зерна, необходим свежий подход к определению. Связано это прежде всего с изменением законодательства. Конституция РФ в ч. 1 ст. 3 определяет, что носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ, соответственно, только ему, а не государству, т. е. системе органов, принадлежит право как определять перечень преступлений, так и наказывать лиц, виновных в их совершении. Суд и правоохранительные органы должны действовать не от имени государства (они в точном понимании им и являются), а от имени народа. Подтверждением тому служит ч. 2 ст. 3 Конституции РФ: «Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления». Следовательно, правомочным субъектом уголовно-правовых отношений следует назвать народ России, действующий посредством компетентных органов государственной власти.

Теперь определим обязанного участника уголовного правоотношения. Им является не просто лицо, совершившее преступление, а лицо, имеющее официальный правовой статус обвиняемого, подсудимого и осужденного. Как видим, в число участников интересующих нас отношений не попали как минимум подозреваемый, судимый и потерпевший (в узком и широком понимании).

Следует отметить, что подозреваемый — лицо в уголовном судопроизводстве временное. В короткий срок оно должно приобрести либо  статус обвиняемого, либо свидетеля, а может и вообще выйти из уголовного дела (например, в связи с необоснованностью подозрения). Но является ли подозреваемый субъектом уголовно-правовых отношений? Мы полагаем, что да. Самое интересное, что возникает данное отношение в иных временных рамках, а именно с момента возникновения подозрения, который определяется также соответствующими процессуальными актами (ч. 1 ст. 46 УПК РФ), и продолжается до момента решения вопроса об обоснованности подозрения. Подобные уголовно-правовые отношения можно рассматривать как временные (переходные), поскольку они, обладая признаками конкретности, не имеют четко определенного объекта (первоначальная квалификация в условиях недостаточности доказательств, подтверждающих все элементы и необходимые признаки состава преступления, зачастую условна) и субъекта — в силу отсутствия достоверных сведений, определяющих деликтоспособность подозреваемого (возраст, вменяемость, наличие рецидива и пр.).

Что же касается судимого, то в условиях нынешнего состояния уголовного законодательства его нельзя рассматривать в качестве субъекта уголовно-правовых отношений, поскольку с отбытием наказания (в том числе и дополнительного) исчезает объект правоотношения и правоприменитель не вправе накладывать какие-либо ограничения уголовно-правового характера на указанную категорию лиц.

Но тогда для чего в уголовном законе существует институт судимости? Только ли для ужесточения наказаний лицам, ранее судимым за преступления? И если уголовно-правовые отношения между субъектами прекратились в связи с отбытием наказания, то правомерны ли положения УК РФ о судимости и обозначенных выше ее уголовно-правовых последствиях, да и любых иных социальных последствиях? Может быть, эти нормы следует исключить из УК РФ по примеру института неоднократности, а наличие судимости учитывать лишь в характеристике личности виновного?

Полагаем, что институт судимости должен остаться в уголовном праве, но при этом уголовно-правовые отношения потребуют пролонгации после отбытия наказания или в период испытательного срока при условном осуждении.

Этому может способствовать институт мер безопасности. Только в данном случае уголовно-правовые отношения будут существовать и после отбытия наказания, в период исполнения обозначенных мер, связанных с конкретными правоограничениями уголовно-правового характера. Введение указанных мер, затрагивающих какие-либо конкретные права человека и гражданина (в частности, свободу передвижения или выбор места жительства), потребует и соответствующей уголовно-правовой регламентации их исполнения. Что в свою очередь будет способствовать обеспечению и охране прав и законных интересов судимых.

Теперь рассмотрим потерпевшего в аспекте уголовно-правовых отношений. В настоящее время уголовное законодательство отводит ему роль третьей стороны, поскольку потерпевший непосредственно не связан с предметом указанных отношений. В случаях, специально предусмотренных уголовным законом, потерпевший может влиять на освобождение лица от уголовной ответственности или на снижение наказания, как это происходит в отношении лиц, признавших свою вину и согласных на ускоренное судебное разбирательство, однако роль потерпевшего здесь является формальной и не связана с реализацией права квалификации преступления или с обязанностью нести уголовную ответственность.

В то же время перспектива развития возвратного права в сфере уголовного законодательства потребует наделения потерпевшего более широкими правами в части назначения виновному наказания. Для этого в УК РФ придется сформулировать положение об уголовно-правовом интересе потерпевшего применительно к назначению наказания, предусматривающее возможность денежного (имущественного) взыскания в его пользу в обмен на свободу (освобождение от реального наказания в виде лишения свободы) виновного. В настоящее время интерес потерпевшего ограничен лишь вопросами гражданского иска, т. е. возмещения ущерба и компенсации морального вреда, и не является уголовно-правовым.

Настоящее состояние уголовного законодательства свидетельствует о том, что уголовно-правовые отношения — это упорядоченные нормами уголовного закона и реализуемые в уголовно-процессуальной и уголовно-исполнительной формах общественные отношения между народом Российской Федерации в лице правоприменительных органов и субъектом, совершившим общественно опасное деяние и поставленным в положение обвиняемого, подсудимого и осужденного в результате квалификации совершенного им деяния, назначения справедливого наказания и иных мер уголовно-правового характера и их исполнения в точном соответствии с обвинительным приговором суда.

Данное определение можно считать весьма пространным, поскольку в нем не отражен специфический характер содержания уголовно-правового отношения. В научной литературе на этот счет существует весьма определенное мнение: авторы ставят знак равенства между уголовно-правовым отношением и уголовной ответственностью, поскольку обе дефиниции понимаются как обязанность лица, совершившего преступление, претерпевать предусмотренные законом негативные последствия. На это однозначно указывают и результаты опроса преподавателей и научных сотрудников, специализирующихся в сфере уголовного права: 17 из 19 респондентов полагают, что право государства на реализацию обозначенных в законе негативных последствий — санкций, реализуемых в форме наказания и иных мер уголовно-правового характера, и есть объект уголовно-правовых отношений.

Таким образом, можно утверждать, что базовым, формальным содержанием уголовно-правового отношения являются вопросы квалификации деяния как конкретного преступления и применения санкции к виновному в его совершении.

В то же время необходимо учитывать, что большинство диспозиций норм Особенной части УК РФ в той или иной степени бланкетные. Из этого следует, что в содержании уголовно-правовых отношений присутствует не только отраслевой элемент, но и регулятивный элемент права и конкретного деяния. Последний является материальным элементом исследуемого правоотношения. Он — внешнее проявление конкретного преступного деяния. Его формальной основой служит норма регулятивной отрасли права. Например, в незаконном предпринимательстве само деяние по своей материальной компоненте является экономическим, формально — это гражданско-правовое отношение. Незаконность, т. е. характер нарушения запрета, установленного ст. 171 УК РФ, следует рассматривать в качестве материального, но уже уголовно-правового элемента отношения. Формальная же составляющая в этом случае определяется не только уголовным, но и уголовно-процессуальным и уголовно-исполнительным правом, т. е. имеет комплексное свойство.

Следовательно, особенность содержания уголовно-правовых отношений таится в их гибридной структуре. С одной стороны, в них присутствует надлежащая совокупность формального и материального элементов охраняемой отрасли права, с другой — аналогичная по структуре отраслевая составляющая, специфика которой заключается в правовой природе материального элемента. На этом основании можно предположить, что гибридный характер правовых отношений в уголовном праве приводит к образованию правоотношения дуалистического содержания. Первое возникает между государством и лицом, виновным в совершении преступления. Его можно назвать основным отношением, поскольку оно присутствует при совершении любого преступления. Второе правоотношение возникает между потерпевшим — лицом, которому непосредственно был причинен вред преступлением, и виновным. Это отношение следует обозначить как факультативное, поскольку оно возникает лишь в связи с причинением вреда конкретным физическим или юридическим лицам и возможностью влиять на квалификацию и наказание. Особый интерес здесь представляют преступления, относящиеся к категории частного обвинения (нормы, предусмотренные ч. 1 ст. 115, ч. 1 ст. 116, ч. 1 ст. 129 и ст. 130 УК РФ, а также деяния, включенные в главу 23 «Преступления против интересов службы в коммерческих и иных организациях» УК РФ).

Уголовно-правовое отношение дуалистического содержания не следует смешивать с деликтным гражданско-правовым отношением, возникающим в уголовном процессе между гражданским истцом и гражданским ответчиком по поводу возмещения вреда, причиненного преступлением. Во-первых, в обозначенных правоотношениях иной объект — материальный интерес (ущерб и вред от преступления), который может быть причинен более широкому кругу лиц, а не только непосредственно потерпевшему. Во-вторых, в случаях, специально предусмотренных законом, в роли обязанного лица может выступать и лицо, несущее материальную ответственность за деяние, совершенное виновным. В-третьих, правовой основой указанных отношений выступают нормы не уголовного, а иных отраслей права, и прежде всего гражданского. Следствием этого является и гражданско-правовое содержание указанного отношения — наличие субъективных прав и юридических обязанностей. Они имеют диспозитивный характер и являются двухсторонними.

Факультативные же уголовно-правовые отношения касаются исключительно вопросов перспективы реализации уголовной ответственности и наказания виновного, в частности — правоотношение, возникающее при примирении потерпевшего и лица, совершившего преступление. Эти отношения всегда должны быть непосредственными. Так, нельзя признать убедительной юридическую практику освобождения от уголовной ответственности по основаниям ст. 76 УК РФ лица, совершившего преступление, предусмотренное ч. 2 ст. 264 УК РФ, поскольку невозможно уголовно-правовое отношение потерпевшего (в его материально-правовом понимании) и виновного вследствие смерти первого либо при его отсутствии (в должностных преступлениях). В последнем случае, несмотря на то что от действий должностного лица страдает конкретное лицо, вред причиняется государству.

В условиях уголовно-правовых отношений недопустимо и применение санкций к необязанному лицу, как это происходит с несовершеннолетними, приговоренными к штрафу, который может быть взыскан не только непосредственно с виновного, но и с его родителей или иных законных представителей с их согласия (ч. 2 ст. 88 УК РФ). В данном случае произошла подмена уголовно-правовых отношений гражданско-правовыми, в рамках которых и происходит реализация материальной ответственности. Для исправления сложившейся ситуации требуется внести изменения в ч. 1 ст. 42 УПК РФ: после слова «которому» добавить слово «непосредственно» («Потерпевшим является физическое лицо, которому непосредственно преступлением причинен… вред…»). Это позволит более четко отграничить правовой статус потерпевшего (в узком его понимании) от статуса гражданского истца (широкое понимание потерпевшего) и создаст условия для более правильного применения норм уголовного закона в части реализации прав потерпевшего на привлечение к уголовной ответственности или освобождения от нее.

Еще одна особенность уголовно-правовых отношений — их непосредственность. Они возникают всегда при наличии конкретного преступления и определенного лица, его совершившего. Но как можно отнестись к предложенной процессуалистами новации о заочном вынесении приговора в отношении подсудимого, уклоняющегося от явки в суд (ч. 5 ст. 247 УПК РФ)?[15]  Полагаем, что подобное возможно лишь в том случае, если правоотношение первоначально реально возникло в результате предъявления обвинения (ч. 6 ст. 172 УПК РФ не предусматривает развитие уголовно-правовых отношений при неявке обвиняемого или неустановлении места его нахождения). При этом следует подчеркнуть, что уголовно-правовое отношение возникает раньше  — с момента привлечения лица в качестве обвиняемого — и не предполагает присутствия обязанного лица, но оно может и не получить необходимого развития из-за отсутствия данного лица.

В дальнейшем интересующее нас правоотношение может протекать (и реально протекает) не только непосредственно, но и опосредованно — через посредников (защитников и представителей). Это возможно в двух случаях: 1) если правомочное лицо ходатайствует об этом (ч. 4 ст. 247 УПК РФ); 2) если подсудимый находится за пределами территории Российской Федерации и (или) уклоняется от явки в суд (ч. 5 ст. 247 УПК РФ). Однако это противоречит положению ч. 3 ст. 78 УК РФ, в которой четко определено, что течение сроков давности приостанавливается, если лицо, совершившее преступление, уклоняется от следствия и суда.

Поэтому уголовная ответственность как таковая остается неизменной: отвечать обязанное лицо должно, но вот уголовно-правовые отношения, в которых ответственность выступает в качестве объекта, прерываются (приостанавливаются до обнаружения обязанного субъекта). Это означает невозможность заочной реализации уголовной ответственности.

Таким образом, ч. 3 ст. 78 УК РФ и ч. 5 ст. 247 УПК РФ должны быть приведены в соответствие друг другу. Полагаем, что доминирующую роль в этом вопросе должна играть норма уголовного закона, при этом норма уголовно-процессуального законодательства подлежит упразднению. Соответственно, развитие уголовно-правовых отношений через посредника возможно исключительно при реальном наличии обязанного лица.

Обозначенная проблема приводит к необходимости разобраться в периоде действия уголовно-правового отношения. И если момент его возникновения законодатель достаточно определенно связывает с моментом привлечения лица в качестве обвиняемого (напомним, что временные уголовно-правовые отношения возникают с момента возникновения официального подозрения — ч. 1 ст. 46 УПК РФ), то момент окончания уголовно-правового отношения не предусмотрен. В настоящее время им может быть (и скорее всего является) момент отбытия наказания, а если приговор такового не предусматривает (при освобождении от наказания), то момент вступления обвинительного приговора в законную силу (ч. 2 ст. 86 УК РФ).

Однако в уголовном праве есть несколько институтов, явно не вписывающихся в этот временной период. Прежде всего это институт судимости, в котором все правовые последствия, связанные с осуждением и уголовным наказанием, рассредоточены по иным отраслям права. Например, согласно ст. 13 Федерального закона от 13.12.1996 № 150-ФЗ «Об оружии»лицензия на приобретение оружия не выдается гражданам, имеющим судимость за совершение умышленного преступления. В УК РФ институт судимости регламентирует лишь сроки погашения или снятия судимости, а вот правовые последствия судимости в период между отбытием наказания и ее ликвидацией не установлены. Полагаем, что совершенно неверно рассматривать исследуемый институт в качестве межправового, поскольку только уголовному законодательству присуще право устанавливать виды и размеры наказаний и иных мер уголовно-правового характера за совершение преступлений (ч. 2 ст. 2 УК РФ), соответственно и режим судимости должен обязательно регулироваться уголовным законом. В связи с этим считаем, что глава 13 УК РФ нуждается в дополнении статьей 86.1, где следует четко определить правовые последствия, связанные с судимостью. Их можно обозначить как меры безопасности. Статья должна содержать норму, перечисляющую с исчерпывающей полнотой указанные меры, сроки их действия, а также категории лиц, к которым они могут применяться.

Указанными мерами, в частности, следует заменить дополнительные наказания в виде запрета занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью. К мерам безопасности необходимо добавить  принудительные меры воспитательного воздействия, которые будут полезными, к примеру, водителям, совершившим преступление, предусмотренное ст. 264 УК РФ, и другие, определенные в ч. 5 ст. 73 УК РФ, которые в настоящее время выпадают из общего контекста уголовно-правовых отношений.

При отсутствии таковых законодатель, с одной стороны, идет на беспрецедентное расширение уголовных наказаний (см. новую редакцию ч. 2 ст. 47 УК РФ[16]), а с другой — издает различные нормативные акты, ограничивающие право граждан на профессию, в которых по-разному формулируется отношение к судимости кандидатов на ту или иную должность. Так, согласно ст. 331 Трудового кодекса РФ к педагогической деятельности не допускаются лица, имеющие неснятую или непогашенную судимость только за умышленные тяжкие и особо тяжкие преступления. Пункт 2 ч. 2 ст. 9 Федерального закона от 31.05.2002 № 63-ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации» запрещает претендовать на приобретение статуса адвоката и осуществление адвокатской деятельности лицам, имеющим непогашенную или неснятую судимость за совершение любого умышленного преступления.

Как видим, при общем едином подходе два закона несколько по-разному формулируют конечные требования к запрету на профессию, связанному с судимостью. При этом непонятно, почему педагогические работники ограничены в этом отношении в меньшей степени, чем адвокаты…

Особый интерес в связи с уяснением охраны законности в процессе реализации уголовно-правовых отношений представляет проблема освобождения от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям (амнистия, нормы главы 11 УК РФ и иные нормы Особенной части УК РФ). В настоящее время правовое положение лица, освобожденного от уголовной ответственности по указанным основаниям, не определено, хотя преступление им совершено и он в этой части признал себя виновным, что накладывает на это лицо определенные правоограничения. Законно это или нет? Действующее уголовное право не позволяет дать на этот вопрос однозначный ответ.

Из создавшейся ситуации возможны два варианта выхода. Первый (назовем его радикальным) — исключить данный институт из уголовного законодательства и по примеру ст. 77 УК РФ перенести все его нормы в институт освобождения от наказания. Второй вариант (его можно определить как умеренный) — установить четкие уголовно-правовые ограничения, связав их с предложенными мерами безопасности. Подобная внезаконная практика принята в нашем государстве и связана с запретом на профессию: например, освобождение от уголовной ответственности по амнистии является основанием для отказа в принятии на службу в правоохранительные органы, хотя лицо, в отношении которого уголовное дело подлежало прекращению по указанному основанию, судимым не является[17].

Последнее предложение позволит исключить режим правового вакуума и, установив исчерпывающий перечень мер и увязав их с конкретными сроками действия правоограничений, создать правовое поле для возможных уголовно-правовых отношений.

В настоящее же время лицо, освобожденное от уголовной ответственности по нереабилитирующим основаниям, фактически остается под подозрением на неограниченное время. С одной стороны, уголовно-правовые отношения обязанного лица прекратились и оно является «чистым» перед уголовным законом, а с другой — оно добровольно призналось в совершении преступления и отказалось от установления своей невиновности в судебном порядке.

Конечно, регламентация предлагаемых мер для обозначенной категории лиц в обмен на освобождение от уголовной ответственности приведет к продолжению уголовно-правовых отношений с государством, но сделает их определенными и понятными по своим социальным последствиям для граждан. При этом необходимо осознавать, что охрана законности при реализации предложенных новелл уголовного законодательства должна обеспечиваться исключительно судебным порядком применения мер безопасности и продления уголовно-правовых отношений. Для этого главу 11 УК РФ следует дополнить статьей 78.1, содержащей норму о полном прекращении уголовно-правовых отношений с лицом, освобожденным от уголовной ответственности, и невозможности наложения на него каких-либо правоограничений в связи с исполнением назначенных мер безопасности.

Подводя итог, необходимо отметить главные отличительные черты уголовно-правовых отношений.

1. Их публичный, государственно-властный характер, ставящий во главу угла обязанность по реализации уголовной ответственности и наказания. Использование же прав участниками (субъектами) уголовно-правовых отношений носит вспомогательный характер и обеспечивает охрану их прав и законных интересов.

2. Наличие двух юридических элементов. Это как формально-правовой элемент, свойственный всем правоотношениям, так и материально-правовой элемент, являющийся собственно правовым лишь в уголовно-правовых отношениях. Связано это с тем, что если объектом правоотношений в гражданско-правовой сфере выступают явления бытового, экономического, политического и иного характера, то уголовно-правовые отношения всегда имеют в качестве объекта преступление (именно его юридическую составляющую, а не саму преступную деятельность) и наказание, т. е. уголовно-правовой (законный) интерес, а не благо, как в первом случае.

3. Обязательное наличие строго определенной законом формы — уголовно-процессуальной либо уголовно-исполнительной. Вне данных форм уголовно-правовые отношения существовать не могут. При этом следует различать собственно уголовно-процессуальные и уголовно-исполнительные отношения и соответствующую форму уголовно-правовых отношений. Последняя характеризует лишь необходимую обязательную взаимосвязь указанных отраслей права при гегемонии уголовного закона.

Восприятие уголовно-правового отношения через механизм уголовно-правового регулирования дает возможность сформулировать его динамическую систему, позволяющую представить становление и развитие реального правоотношения с момента его зарождения в форме модели в норме закона и до применения этой нормы к жизненным обстоятельствам.

Конкретизация объекта уголовного правоотношения как юридического основания квалификации преступления, назначения наказания и связанных с ним мер уголовно-правового характера позволяет сформировать объемное представление о реализации принципа законности уголовной ответственности в процессе применения норм Особенной части УК РФ.

Библиография

1  Магазинер Я.М. Избр. тр. по общей теории права / Отв. ред. А.К. Кравцов. — СПб., 2006. С. 223.

2  Радько Т.Н. Теория государства и права: Учеб. для вузов. — М., 2005. С. 522.

3  Гражданское право: Учеб.: В 2 т. / Под ред. Е.А. Суханова. Т. 1. — М., 2004. С. 43.

4  Шершеневич Г.Ф. Общая теория права: Философия права. Часть теоретическая. Т. 1. — М., 1910. С. 570.

5  Лекции по общей теории права Н.М. Коркунова. — Спб., 1909. С. 143.

6  См.: Административное право: Учеб. / Под ред. Л.Л. Попова. — М., 2005. С. 32.

7  См.: Филимонов В.Д., Филимонов О.В. Правоотношения. Уголовные правоотношения. Уголовно-исполнительные правоотношения. — М., 2007.

8  Анализ взглядов на содержание уголовно-правовых отношений дан по кн.: Кропачев Н.М. Уголовно-правовое регулирование: механизм и система. — СПб., 1999.

9  См.: Курляндски