Уголовное право в контексте хаоса как основной категории синергетики

УДК 343.2

Страницы в журнале:  111-119

С.А. Бочкарев,

кандидат юридических наук, старший научный сотрудник Института государства и права РАН Россия, Москва  bochkarvs@mail.ru

Обосновывается полезность синергетической парадигмы для развития уголовно-правового мировоззрения. Хаос рассматривается в качестве антипода внутренней организованности уголовного права и внешней упорядоченности охраняемых им отношений. На фоне феномена хаоса демонстрируется, что уголовное право далеко не всегда может быть «правым» и «правом» в собственном смысле этих слов, т.е. отвечать своему назначению и интересам своих субъектов, выступать для них мерилом и примером для подражания. Уголовное право в равной мере предрасположено как к сохранению, так и к разрушению защищаемых благ, иными словами — к превращениям из положительного смысла в отрицательное значение при сохранении своей целостности.

Ключевые слова: уголовное право, синергетика, хаос, парадигма, порядок, беспорядок.

Актуальность заявленной темы обусловлена современным состоянием уголовного права. На вопрос о том, что с этим правом сегодня происходит, даются разные и порой диаметрально противоположные ответы. Круг оценок определен и в некоторой степени исчерпан. Но их существо в итоге не удовлетворяет своих авторов и широкий круг специалистов. Всеми ощущается недостаточность инструментария современной теории уголовного права для адекватной и исчерпывающей оценки событий, происходящих в обществе в целом и криминальном мире в частности. Во многом именно данное обстоятельство подводит к выводам о кризисе уголовного права и о необходимости поиска выхода из него.

Вариантов по выходу из сложившегося в уголовно-правовой сфере положения немного. Одни ученые настаивают на состоятельности сложившейся догмы уголовного права и на потребности лишь частичного ее изменения с целью приспособления к веяниям времени. Другие — обосновывают важность расширения теоретических концептов уголовного права за счет включения в них знаний из других отраслей науки. Третьи — обращаются к поиску нового типа правопонимания, которому под силу рассмотреть особенности современного общества и ответить на его вызовы.

Последний вариант наиболее перспективен, т.к. два других пути развития теории уголовного права являются продуктом индустриальных обществ, время функционирования которых осталось в прошлом. Они настроены на работу лишь с классическими представлениями об уголовно-правовом мире. К труду над транзитивными обществами отмеченные подходы не приспособлены.

На изучение закономерностей перманентно меняющегося социума и всех его институтов, в том числе и права, ориентирована синергетика. Она, по оценкам теоретиков права, демонстрирует возможность и перспективность иного правопонимания, поскольку предлагает по-новому взглянуть на природу права и претендует на новейший, адекватный современным условиям тип правопонимания (см.: [25]).

К ключевым мировоззренческим категориям синергетики относят хаос. С введением хаоса в научную картину мира и его обоснованием в качестве константы этого мира синергетики связывают одно из своих главных достижений. Говоря об основополагающем значении хаоса для нового научного направления и об их взаимосвязи, специалисты обычно отмечают, что синергетика исследует законы образования упорядоченных структур из хаоса или возникновение хаоса из упорядоченных структур.

Раньше по идеологическим и научно-догматическим причинам такого внимания хаосу не уделялось. Можно сказать, что он находился за пределами научного осмысления. В лучшем случае о хаосе писали как о явлении древнегреческой мифологии, первичном состоянии Вселенной, свойстве космоса либо как об антиподе системности. На этом в познании хаоса останавливались, поскольку считали, что указания на местонахождение — противоположное порядку — достаточно для раскрытия его существа.

По мнению Стивена Манна, за счет продолжительного превалирования механицистского мировосприятия в научном и общественном сознании хаос принимали в качестве исключения из правила (см.: [18]). Из-за недостаточности оснований для включения хаоса в существующую теорию детерминизма, им до недавних пор пренебрегали. Полагалось, отмечает Р.Р. Мухин, что линейного языка достаточно для понимания основных закономерностей. Различные нелинейности, в том числе и хаос, «вводились как поправки к линейным системам, им отводилась роль довеска, уточняющего детали» [19, с. 5]. Социальный хаос, подтверждает В.Д. Байрамов, оценивался как побочный результат дифференциации общественной жизни, а также как несоответствие между состоянием ее усложнения и поведением отдельных социальных групп (см.: [2, с. 3—4]).

Однако время показало, что не только исключение подтверждает правило, но и правило актуализирует исключение — подтверждает вероятность его становления нормой для окружающей среды. Наука долго игнорировала встречающиеся на ее пути исключения, идеализировала детерминизм и элиминировала из него хаос. Настало время осмыслить все исключения, что, как ни странно, уже дало свои результаты. Исключений оказалось достаточно для построения синергетической парадигмы, которая не лишена вполне жизнеспособного мировоззренческого потенциала.

Представления о хаосе как об элементарной и произвольной случайности преобразовались в знания о нем как о сложной структурированности бытия, которая не подчиняется детерминистским законам. «Выяснилось, — как пишет Ю.А. Данилов, — что вопреки традиционным представлениям о хаосе как синониме беспорядка хаос может обладать тонкой и сложной организацией» [6]. Казавшееся еще совсем недавно чем-то из ряда вон выходящим и экзотическим явление детерминированного хаоса оказалось типичным, а при определенных условиях неизбежным для большинства нелинейных систем, констатирует В.В. Афанасьева. Стало ясно, что феномен детерминированного хаоса является всеобъемлющим и универсальным, его можно наблюдать на всех уровнях организации материи (см.: [1, с. 3]). Он обнаружен в гидродинамических, метеорологических, биофизических, химических, экономических, экологических, оптических, электронных и даже социальных и экономических моделях.

Постепенное осмысление хаоса, оценка его значения и установление места в природе и социальном мире изменило господствующее в науке линейное мировоззрение, дополнив его нелинейным. Открытие динамического хаоса, явившееся одним из крупнейших достижений науки ХХ века, способствовало значительному прогрессу в разрешении, казалось бы, уже не разрешимых трудностей классической физики и углубленному пониманию динамического и статистического описания. Исследования хаоса дали новые импульсы к изучению как общефизических, так и общенаучных проблем (см.: [19, с. 3—4]). Такие результаты способствовали формированию у науки желания заполучить себе для подопытных нужд кусок хаоса. По свидетельству Ж. Делåза и Ф. Гваттари, «все рациональное единство, к которому стремится наука, она отдала бы за крохотный комочек хаоса, который она могла бы изучать» [7, с. 238].

Но главную причину, которая подвела к пересмотру сложившихся в науке, философии и искусстве стереотипов, специалисты увидели не в самом хаосе, а в корреляциях, существующих между порядком и беспорядком. Изучив существующие между ними взаимоотношения, И.Р. Пригожин, в частности, обнаружил, что порядок и беспорядок тесно связаны. Механизмы их действия предполагают друг друга. Они в разных соотношениях возникают и сосуществуют одновременно. Порядок и беспорядок сожительствуют как два аспекта одного целого и дают нам различное видение мира (см.: [20]). Хаос обладает собственной структурой и поэтому является, по Э. Ласло, «сложной и непредсказуемой формой порядка» [16].

Однако что означает весь этот синергетический опыт для уголовного права? Может ли хаос вообще иметь отношение к нему как к явлению, которое всем своим существом символизирует порядок или по меньшей мере всецело к нему устремлено? Существуют ли примеры того, когда один уголовно-правовой порядок не сменялся бы другим? Если в истории уголовного законодательства таких примеров нет, то необходимо ли вообще осмысление названных вопросов и поиск хаоса в уголовно-правовом измерении?

Ответы на поставленные вопросы даются разные. К примеру, К.В. Шундиков утверждает, что, несмотря на очевидные системные качества позитивного права, исследование его через призму концепций самоорганизации вряд ли перспективно (см.: [27, с. 24]). Аналогичного мнения придерживается Н.Г. Демидова, считая, что возможности применения синергетического метода для изучения правовых явлений и категорий весьма сомнительны. Причины возникновения новых правовых норм, объединения их в единую систему, основания внутренней структуризации права, с ее точки зрения, находятся вне системы права, что не позволяет относить его к самоорганизующимся системам и применять для его изучения синергетическую методологию (см.: [8, с. 21—24]).

Однако потенциал синергетики убеждает в полезности апробирования ее знаний в сфере уголовного права. Она по-своему разрешает поставленные вопросы, меняя тем самым сложившиеся в теории представления об уголовно-правовом порядке. За счет открытия новых закономерностей, существующих между порядком и беспорядком, синергетика увеличивает масштаб уголовно-правового измерения. Она включает в него не только порядок, рассматриваемый представителями уголовного права и как результат внутренней организации этого права, и как внешний итог его функционирования в социуме. Имплицитным для отрасли права становится беспорядок, который также способен быть и отражением ее структуры, и следствием действия в обществе. Возникает вероятность существования уголовно-правового беспорядка со всеми вытекающими последствиями. Возможно, уже сейчас отечественное уголовное право пребывает в состоянии хаоса. Сложившееся в нем положение дел заставляет об этом задумываться и находит тому подтверждение. Оценки ведущих специалистов говорят сами за себя (см.: [3]). Ученые признают, что уголовное право граничит с утратой сущностных черт в праве. Исследования действующих в сфере экономики механизмов уголовно-правовой охраны убеждают в том, что современный уголовный закон не представляет цельного и системного акта. В нем присутствуют «чужеродные» институты и традиции иных отраслей права и сфер общественных отношений. Уголовный кодекс разбалансирован, а по ряду положений опасен для общества, поскольку наполнен противоречиями и лишен концептуальных основ (см.: [4]).

По оценкам разработчиков Концепции модернизации уголовного законодательства в экономической сфере (подготовленной на основании Поручения Президента РФ № ПР-3169 от 28.11.2009), защита собственности, контрактов и личной неприкосновенности субъектов экономики недостаточна и деформирована. Уголовное законодательство не имеет общей идеологии и единой методологии. Оно служит основной причиной большого разрыва между смыслом, вложенным в текст закона, и смыслом, придаваемым в процессе правоприменения; распространена практика реализации квазинорм, оторванных от действительного содержания уголовно-правовых запретов (см.: [14]).

Однако, несмотря на подтвержденную актуальность изучения феномена хаоса, наукой уголовного права он пока еще не замечается. Не располагая гносеологическим потенциалом этого явления, специалисты, как следствие, не решаются идти дальше вышеприведенных характеристик и подвергать осмыслению опыт кризисного функционирования отмеченной отрасли права. Криминалисты в итоге не могут ответить на вопрос о том, что же плохого в «плохом» уголовно-правовом порядке? Теоретики и практики удовлетворяются предложениями по отмене дефектных норм для избавления от связанных с ними проблем и принятию новых положений, якобы способных, по их внутреннему убеждению, стабилизировать соответствующие отношения.

В исследованиях принято ограничиваться выводами, к примеру, о неэффективности той или иной нормы, т.е. вполне безобидной констатацией ее неспособности достигнуть желаемого результата. Хотя в свете синергетической парадигмы нетрудно заметить, что категория неэффективности установленного уголовным законом правила поведения не отражает его реального влияния на охраняемые отношения. Названная характеристика в силу своей узости и неразработанности локализует проблему несовершенства уголовно-правового положения до юридико-технического аспекта.

Между тем синергетика акцентирует внимание на том, что вывод об эффекте нормы может свидетельствовать не только о его близости к нулю, но и о способности законоположения усугублять ситуацию, вносить в отношения беспорядок. Примером могут служить нормы гл. 21 Уголовного кодекса Российской Федерации 1996 года (далее — УК РФ), обеспечивающие уголовно-правовую охрану собственности. Казалось бы, исследователями накоплен значительный опыт по их познанию и применению на практике. По крайней мере непреодолимых препятствий на пути правоприменения ст. 158—168 УК РФ специалисты не встречают. В то же время проведенными изысканиями установлено, что уголовно-правовой механизм охраны собственности не производит высокого положительного эффекта как для системы уголовного права, так и для охраняемого ею блага. Он не транслирует в общество право собственности в его действительном и самобытном виде. На практике механизм воспроизводит искаженное представление о собственности лишь как об объекте материального мира. Образуя собой суррогат этого права, состав хищения требует проявления уважения не к воле личности, пространству и времени как неотъемлемым составным собственности, а к стоимости имеющегося у лица имущества. Закон обеспечивает защиту прав не всех собственников, а только тех, что находятся в экономически благоприятном положении. Он не уравновешивает и не развивает основы социального порядка, а переводит скрепляющие его принципы равенства и справедливости из естественно-правового положения в товарно-стоимостное измерение. Иными словами, ряд ключевых положений УК РФ способствует развитию неприязни одной части общества к другой по признаку имущественного положения (см.: [5, с. 22, 24]).

Сложившаяся догма отечественного уголовного права не располагает гносеологическими ресурсами по осмыслению отмеченных сторон действия этого права. Освоение синергетики способно привести к расширению возможностей теории уголовного права. Принятие синергетической парадигмы актуализирует вопросы, которые до сих пор не ставились перед уголовно-правовым мировоззрением. Синергетическая парадигма предлагает задуматься над тем, чего больше производит норма в защищаемых отношениях: порядка или беспорядка? И что из них в итоге более полезно для охраняемых благ или ближе к достижению поставленных целей?

Ответы на заданные вопросы представляются очевидными. Норма принимается, одобряется и применяется в жизни для того, чтобы в той или иной ее части установить порядок. Однако синергетика констатирует, что введение в неорганизованные отношения, казалось бы, еще более дезорганизующего их механизма может привести к упорядочиванию социальных связей. И наоборот, наложение на сложившийся уклад характерного правового порядка способно привести к его дестабилизации. Такая вероятность появляется не потому, что субъекты соответствующих отношений могут изменить себе и поменять свои стереотипы. Она способна возникнуть либо из-за конкуренции между параметрами порядка — уголовно-правовыми, гражданскими и другими регуляторами, воздействующими на один и тот же объект, либо, напротив, из-за отсутствия между ними точек соприкосновения. Широко распространены случаи, когда лицу отказывается и в уголовно-правовой защите по причине нахождения конфликта в гражданско-правовой сфере, и в удовлетворении исковых требований в связи с отсутствием доказательств, которые нельзя получить гражданско-процессуальными средствами.

Но может сложиться и так, что субъекты права все же трансформируют свое отношение к ранее избранным ценностям. Такое изменение взглядов происходит, когда общество переходит из одного качественного состояния в другое (политическое, экономическое или социальное), т.е. становится транзитивным. В этом случае основанное на потерявших свою актуальность ценностях право, с одной стороны, усилиями государства будет сохранять свою легитимность, а с другой — утрачивать упорядочивающую силу воздействия на своих адресатов. Последние остаются без нужного им применимого «здесь» и полезного «сейчас» порядка. Наступает пора беспорядка. В подобных социумах, как отмечают специалисты, «старая система ценностных координат уже не работает, а новая еще не сложилась…» [11, с. 5]. В них, можно сказать, нет привычных ценностей. Они утрачивают прежнее значение. Транзитивные увлечения берут верх над традиционными интересами. Так было в 1990-е годы, когда правопорядок как таковой отсутствовал. Силы беспорядка — криминальных «крыш» — использовались для наведения социального порядка: разрешения хозяйственных споров и других конфликтов, в том числе с институтами и отдельными представителями государственной власти.

В связи со сказанным возникают вопросы о том, готово ли отечественное уголовное право к оперированию таким социумом? Предназначено ли оно для регулирования поведения неопределенного и еще неопределившегося общества? Приспособлено ли к работе в условиях, когда общество продуцирует хаос, что есть данность, с которой уголовному праву необходимо справляться, отражать его неустойчивые качества и невзвешенные количества? Иначе говоря, в силах ли уголовное право работать с российским обществом — «обществом всеобщего риска», в котором повреждены или «работают во внештатном режиме» все элементы и связи всех систем [12, с. 5]? Или же системы общества и права по-своему разбалансированы и уже не обнаруживают друг друга? Возможно, дистанция между ними имеет внушительные размеры и где-то даже непреодолимые величины, а направленность их движения — противоположная? К чему вообще готово отечественное уголовное право: к приспособлению либо, напротив, к обособлению от своего общества? Одним словом, способно ли оно балансировать вместе с неуравновешенным обществом и одновременно с этим сохранять возможность выполнять по отношению к нему свою нормативную функцию?

Разрешение этих вопросов синергетика ставит в зависимость от вида системы, по образу и подобию которой функционирует внутреннее устройство уголовного права. Один вид ориентирован на работу с регулярным, а другой — с нерегулярным поведением. Согласно синергетике, первый вид систем является редким, а второй — частым случаем в природе (см.: [19, с. 6]). Система уголовного права — не исключение из этого правила. От ее принадлежности к тому или иному виду систем, а также от способности одновременно работать с разными типами человеческого поведения во многом зависят сфера действия уголовного права и его способность защищать общество от всех форм криминального поведения: как от повторяющихся из раза в раз актов, так и от редких случаев.

Характеристики современной социальной среды свидетельствуют, что регулярное поведение, на нормирование которого ориентировано уголовное право, ныне в дефиците, а вот креативность в цене. Стали невозможными любые упорядоченные модели мироздания (см.: [26, с. 130]). Качества индивида, которые характеризуются готовностью к принятию и созданию принципиально новых идей, отклоняющихся от традиционных или принятых схем мышления, а в целом «новое необычное видение проблемы или ситуации» [23], нужны сегодня регулярно: еженедельно, даже ежедневно, констатирует И.Л. Викентьев [13].

В этом смысле теория хаоса служит добротной почвой для упрека структур уголовного права, в том числе закона, в стремлении к отражению исключительно регулярного криминального поведения, которое для нынешних времен является «исчезающим видом». Сама же «редкость» сейчас повсюду. В частности, неорганизованные группы вполне скоординированно действуют в социальных сетях, занимаются интернет-хищениями или распространяют материалы, возбуждающие ненависть и вражду по признакам расы, национальности и отношения к религии. Входящие в эти неструктурированные образования индивиды не охвачены единым умыслом (в его классическом представлении), но они достигают вполне ожидаемых результатов.

Очевидно, что существующие уголовно-правовые механизмы не приспособлены для оперирования с внесистемными для установленного правопорядка явлениями, вызывающими в его рядах хаос. На работу с иррегулярным поведением, также образующим самостоятельную криминальную силу, они не ориентированы. Борьба с нетипичными для действующего уголовного закона «финансовыми пирамидами», «корпоративными злоупотреблениями», «коррупционными проявлениями», «виртуальными посягательствами» и иными не менее разрушительными и уже, надо отметить, не новыми, но постоянно меняющимися деяниями оставлена на откуп правоприменителя. Другие субъекты уголовного права не допущены к этой работе и оставлены в заложниках чужого усмотрения, бдительности и профессионализма.

Сложившееся положение дел объяснимо. Российское уголовное право не имеет встроенного в структуру механизма динамического развития устанавливаемого им порядка. В нем недостаточно корректирующих инструментов, предоставляющих его участникам легальную возможность уточнения прививаемого порядка с учетом состоявшихся вокруг него изменений во времени и пространстве. «Время» в собственном смысле в уголовном праве вообще не представлено. Точнее говоря, его значение в нем существенно упрощено. Оно сведено до «момента совершения общественно опасного деяния» (ст. 9 УК РФ), «изменившейся обстановки» (ст. 80.1 УК РФ), сроков давности и наказания (ст. 71 и 78 УК РФ).

Между тем «время» как атрибут, выражающий длительность бытия и смену состояний существующих в мире систем и процессов (см.: [24]), как фундаментальное понятие человеческого мышления, отображающее изменчивость мира, процессуальный характер его существования, выступает одним из основных средств обнаружения перехода права от своего упорядоченного состояния к беспорядочному положению. Отсутствие в праве «времени» не позволяет его субъектам управлять им или по меньшей мере отслеживать и контролировать происходящие в нем и вокруг него изменения, в том числе возникновение и последующее течение кризисных периодов. Уголовное право, лишенное представлений о времени, начинает резонировать с требованиями современности, вступать с ними в конфликт и в итоге противопоставлять себя обществу. Иными словами, собственными силами как внутри, так и вовне производить непорядок, охранять ценности, которые утратили свое значение, привлекать к ответственности за безобидные или вполне еще сносные деяния.

Современники подтверждают, что архетипы 1960—1980-х годов, послужившие лейтмотивом для написания постсоветского уголовного закона, существенно отличаются от архетипов 1990-х годов и совсем не похожи на современные типы поведения. Обман цыганки, по образу которого авторы УК РФ конструировали ст. 159, занимает крайне малую долю во всем массиве совершаемых сегодня мошенничеств. При этом активное становление в 1990-х и продолжающееся развитие в 2000-х годах страхового, акционерного, банковского, финансового и кредитного дела в России до недавних пор никак не отражалось на сопутствующей им истории становления гл. 21 УК РФ. В то же время учреждение аналогичных институтов в странах романо-германской правовой семьи, в частности в ФРГ, привело к зарождению группы составов. Появилось компьютерное, страховое, кредитное мошенничество, а также мошенничество с ценными бумагами (см.: [9, с. 448]).

Иными словами, несмотря на смену «времен» — плановой системы — рыночными взаимоотношениями — и их существенное отличие друг от друга, механизм уголовно-правовой охраны собственности, установленный Уголовными кодексами 1960 и 1996 годов, остался неизменным. В этом механизме сегодня, как и прежде, преимущественное значение имеют стоимостные основания права собственности. Однако в настоящее время они уже не обеспечивают справедливость и эффективность уголовного закона.

Исчезли директивные цены, которые в период плановой экономики обеспечивали консервативность и невосприимчивость к инновациям не только промышленных структур (см.: [15, с. 7]), но и уголовно-правового поля. Стабильность последнего, как и устойчивость всей экономической системы, достигалась за счет контроля над ценами. Их сдерживание делало неочевидной зависимость уголовно-правового порядка от стоимости охраняемых товаров. Однако стоимость изменила свое значение, и эта взаимообусловленность приобрела фатальный характер. В зависимости от ценообразования на рынках товаров преступность и наказуемость совершаемых против собственности деяний стала меняться несколько раз на день (см.: [10, с. 72—81]).

Деньги приобрели новые свойства. Развитие рыночных отношений в XX веке существенно изменило структуру рынка. Формы обмена, привычные для плановой экономики, стали отличаться от современных рынков (см.: [21, с. 27]). Если на этапе становления индустриального общества финансовые рынки составляли незначительную часть общего оборота, то уже в XX веке только 5% денежной массы мира обслуживают товарные рынки, а 95% — финансовые рынки (см.: [17, с. 415]). За счет этих процессов, как отмечают экономисты, уже «не товары определяют деньги, а деньги определяют товары» [22, с. 8].

Для уголовного права все это означает, что деньги «не обусловлены реальным хозяйством» [22, с. 8]. Их стоимость, на значение которой ориентирован механизм уголовно-правовой охраны собственности, не отражает реальных издержек производства и затрат человеческого труда. В связи с этим выводы о виновности лица и размере его наказания стали основываться не на стоимости товара или услуги, а на цене денежного агрегата или суррогата, фиктивного либо спекулятивного капитала, не реального, а теневого сектора экономики (см.: [4, с. 145—146]). Иными словами, не на реальных ценностях, а на субъективных представлениях, которые уже привели к появлению дисбаланса не только в оценках финансовых операций и активов, но и в вопросах уголовной ответственности.

Однако дело не только во времени, без учета которого невозможно наблюдение переходов уголовного права из одного состояния в другое. Синергетика подсказывает, что хаотическое поведение не всегда может обнаруживаться либо из-за его присутствия в узкой области параметров, либо по причине экранирования других, более сильных процессов. Для преодоления малозаметности хаоса требуется развитие имеющихся знаний и использование принципиально новых взглядов и понятий, которые способны оказать глубокое воздействие на представления об уголовно-правовом мире.

Проведенное исследование доказывает полезность феномена хаоса для нужд уголовного права. При первом приближении рассмотрено, что он может выступать в качестве антипода внутренней организованности уголовного права и внешней упорядоченности охраняемых им отношений. На фоне феномена хаоса продемонстрировано, что уголовное право далеко не всегда может быть «правым» и «правом» в собственном смысле этих слов. Иначе говоря, отвечать своему назначению и интересам своих субъектов, выступать для них мерилом и примером для подражания. Уголовное право в равной мере предрасположено как к сохранению, так и к разрушению защищаемых благ, т.е. к превращениям из положительного смысла в отрицательное значение при сохранении своей целостности.

Не возникает сомнений, что хаос имеет и другие ипостаси в уголовно-правовом измерении. Их еще предстоит познать. По самым предварительным оценкам можно судить, что дальнейшее исследование хаоса способно поставить под сомнение утверждение о нахождении в основе уголовного права заранее данных и лишь охраняемых этим правом общественных отношений. Синергетика, можно сказать, отказывает нам в этом стереотипе. Композицию изучаемого права она предлагает выстраивать с альтернативных позиций, т.е. с учетом явлений, сеющих в названных отношениях беспорядок. Видится возможным проведение параллелей между хаосом и преступлением. Существующая между ними связь также нуждается в прояснении.

Список литературы

1. Афанасьева В.В. Детерминированный хаос: феноменологическо-онтологический анализ: автореф. дис. … д-ра филос. наук. — Саратов, 2002. С. 3.

2. Байрамов В.Д. Социальный хаос в российском обществе: автореф. дис. … д-ра соц. наук. — Ростов-н/Д, 2009. С. 3—4.

3. Бойко А.И., Голик Ю.В., Елисеев С.А. и др. Ошибки в УК: постоянные изменения в УК наполнили его противоречиями // Российская газета. № 5205 (126). 2010. 10 июня.

4. Бочкарев С.А. Собственность в уголовном праве / под ред. А.Э. Жалинского. — М., 2011. С. 145—146.

5. Бочкарåв С.А. Уголовно-правовая охрана собственности: теоретико-инструментальный анализ: автореф. дис. … канд. юрид. наук. — М., 2010. С. 22, 24.

6. Данилов Ю.А. Синергетика // Прекрасный мир науки / сост. А.Г. Шадтина; под общ. ред. В.И. Санюка, Д.И. Трубецкого. — М.: Прогресс-Традиция, 2008.

7. Делёз Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? / пер. с фр. и послесл. С. Зенкина. — М.: Академический проект, 2009. С. 238.

8. Демидова Н.Г. О возможности использования синергетики в правоведении // Вестник Саратовской государственной академии права. 2009. № 4(68). С. 21—24.

9. Жалинский А.Э. Современное немецкое уголовное право. — М.: ТК Велби, Проспект, 2006. С. 448.

10. Жалинский А.Э., Бочкарев С.А. О девальвации рубля и уголовного закона // Право. ГУ ВШЭ. 2010. № 3. С. 72—81.

11. Кальной И.И. Философия права: учеб. — СПб.: Юридический центр Пресс, 2006. С. 5.

12. Кара-Мурза С.Г. Кризисное обществоведение. — М.: Научный эксперт, 2012. — Ч. 2: Курс лекций. С. 5.

13. Классификация технологий креатива по И.Л. Викентьеву. URL: http:// www.triz-chance.ru/ tk_0.php (дата обращения 02.06.2014).

14. Концепция модернизации уголовного законодательства в экономической сфере. — М.: Либеральная миссия, 2010. С. 20.

15. Кузьминов Я.И., Яковлев А.А. Модернизация экономики: глобальные тенденции, базовые ограничения и варианты стратегии. — М.: ГУ-ВШЭ, 2002. С. 7.

16. Ласло Э. Век бифуркации. Постижение изменяющегося мира // Путь. 1995. № 7.

17. Макаренко О.В. Деньги в условиях перехода от индустриального общества к информационному // Россия как цивилизация денег / под ред. Ю.М. Осипова, М.М. Гузева, Е.С. Зотовой. — Волгоград, 2008. С. 415.

18. Манн С. Теория хаоса и стратегическое мышление. URL: http:// spkurdyumov.narod.ru/ mann.htm (дата обращения 02.06.2014).

19. Мухин Р.Р. Развитие концепции динамического хаоса в СССР. 1950—1980-е годы: автореф. дис. … д-ра физ.-мат. наук. — М., 2010. С. 3—6.

20. Пригожин И. Философия нестабильности. URL: http://spkurdyumov.narod.ru/Prigojin22.htm (дата обращения 02.06.2014).

21. Радаев В.В. Что такое рынок: экономико-социологический подход: препринт Р15WP4/ 2006/07. — М.: ГУ-ВШЭ, 2006. С. 27.

22. Рязанова О.Е. Новые тенденции в развитии института собственности в условиях финансовой экономики // Вопросы экономики и права. 2009.№ 8. С. 8.

23. Философия: энциклопедический словарь / под ред. А.А. Ивина. — М.: Гардарики, 2004.

24. Философский энциклопедический словарь / гл. ред. Л.Ф. Ильичев, П.Н. Федосеев, С.М. Ковалев и др. — М.: Советская энциклопедия, 1983.

25. Честнов И.Л. Современные типы правопонимания: феноменология, герменевтика, антропология и синергетика права: учеб. пос. — СПб., 2001.

26. Чешков М.А. Синергетика: за и против хаоса (заметки о науке эпохи Глобальной смуты) // Общественные науки и современность. 1999. № 6. С. 130.

27. Шундиков К.В. Юридические явления в свете концепций самоорганизации // Общественные науки и современность. № 3. 2007. C. 24.