А.А. АШХАМАХОВА,
доцент кафедры отечественной истории и политологии Кубанского государственного аграрного университета
В последнее время понятия «менталитет» и «ментальность» все чаще используются в обыденной речи и в научном лексиконе. Оба понятия настолько емкие, всеохватывающие и в то же время настолько неопределенные, расплывчатые, что их употребляют порой неоправданно. Расплывчатость понятий «менталитет» и «ментальность» в определенной степени обеспечила их распространение в науке о человеке, т. е. в истории, философии, психологии, культурологии, этнологии и т. д.
Рассматривая эволюцию воззрений на менталитет, необходимо отметить, что в античные и средние века изучение умонастроений различных народов носило преимущественно описательный характер. Геродот, Тацит, Полибий, Цезарь оставили потомкам яркие зарисовки о специфических особенностях персов, греков, германцев, галлов, римлян и др., описав их нравы, обычаи, традиции, религию, мифы, социально-политическое устройство и жизнедеятельность.
Научный подход к изучению национального менталитета в зарубежной философии возник лишь в Новое время. Французский просветитель Ш. Монтескье вводит в оборот понятие «дух народа»; дух этот, по его мнению, обусловлен влиянием климата и других природных факторов и формирует традиции, обычаи и ментальные свойства народа. В дальнейшем ученые Нового времени рассматривали и другие факторы формирования национальных менталитетов: форму правления (К. Гельвеций); стремление людей к коллективности в соответствии с потребностями экономики, обороны и управления (Д. Юм); образ жизни, политический строй и этническую историю (И. Гердер); географический фактор и религию (Г. Гегель). В философских трудах этих ученых получила развитие идея о «народном духе» этноса. Ко второй половине XIX века эта идея настолько утвердилась в науке, что в 1859 году М. Лацарус и X. Штейнталь объявили о формировании нового научного направления — этнической психологии, которая должна была заниматься изучением народной души, т. е. элементов и законов духовной жизни народов. В дальнейшем это направление поддержали В. Вундт, Г. Шпет, Г. Лебон, Р. Тард и ряд других ученых. В рамках этнопсихологии того времени сам термин «менталитет» тогда еще не использовался, хотя логика рассуждений ученых позволяет предположить, что речь шла именно о нем.
Более детальное изучение менталитета и ментальности начинается с работ социологов, философов, психологов, этнологов и историков конца XIX — начала XX вв., таких, как Э. Дюркгейм, Я. Буркхард и др. Согласно концепции, которую разработал Э. Дюркгейм, коллективные представления — это надиндивидуальные феномены сознания, имеющие собственное понятие и не сводящиеся к сумме индивидуальных сознаний. Групповое сознание по этой причине изучается как по результатам массовых опросов, так и по вторичным источникам — литературе, прессе, мифам, поговоркам, обычаям и т. д.
Значительный вклад в социально-психологическое осмысление истории, социально-культурного прогресса, этносоциальных феноменов, «духа народа» внес французский социальный психолог, социолог и антрополог Гюстав Лебон. Он считал, что «каждый народ обладает настолько же устойчивым складом ума, насколько прочны его анатомические признаки, откуда и происходят его чувства, мысли, убеждения, верования и искусства»[1]. По мнению Лебона, «жизнь народа, его убеждения, его верования, его искусства являются лишь видимой канвой его невидимой души»[2]. Народ, который оставляет потомкам свою цивилизацию, должен оставить им и свою душу. Зависимость элементов цивилизации от «души народа» абсолютизировалась Лебоном до степени релятивизации эстетических ценностей, которые он определял как включенные в контекст этапа развития этого народа и утрачивающие свою актуальность вне данного контекста.
Основными факторами развития цивилизации Лебон считал народный характер («наследственные чувства народа») и идеи. Он писал: «Характер народа и его верования — вот ключи его судьбы. Характер в своих основных элементах является неизменным, и именно потому, что он не меняется, история данного народа всегда сохраняет некоторое единство. Верования же могут меняться, и вот вследствие того, что они меняются, история заносит в свои летописи столько переворотов»[3]. Лебон полагал, что через наследственность, воспитание, среду мнения людей всякого возраста и всякой расы приобретают сумму усредненных восприятий, делающих их замечательно похожими друг на друга, и благодаря этим воззрениям мы узнаем по художественным, философским и литературным произведениям ту эпоху, в которой эти люди жили. Все это и есть дух народа.
Французский этнолог, этнограф и социоантрополог Л. Леви-Брюль одним из первых ввел в научный оборот понятие mentalete (ментальность). Автор изучал способы функционирования культуры, которые определялись, по его мнению, эмоциональной и дологической предрасположенностью. Изучая дологическое мышление и «коллективные представления» (или ментальности) так называемых примитивных народов, Л. Леви-Брюль считал невозможным объяснение с точки зрения обычной логики и здравого смысла сопричастности всех их к всеобщим верованиям или заблуждениям (так называемый закон сопричастия — loi de participation).
Практически одновременно с Л. Леви-Брюлем (1912) Э. Дюркгейм опубликовал свою работу «Элементарные формы религиозной жизни», в которой высказал мысль, что ментальные состояния общества есть не что иное, как коллективные представления.
В 1920-х годах термин «ментальность» как феномен психической жизни применял Ш. Блондель в своей работе «Первобытная ментальность». «Первобытную ментальность» и «ментальность ребенка» исследовал также А. Валлон, обозначая через ментальность те способы поведения, которые традиционно не принимались во внимание историей культуры: первобытных людей, детей, а также «простецов» (антропологический подход).
Таким образом, к концу 1920-х годов в гуманитарной науке был заложен фундамент для дальнейших исследований феномена ментальности. Нужно отметить, что, начиная с работ Л. Леви-Брюля, категория «ментальность» стала употребляться не столько для характеристики особенностей типа мышления какого-либо социального объединения или этнической общности, сколько для отражения ее специфики в рамках конкретной исторической эпохи. В частности, проблемы ментальности первобытной эпохи разрабатывали П. Радин, Б. Малиновский, К. Леви-Стросс.
Наибольших успехов в исследовании ментальности людей других исторических периодов достигла французская Школа анналов и ее представители Марк Блок и Люсьен Февр. При этом практически никто из ученых не разграничивал понятия «менталитет» и «ментальность». С позиции исторической психологии они обращали внимание на тот пласт сознания, который в силу своей отрефлектированности не получал прямого отражения в источниках, а потому постоянно ускользал из поля зрения ученых.
Между двумя яркими представителями Школы анналов были разногласия в определении понятия «ментальность». М. Блок в разработке понятия ментальности отдает предпочтение социологической традиции, большое внимание уделяя социальной дифференциации культурного поведения и тем самым развивая культурно-антропологическое направление теории ментальности. В работах Л. Февра при характеристике содержания понятия «ментальность» больше подчеркивается психологическая его сторона. Л. Февр полагал, что историку по силам не столько реконструкция объективно существовавшего ушедшего мира, сколько воссоздание миропредставления и умонастроений (ментальностей) людей изучаемой им эпохи, включая их представления о богах, демонах и т. д.
Учеником Л. Февра является Ф. Бродель, который считает, что историческая и социальная среда определяют смысл существования человека и его судьбу. В своей работе «Средиземноморье» он раскрывает смысл человеческого существования через исследование природы индивида, через постижение окружающего его мира.
По мнению Ф. Броделя, история определяет рамки возможных форм человеческой деятельности, начиная с элементарных контактов с природой и заканчивая духовной средой. Категории «возможное — невозможное» представляют собой важный параметр, измеряющий изменчивость в данной системе. «Человек рождается в данном месте, в данное время, в данной системе, которая ограничивает поле его деятельности и рамки его мышления. Если человек рождается, например, в изолированной горной деревушке, в его распоряжении имеется вполне конкретный набор возможностей реализоваться в жизни. Они характеризуются спецификой социальных связей и условий повседневной жизни, типом жилища, манерой одеваться, своеобразием кухни, моральными, юридическими, этническими и религиозными нормами. Происхождение человека налагает, следовательно, на него культурные и цивилизационные ограничения. Он живет в различных социальных системах — гетерогенных или монолитных, процветающих или находящихся в состоянии упадка, которые являются некой основой для человека, определяют условия его деятельности, меру его рабства или свободы»[4].
Как последователь Руссо и Монтескье, Бродель считает, что важным элементом ментальности является природная среда. Человек вступает с природой в контакт и опирается на опыт предков. Всякая трансформация создает социальные механизмы поддержания единства данной цивилизации, поэтому на протяжении веков сохраняется особый мир. Структурирующие процессы сознания, факторы религии, искусства, традиций, коллективной ментальности — все это необходимо учитывать, принимая во внимание, что история создает человека, ограничивает рамки, в которых группы людей ведут свой «диалог» с миром. Для реконструкции «ментального» Ф. Бродель предлагает анализировать два уровня структуры в жизни любого общества: уровень структуры жизни материальной и нематериальной, охватывающей человеческую психологию и каждодневные практики, и уровень «структуры повседневности», в которой формируются ценности и символы веры человека определенной эпохи. Для того чтобы понять какую-либо историческую эпоху, разобраться в разных аспектах развития общества, и в том числе в политических интригах, необходимо понять мотивы поведения людей, семиотические воплощения их характеристики мира — образы, представления, привычки, ощущения, предрассудки и т. д.
Дальнейшее исследование феномена менталитета мы находим у Жака Ле Гоффа — третьего представителя Школы анналов. В своих работах он особое место уделяет изучению истории ментальности. По его мнению, ментальность — это не просто четко сформулированные и вполне осознанные стереотипные процедуры мышления или лишенные логики умственные образы, присущие конкретной эпохе или определенной социальной группе, а способы ориентации в социальном и природном мире, доведенные до автоматизма. Согласно Ле Гоффу, данные совокупности шаблонов и ценностей, как правило, не артикулируются проводниками официальной морали и идеологии — они имплицитно обусловливают поведение людей, не будучи конституированы в системный, нравственный или мировоззренческий кодекс. Реконструкция эволюции ментальностей представляет собой в таком контексте историю различных «замедлений в истории».
Социальная история идей в ракурсе схемы Ле Гоффа очень противоречива: с одной стороны, будучи выработаны интеллектуальной элитой, они, внедряясь в массы и взаимодействуя с ментальными установками среды, существенно трансформируются, иногда до неузнаваемости; с другой стороны, по наблюдениям Ле Гоффа, культурные традиции народа и фольклорное творчество в исторической ретроспективе блокируются «ученой культурой» и письменной традицией, что серьезно осложняет процедуры адекватной реконструкции народной культуры ушедших эпох.
В целом по схеме Ле Гоффа историческая реальность представляет собой единство материальных условий и мира воображения, в котором живут члены всякого общества[5]. Историческая наука, по мнению Ле Гоффа, является моментом синтеза двух реальностей: реальности сегодняшней и реальности сведений о людях прошлого.
Таким образом, французские философы и историки, стоявшие у истоков изучения ментальности, поместили «ментальное» между осознанным, очевидно структурированным, отрефлексированным (т. е. формами общественного сознания — религией, идеологией, моралью, эстетикой и т. д.) и неосознаваемым (бессознательным) в коллективной, а отчасти и в индивидуальной психике людей.
Неоценимый вклад в развитие теории менталитета внес швейцарский психоаналитик, психиатр, философ Карл Густав Юнг. Он вы-двинул и обосновал концепцию коллективного бессознательного и архетипов, лежащих в основе менталитета («архетип» означает «древний отпечаток», т. е. общечеловеческие первообразы, содержание коллективного бессознательного). Архетипы принадлежат строю души, свойственному не какой-либо отдельной личности, а человечеству вообще. Как по форме, так и по смыслу архетипы содержат мифологические мотивы. В чистом виде они присутствуют в сказках, мифах, легендах, фольклоре. Центральная роль принадлежит архетипу «самость» (das Selbst) — потенциальному ядру личности. Интеграция самости с «Я» (Эго) есть предельная цель совершенствования личности. Архетипические образы сопровождают человека с детства, они являются источником мифологии, религии, искусства. В этих культурных формах происходит постепенная «шлифовка» неясных и жутких образов, превращение их в прекрасные символы.
Внес свою лепту в развитие теории ментальности и американский философ, психолог, социолог Эрих Фромм. Концептуальными истоками его творчества являются идеи Фрейда, Маркса (главным образом ранние), а также буддизм, труды Бахофена, Моргана, Спинозы, Ницше и др. Э. Фромм считал, что истинной частью человеческой ментальности является социальное бессознательное, а сознание человека есть ложная его часть. В отличие от З. Фрейда, считавшего категорию бессознательного чисто психологическим феноменом, Э. Фромм основное внимание направил на выявление онтологического содержания бессознательного. По его мнению, факт сходства значимых черт характера у членов одной культуры позволяет говорить о «социальном характере», формирующемся под влиянием социально-экономической структуры общества. Фромм определял социальный характер как основное ядро структуры характеров большинства членов группы, развившееся как результат фундаментального опыта и образа жизни, общего для данной группы. Социальный характер — своего рода приводной ремень ментальности: с одной стороны, он направлен на поведение индивидов, связанное с удовлетворением потребностей общества, с другой стороны, он делает такое поведение нормой, нужной для общества. Таким образом, формируется нужная внутренняя мотивация людей, чаще всего неосознаваемая.
В работе «Бегство от свободы» Э. Фромм упо-требляет понятие «ментальность» в качестве синонима понятия «социальный характер». Репрессивность общества проявляется, по мнению Фромма, в манипуляциях сознанием и вытеснением в бессознательное нежелательных устремлений. В связи с этим он говорит о «сознательном бессознательном», обусловленном действием «социального фильтра», включающего язык, присущий данному обществу, менталитет и социальные табу.
1960-е годы в Германии ознаменовались всплеском гуманитарного знания. Окончание колониальных войн и реформации, кризис марксизма привели к появлению сомнений в правильности прежнего понимания смысла истории. Признавая неоспоримые достижения французской историографии, немецкие ученые критиковали неточность и расплывчатость понятия «ментальность». Они дали свое определение ментальности и предмета истории ментальностей. Философское понимание этой категории раскрыто неокантианцем Э. Кассирером. Определяя содержание менталитета так же, как Л. Леви-Брюль, Э. Кассирер классифицирует виды менталитета по способам восприятия окружающего мира, подчеркивая при этом роль природы. Г. Телленбах рассматривает ментальность как совокупность представлений, способов поведения и реакций, которые, скорее всего, бессознательны и неотрефлексированы[6]. Р. Шпрандель определяет ментальность как групповые представления и способы поведения[7]. К. Вернер в первый ряд характеристики ментальности выдвигает мышление и чувствование[8], Э. Шулин — этические и познавательные коды[9], Ф. Селлин — коллективные объяснения происходящего в действительности[10].
Большой вклад в исследование этой проблемы внес Ф. Граус, который определял ментальность как «совокупность механизмов психологических реакций и базовых представлений, характерных для разных социальных групп»[11]. В силу этого предметом истории ментальностей являются, с одной стороны, психологические и эмоциональные представления, идеи, а с другой — поведение.
Интересны высказывания исследователя Г.В. Гетца, сопоставившего методы изучения ментальности французскими и немецкими исследователями. «Кроме склонности к более строгим определениям, немецкие историки отличаются от своих французских коллег по крайней мере в двух отношениях. Во-первых, они сохраняют скептицизм в отношении идей longue duree («время большой длительности») или хотя бы пытаются подчеркнуть наличие трансформаций в ментальности. Во-вторых, они более осознанно различают ментальный и материальный мир, “знание” и “реальность”»[12].
Французскую концепцию истории ментальности средних веков в Германии принял и развил Р. Шпрандель в своем труде «Ментальность и системы». Сравнивая 13 средневековых источников, он рассматривает пред-ставления о природе, о смерти, об обществе. Автор концепции подчеркивает сложность ментальностей, ранжированных в иерархии представителей, свойственных той или иной эпохе. Последователем учения М. Блока в Германии является А. Берстон, который рассматривает формы жизни как способы социального поведения, укорененные в исторических традициях[13].
Серьезные попытки осмысления этого феномена были предприняты в рамках сложившейся в середине XIX века в Германии школы психологии народов (В. Вунд, М. Лацарус, Х. Штейнталь и др.). Главная идея школы состоит в том, что образ жизни каждого народа управляется господствующими в стране обычаями, определяющимися многими обстоятельствами, в том числе и элементами характера. Движущей силой истории является народ, или «дух целого», выражающий себя в искусстве, религии, языках, мифах, обычаях и т. д. Таким образом, между французской и немецкой школой ментальностей существует тесная взаимосвязь, однако отношение немецких ученых остается более осторожным.
Важно отметить, что в Германии ученые Института исследования истории поведения, возглавляемого А. Ничке, считают, что исследование человеческого поведения ведет к признанию важной роли ментальностей.
Американская этнопсихологическая школа (А. Кардинер, Р. Бенедикт, М. Мид, Р. Липтон и др.), в середине ХХ века выдвинувшая целый ряд концепций менталитета, исходила из существования у разных этносов специфических черт национального характера, проявляющихся в особенностях устойчивого «культурного поведения». Это позволило ученым выстроить модель «средней личности» той или иной национально-этнической группы, выделяя в каждой нации «базисную личность», в которой соединены общие для ее представителей черты национальной культуры.
Итак, в зарубежном научном пространстве существует множество теорий, изучающих историю менталитета и ментальности. Основной причиной этой множественности является отсутствие междисциплинарного подхода, объединяющего культурную, социальную, психологическую, философскую, историческую и биологическую суть понятий менталитета и ментальности.
Ответа на вопрос, что такое менталитет или национальный характер, ученые пока не дали, но они «запустили» работу объяснительных механизмов истории культуры и развития этнического сознания. Дистанция между изучающим и изучаемым предметом благодаря этому сократилась, ибо менталитет тесно связан с культурой, с коллективным сознанием народа, является важнейшим компонентом этнического сознания.
Библиография
1 Лебон Г. Психологические законы эволюции народов // Культура в современном мире: опыт и проблемы решения. Вып. 5. — М., 2003. С. 44.
2 Там же. С. 45.
3 Там же. С. 58.
4 Interview de M.A. Macciocchi evec F. Braudel // EI Paris, 1985, 14 now.
5 См.: Ле Гофф Жак. Цивилизация средневекового Запада. — М.: Прогресс, 1992. С. 310—312.
6 См.: Tellenbach G. Mentalitat // Geschichte, Winschaft, Gesellschaft Berlin, 1974. P. 18.
7 См.: Sprandel R. Mentalitaten und Systeme: neue Zugange zur mittelalterlichen Geschichte. Stuttgan, 1972. P. 9.
8 См.: Werner K. Beessing, Staat and Kirche in der Gesellschaft. Gottingen, 1984. S. 14.
9 См.: Schulin E. Geistesqeschichte, Intellectual History und Histore des mentalites seit der Jahrhum — denwende // Idem. Tranditions kritik und Rekonstruktionsversuch. Studien zur Entwicklung von Geschichtswissenschaft and historischem Denken. Gottingen, 1979. S. 144—162.
10 См.: Sellin V. Mentalitat and Mentalitatsgeschichte // Historische Zeitschrift, 1985. Bd. 241. P. 560.
11 Craus F. Mentalitat — Versuch einer Beghiffshbestimmung und Methoden der Untersuchung // Mentalitalen im Mittelalter: Methodische und in haftliche Problem / Ed. F.Graus-Sigmaringen, 1987. S. 9—48.
12 Гетц Г.В. Изучение ментальности: взгляд из Германии. // Споры о главном. — М., 1993. С. 59.
13 Borst A. Ledensformen im Mitlelalter. Frankfun, Berlin, 1973. P. 14.