Функция уголовно-правовой кары и ее реализация в контексте пенитенциарной политики (1879—1917 гг.)

УДК 343.26 (091) 

Страницы в журнале: 158-162

В.И. АЛЕКСЕЕВ,

кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории государства и международного права Института права, экономики и управления Тюменского государственного университета

На основе уголовно-пенитенциарного законодательства анализируются системно-структурные и функциональные аспекты уголовно-правовой кары и реализация института уголовно-правовой кары в российской пенитенциарной политике.

Ключевые слова: пенитенциарная политика, уголовно-правовая кара, ссылка, лишение всех прав, телесные наказания, каторжный труд, функция изоляции арестантов, функция обеспечения организации исполнения наказания.

Function of a criminally-legal penalty and her realization in context penitentiary politicians (1879—1917)

Alekseev V.

On the basis of the criminally-penitentiary legislation system-structural and functional aspects of a criminally-legal penalty and its realization in the Russian penitentiary policy are analyzed.

Keywords: penitentiary a policy, a criminally-legal penalty, the link, deprivation of all rights, corporal punishments, a hard labor, function of isolation of prisoners, function of maintenance of the organization of an execution of the punishment.

Государственная власть передает свои полномочия органам, исполняющим наказания; исправительные учреждения осуществляют функцию принуждения исходя из карательной системы (лестницы) наказаний, которая представляет собой «совокупность карательных мер… в их соотношении друг с другом и имеет вид перечня, в котором наказания размещаются по степени их относительной важности»[1]. Воля законодателя, выраженная в норме, может быть понята, если «должное существует в нормативной форме, как адресуемое субъекту правило поведения, которое необходимо исполнить»[2]. Представляется, что в логической системе уголовно-пенитенциарного права законодателем передан основной смысл категории «государственная воля», на основе которой вырабатывается концепция пенитенциарной политики.

«Необходимость правового принуждения, — полагает С.В. Познышев, — для существования государства не подвергается никаким сомнениям»[3], «так как наказание есть выражение юридического отношения, возникающего между государством и преступником»[4]. Закономерным является тот факт, что «прежде чем выдвинуть на первый план исправительный принцип наказания, следует придать должное значение карательному принципу, при условии достижения высшей степени устрашения с помощью наименьшей меры наказания»[5].

Функция конкретизации уголовно-правовой кары, изложенная в законе, проявляется в специфической сфере общественных отношений — сфере исполнения наказания — и выражается в установлении правоограничений, определяющих условия отбывания наказания. По мнению С.В. Познышева, всматриваясь в природу уголовной кары, нетрудно убедиться, что, в принципе, она не заключает в себе ничего, что могло бы заставить сомневаться в ее полезности[6].

Изоляция арестантов как элемент уголовно-правовой кары есть нормальная реакция государства. Право государства на «необходимую оборону» обосновывали и дореволюционные юристы[7]. Следует заметить, что политические заключенные с 1906 года перешли к активным и открыто враждебным действиям против тюремной администрации, порой чисто террористического характера, опираясь на подельников, оставшихся на воле[8]. По мнению В.Ф. Дерюжинского, «спасение государства от угрожающих опасностей составляет важнейшую задачу государственной власти»[9]. То есть уголовно-правовая кара как «правовое принуждение нравственно законно», так как «развитие общежития… немыслимо при отсутствии или чрезмерном сужении принудительных мер»[10].

В этом контексте пенитенциарная политика «достигается частью угрозой наказания, частью самим исполнением наказания»[11]. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года (далее — Уложение 1845 года) содержит уголовно-правовую кару (изоляция преступника, лишение всех прав, телесное наказание, принудительный (каторжный) труд)[12]. Уголовно-правовая  кара сохраняется и в последующих уголовных кодексах. В частности, в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года (далее — Уложение 1885 года) ссылка преступников сопровождается дополнительными наказаниями: лишением всех прав (ст. 17)[13], каторжными работами (ст. 19)[14]. Телесные наказания как элемент уголовно-правовой кары в 1863 году были отменены, однако данная мера воздействия продолжала применяться за дисциплинарные проступки и преступления в местах ссылки (ст. 438 Уложения 1885 года)[15]. Суду была предоставлена известная самостоятельность в решении вопроса об увеличении или уменьшении меры наказания, не прибегая к высшей или низшей степени вынесения судебного приговора[16]; начала стабилизироваться система социального взаимодействия, создавались благоприятные предпосылки для обеспечения функции исполнения наказания. Отличие процессуальных правоотношений от большинства материальных заключается в моменте возникновения самого отношения: если материальные, как правило, зарождаются и существуют до издания правовых норм, направлены на их урегулирование (упорядочивание), то процессуальные отношения появляются одновременно с принятием (вступлением в силу) соответствующего блока правовых установлений (Уложение 1885 года).

Тюремная реформа 1879 года повлекла желаемые с точки зрения «привлечения чинов судебного ведомства к более активному участию в борьбе с преступлениями»[17] последствия, так как «целостная функция уголовной репрессии слагается из суда и осуществления его приговоров»[18]. «По отношению друг к другу нормы уголовно-пенитенциарного и уголовно-процессуального законодательства находятся в отношении координации»[19]. Так, нормы уголовно-процессуального законодательства в большинстве своем устанавливают основные функции права, конкретизируют меры элементов уголовно-правовой кары.

Вместе с тем цель уголовно-правовой кары «не может заключаться ни исключительно в общем, ни исключительно в частном предупреждении преступлений; то и другое составляют не отдельные цели, а неразрывно друг с другом связанные моменты цели наказания»[20]. Меры пенитенциарного воздействия на арестантов применяются в соответствии с нормами уголовного права. Тесное взаимодействие элементов уголовно-пенитенциарного права обеспечивается единством их функций, направленных на ресоциализацию арестантов.

Как и уголовное право, административное право выполняет охранительную функцию. Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей 1890 года устанавливает меры административного воздействия за дисциплинарные проступки. В целом такое взаимодействие норм права различных институтов распространяется на всех участников правоотношений и на каждого арестанта индивидуально.

Главное направление в стратегии пенитенциарной политики состоит в гармоничном сочетании мер наказания с исправительным режимом и совершенствовании этого взаимодействия с иными средствами пенитенциарного влияния. Поэтому на правовое положение осужденных не может не воздействовать само наказание, прежде всего выражающееся в определении тюремного режима, который включает различные правоограничения для осужденных. По мнению М.П. Мелентьева, «нормы режима, имеющие карательный характер, входят в содержание наказания, а остальные нормы образуют режим как одно из основных средств исправления и перевоспитания осужденных»[21].

Тюремный режим как компонент уголовно-правовой кары направлен на обеспечение специально-принудительной функции наказания. По мнению Н.С. Таганцева, «область карательных мер находит свои необходимые пределы в ограниченности тех благ, которое может государство отнять или ограничить у преступника»[22].

Ссылка как элемент уголовно-правовой кары имеет следующие виды: ссылка на каторжные работы, ссылка на поселение и ссылка на водворение. Каторжные работы, являясь тягчайшим уголовным наказанием, по мысли законодателя, предусматривали в себе и исправительный элемент: отличающиеся хорошим поведением каторжане пользовались различными льготами[23]. Ссылка применялась к одним осужденным как проявление милости государства, к другим — как демонстрация опального положения преступника[24].

Во второй половине XIX века в российской пенитенциарной политике мера наказания в виде долгосрочного заключения получает иное качественное содержание. Если государство в дореформенный период, собственно, не наказывало, а снабжало только рабочими руками преступников разные ведомства[25], то с 1890 года Уставом о ссыльных предусматривались элементы прогрессивной системы исполнения наказания (статьи 299—309)[26]. В структурно-функциональном ряду основных правовых категорий пенитенциарной политики содержится информация не только о мерах наказания, но и о способах пенитенциарного воздействия, во взаимодействии которых конкретизируется режим исполнения наказания, обеспечивающий исправление арестантов. Однако не во всех каторжных тюрьмах свойство работ и обстановка соответствовали условиям, какие закон предписывал для содержания преступников, совершивших тяжкие уголовные преступления. Основные недостатки исполнения уголовного наказания состояли в том, что осужденные за тяжкие преступления либо подвергались заключению в тюрьмы, режим которых не предусматривал применение каторжных работ, либо направлялись на каторжные работы, но без необходимости соблюдения тюремного режима.

Преобразование заключалось преимущественно в устранении этих существенных недостатков, чтобы осужденные на каторгу могли быть подвергнуты самой строгой тюремной дисциплине и в то же время не бездействовали. «Каторжане, — пишет Н.Н. Емельянов, — проведшие по несколько лет на каторге в Сибири, жаловались на тягость общего заключения, которое ни на минуту не дает человеку возможности оставаться с самим собою»[27]. Кроме того, мысль об отчужденности от остального мира усиливает болезненное состояние организма, а сознание, что эта жизнь не изменится в течение многих лет, а быть может никогда, ослабляет энергию, столь необходимую для успеха всякого дела[28].

Таким образом, ссылка на каторгу как наказание есть страдание, сопряженное с рядом неблагоприятных последствий для каторжного, и является, по существу, видом карательной деятельности государства. Вместе с тем закон предусматривал возможность сокращения более или менее продолжительного срока отбывания наказания в виде лишения свободы. Вышеназванные нормы права предполагали прежде всего ограждение общества от преступников на тот или иной срок, а также их исправление.

Согласно системе наказаний по Уложению 1845 года почти все виды наказаний сопровождались лишением прав. Уложение 1845 года вводит три вида лишения прав: 1) лишение всех прав состояния, сопровождающееся лишением прав собственности и семейственных; 2) лишение всех особенных прав и преимуществ, лично или по состоянию осужденного ему присвоенных; 3) лишение некоторых особенных прав и преимуществ, лично или по состоянию осужденного ему присвоенных (статьи 19, 24—26, 34, 39, 46—48)[29]. Лишение прав как форма наказания было двух категорий: лишение привилегий различного вида либо необходимость исполнять какие-либо обязанности без всякой для себя выгоды.

Лишение прав первой категории, являющихся источником благосостояния или выгод, может служить, по мнению Н.Д. Сергеевского,  содержанием карательных мер, как и вообще лишение человека всяких благ, ему принадлежащих. Что касается лишения прав второй категории, выражающегося лишь в исполнении обязанностей, то в таком содержании правопоражения сам лишенный прав не терпит никакого вреда и стеснений, так как является лицом низшего сословия[30].

Правопоражение выступает большей частью законным последствием лишения свободы, как дополнительное наказание, но иногда и как самостоятельное. Несправедливость правопоражения не подлежит никакому сомнению, но законодательства многих стран признают его в интересах защиты общества: государство лишает преступника определенных прав, так как считает его недостойным пользоваться такими правами, и тем самым сохраняет господствующие общественные отношения. Ввиду этого возникает вопрос об условиях правопоражения и об объеме лишаемых прав[31].

Институт лишения прав в совокупности с уголовными и исправительными наказаниями носит карательный характер и призван сопровождать осужденного вечно, «вместо возможности заслужить общественный почет путем усилий честной деятельности — вечное бесчестье»[32]. Этот институт является серьезным препятствием для осуществления пенитенциарной политики государства. Лишенному прав de jure, а еще более de facto закрыты многие сферы человеческой деятельности. В тюрьмах сложно рационально упорядочить арестантов, так как классифицировать некого: закон уравнял всех такой карательной мерой, как бесправие[33].

Уложение 1885 года сохранило от Уложения 1845 года право лишения прав преступника. В нем установлены следующие формы лишения прав: лишение прав состояния (ст. 25), удаление от должностей государственных, церковных, сословных (ст. 27), а также утрата прав на имущество (ст. 29). Кроме того, в соответствии со ст. 27 Уложения 1885 года лишение прав сопровождалось потерей почетных титулов, чинов, орденов, жалуемых правительством, знаков отличия, почетных званий и пенсий.

Таким образом, институт лишения прав в совокупности с наказаниями уголовными и исправительными не соответствует целям исправительных (пенитенциарных) учреждений. Абсолютная несправедливость института лишения прав заключается в неделимости этой уголовной меры. Как дополнительное наказание, лишение прав направлено в первую очередь к сословиям привилегированным и почти не касается тех преступников, которые не дорожат ни своим общественным положением, ни собственным именем.

Наказание как причиняемое виновному физическое или психическое страдание представляет крайнее разнообразие. История уголовного права дает печальную картину человеческой изобретательности, всецело направленной к изысканию средств и способов причинения наибольшего страдания людям и игнорированию самостоятельности значения личности.

Исполнение наказания в указанный период осуществлялось согласно Своду учреждений и уставов о содержащихся под стражей и ссыльных (XIV том), разбитому на две книги: Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей и Свод учреждений и уставов о ссыльных. Оба свода насчитывали 832 статьи, но в первом была только 171 статья. То, что количество статей о ссыльных в четыре раза превышало количество статей о содержащихся под стражей, было в полном соответствии с исторической ролью ссылки и тюрьмы в царской России.

В Своде законов 1832 года господствующим родом наказания была ссылка на каторжные работы, поселение; это наказание совмещалось с лишением всех прав состояния, т. е. личных (сословных и общегражданских, семейственных и имущественных). Лишение свободы в форме тюрьмы и ареста играло очень небольшую роль. Заключенным в тюрьмы в виде мер предосторожности предписывалось брить половину головы (кроме женщин и лиц, изъятых от телесных наказаний); из тюрьмы эти лица выходили под надзор полиции. Таким образом, в первой половине XIX века законодатель отдавал предпочтение такому виду уголовного наказания, как ссылка[34]. Ссылка в Сибирь фактически продолжала быть наказанием вплоть до 10 июня 1900 г. За 1807—1898 гг. в Сибирь было сослано 864 823 человека. Вместе с тем число сосланных на каторгу и поселение в последней трети XIX века заметно сократилось.

Рассмотрим структуру наказаний по приговорам общих судов (на 100 осужденных):

— 1874—1878 гг.: уголовные наказания — 13,2%; арестантские отделения, заключение в тюрьму — 60,9%; арест и другие виды наказаний — 25,9%;

— 1879—1883 гг.: 12,1; 58,5 и 29,4;

— 1884—1888 гг.: 11,5; 50,2 и 38,4;

— 1889—1894 гг.: 8,8; 49,4 и 41,8% соответственно[35].

Таким образом, эволюция уголовно-правовой кары в российской пенитенциарной политике имеет закономерную тенденцию к уменьшению либо упразднению ее отдельных элементов. Отмена телесных наказаний (1863 г.), преобразование каторги (1895 г.), отмена ссылки за общеуголовные преступления (1900 г.) потребовали учета применения мер не только карательных, но и исправительных. Наконец, общество постепенно стало обращаться к идеям пенитенциарным, т. е. начинало более внимательно относиться к человеческой личности и задачам карательной системы.

Библиография

1 Познышев С.В. Учебник уголовного права. Очерк основных начал общей и особенной части науки уголовного права. Общая часть. — М., 1923. С. 207.

2 Поляков А.В. Общая теория права. Проблемы интерпретации в контексте коммуникативного подхода: Курс лекций. — СПб., 2004. С. 696.

3 Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. — М., 1904. С. 360—361.

4 Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Т. 2. — Спб., 1915. С. 5.

5 Стевенс И. Одиночные тюрьмы в Бельгии, их физическая и нравственная гигиена: Пер. с фр. — М., 1903. С. 75.

6 См.: Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. С. 362.

7 См.: Литвинов Н.Д., Суровцев И.С. Объект покушения — царь всея Руси, 1879—1881. — Воронеж, 2006. С. 110.

8 См.: Стремоухов А.П. Краткий очерк тюремного устройства и мероприятий в области тюремного дела в России за 1905—1910 гг. — Спб., 1911. С. 3.

9 Дерюжинский В.Ф. Полицейское право. — Пг., 1917. С. 215.

10 Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. С. 363.

11 Там же. С. 372.

12 См.: Фойницкий И.Я. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением. — Спб., 1889. С. 54.

13 См.: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1885 г. // Свод законов Российской империи. — Спб., 1885. С. 2—3.

14 Там же.

15 Там же. С. 17.

16 См.: Устав о ссыльных // Свод законов Российской империи. — Спб., 1890. С. 194—195.

17 Прокурорский надзор как орган тюремного управления // Тюремный вестник. 1900. № 10. С. 489.

18 Там же.

19 Гончаров Д.Ю. Функциональные связи охранительных норм уголовного законодательства и норм уголовно-процессуального законодательства // Правоведение. 2009. № 2. С. 54.

20 Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. С. 372.

21 Мелентьев М.П. Функции советского исправительно-трудового права. — Рязань, 1984. С. 38.

22 Таганцев Н.С. Указ. раб. С. 101.

23 См.: Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право. — Спб., 1915. С. 143.

24 См.: Конспект по уголовному праву и процессу, составленный по лекциям профессоров Фойницкого, Случевского, Сергеевского и др. — Спб., 1892. С. 142.

25 Таганцев Н.С. Указ. раб. С. 101.

26 См.: Стремоухов А.М. Указ. раб. С. 12.

27 Емельянов Н.Н. Тюрьма и ссылка. — М., 1898. С. 13.

28 ГАРФ. Ф. 122. Оп. 5. Д. 72. Л. 336.

29 См.: Российское законодательство Х—ХХ веков. Т. 6. — М., 1988. С. 177—184.

30 См.: Сергеевский Н.Д. Указ. соч. С. 186. 

31 См.: Конспект по уголовному праву и процессу, составленный по лекциям профессоров Фойницкого, Случевского, Сергеевского. — Одесса, 1898. С. 186.

32 Фойницкий И.Я. Русская карательная система. — Спб., 1874. С. 121.

33 Там же.

34 См.: Гернет М.Н. История царской тюрьмы. Т. 2. — М., 1961. С. 38.

35 См.: Остроумов С.С. Преступность и ее причины в дореволюционной России. — М., 1980. С. 51.