Эволюция отечественной юридической мысли о целях уголовного наказания в дореволюционный период

УДК 343.24(091) 

Страницы в журнале: 148-151

В.М. САГРУНЯН,

 помощник судьи Октябрьского районного суда города Белгорода, советник юстиции 3-го класса, соискатель Саратовской  государственной академии права e-mail:  sagrunyan.vartan@mail.ru

Предпринимается попытка установить закономерности процесса эволюции отечественной юридической мысли о целях уголовного наказания в дореволюционный период.

Ключевые слова: уголовное наказание, цель уголовного наказания, правовая мысль, дореволюционный период.

Trend of the Russian legal thought on criminal penalty purposes in pre-revolutionary period

Sagrunyan V.

In this article the author tries to determine regularities of trend process of the Russian legal thought on criminal penalty purposes in pre-revolutionary period.

Keywords: criminal punishment, purpose of criminal punishment, legal thought, the pre-revolutionary period.

В  условиях судебной реформы, совершенствования системы защиты прав и свобод человека, демократизации и гуманизации отечественного уголовного законодательства, когда происходит принципиально новое изменение в расстановке ценностно-нормативных приоритетов в сфере борьбы с преступностью[1], цели, которые ставятся перед уголовным наказанием, нуждаются в переосмыслении. Сложность и многогранность этой проблемы заставляет более пристально взглянуть на нее, точнее, исследовать ее с различных сторон, и прежде всего следует обратиться к истории, поскольку именно эта наука может объяснить причины эволюции правовой мысли в этом направлении, перспективы ее развития в будущем[2].

Непросто определить исток отечественной научной мысли о целях уголовного наказания. Тем не менее исследователи эволюционных процессов в уголовно-правовой науке дают нам методологический ориентир — «Наказ императрицы Екатерины II, данный Комиссии о сочинении проекта нового Уложения 1767 г.»[3] (далее — Наказ, Наказ Екатерины II). Например, как заключает А.В. Наумов, «не будет преувеличением назвать Наказ первой в России теоретической работой по уголовному праву (других, конкурирующих с ней по этому признаку, попросту не существует), а его автора (Екатерину II) — первым теоретиком российского уголовного права»[4]. Аналогичного мнения придерживаются и другие исследователи[5].

Не имея силы действующего закона, Наказ Екатерины II «важен, как первая попытка положить в основу законодательства выводы и идеи просветительной философии, он важен и по тем источникам, непосредственно из которых исходила императрица; он замечателен и своим положительным содержанием; он интересен, наконец, по особым обстоятельствам, сопровождавшим его написание»[6]. «Памятник этот, — замечал еще Г.С. Фельдштейн, — фактически перенес на русскую почву уголовно-правовые идеи передовых мыслителей XVIII в.»[7].

Движимая идеями Д. Говарда[8], И. Бентама[9], а главным образом Ч. Беккариа о необходимости соразмерности наказания тяжести совершенного преступления[10], Екатерина II пыталась переосмыслить цели уголовного наказания. «В частности, — пишут Ю.И. Бытко и С.Ю. Бытко, — в ее царствование формулируются следующие новые идеи… цель наказания — охрана общества от преступлений; восприятие наказания как неизбежного зла… зачатие идеи о том, что одной из целей наказания является, выражаясь современным языком, ресоциализация преступника… придание решающей роли в борьбе с преступностью не уголовному наказанию, а предупредительным мерам…»[11]. Важно, что на фоне смягчения наказаний утверждается цель исправления преступника[12]. Так, «намерение установленных наказаний, — говорится в ст. 205 Наказа, — не то, чтоб мучити тварь, чувствами одаренную... между наказаниями надлежит употреблять такие, которые, будучи уравнены со преступлениями, впечатлили бы в сердцах людских начертание самое живое и долго пребывающее, и в то же самое время были бы меньше люты над преступниковым телом»[13]. «Сему правлению не надлежит налагать на людей тяжких наказаний; довольно… чтоб… наказания состояли в исправлениях, пенях денежных и других наказаниях, наносящих стыд и поношение на поступающих худо и бесчинно», — гласит ст. 564 Наказа[14].

Несомненно, Наказ Екатерины II претендует на звание первого в России теоретического труда по уголовному праву. Являясь неким симбиозом теоретического труда и законодательного акта, его положения о целях наказания нашли свое развитие прежде всего в последующих нормативных правовых актах. Например, в Правилах для Попечительного общества о тюрьмах, утвержденных Александром I в 1819 году[15], впервые были закреплены цель и основные средства нравственного исправления заключенных[16]; Инструкция смотрителю губернского тюремного замка 1831 года[17] подробно регламентировала порядок реализации цели нравственного исправления; Уложение о наказаниях уголовных и исправительных[18] дифференцировало наказания на уголовные и исправительные.

Однако следует признать и тот факт, что первые диссертационные исследования, в которых отражена позиция авторов о цели наказания, появляются несколько позже Наказа, точнее, в начале XIX века. Примером тому служит диссертация И. Неймана «Начальные основания уголовного права», опубликованная в 1814 году. «Цель наказания, — пишет он, — состоит в том, чтобы посредством сопряжения физического зла с деянием, нарушающим безопасность в Государстве, предупреждать совершение оного»[19]. 

Несколько позже В. Линовский попытается развить эту идею. На его взгляд, «цель наказания состоит в отклонении несообразности в форме мести и достижении того, чтобы возмездие, употребленное против оскорбителя, не только могло быть признано справедливым,

но и вместе было во всяком отдельном случае мерилом, соразмерным с совершенным преступлением. Эта цель бывает достигнута, если власть исполнения мести перенесена будет от обиженного лица на целое общество»[20].

В данный период категория «наказание» еще не имела четкой юридической трактовки. Поэтому подход авторов к целям наказания базировался на восприятии наказания как возмездия (талион), устрашения, боли или физического зла, «которое по законам сопрягается с преступлением»[21].

Положение меняется после того, как В.Д. Спасович в 1863 году первым среди диссертантов сформулировал понятие наказания как «те насильственные, стеснительные меры, которые государство употребляет, в крайнем случае, при недостаточности всех других средств в отношении к нарушителям общественного законного порядка, для охранения закона положительного. Закон положительный охраняется уголовными мерами двояко: или посредством исключения из общежития тех, которые должны быть сочтены непримиримыми врагами общественного порядка, или посредством испытания и примирения с обществом тех, которые не совсем испорчены, подают надежду на исправление и потому могут быть опять введены в среду общежития. Таким образом,  наказание имеет главную цель: обезоруживание преступника, которой оно достигает двумя путями: или отнятием у него физической возможности вредить, или отнятием у него решимости вредить; и так оно должно иметь следующие два свойства: оно должно быть обеспечительно для общества и исправительно для преступника»[22].

С этого времени вопрос о наказании, а в особенности о его целях, становится дискуссионным. Так, А.М. Богдановский, впервые затрагивая проблему борьбы с «несовершеннолетней» преступностью, определяет наказание как «чувственное страдание или нравственное лишение, которое постигает преступника, т. е. человека, совершившего свободно с самоопределением известное внешне противозаконное деяние»[23].

Утверждая, что неисправимых людей не бывает, А.М. Богдановский выделял такую цель наказания, как исправление преступника. По его мнению, законодатель «не должен выпускать из виду» эту цель «ни при каком роде или виде преступления, а также на какую бы развращенность преступника ни натыкалось государство». Второй целью наказания А.М. Богдановский считал устрашение преступника. Причем устрашение он подразделяет на общее и частное (общая и частная превенция). Наиболее эффективно добиться этих целей, на его взгляд, можно путем назначения смертной казни, пожизненного заключения, так как общее устрашение автоматически достигается при назначении наказания преступнику, а частное устрашение предупреждает совершение новых преступлений со стороны общества[24].

Подобно А.М. Богдановскому, С.М. Будзинский к целям наказания относит устрашение и исправление преступника, которые «могут быть достигнуты или посредством самой угрозы наказанием, или посредством исполнения его»[25].

Интересен взгляд на цели наказания П.П. Пусторослева. Выделяя единственное качество наказания — «личное», т. е. разражающееся над человеком, «учинившим уголовное правонарушение», П.П. Пусторослев предлагает толковать его цели следующим образом: «Оно производится как с целью порицания преступнику за учиненное уже им преступное посягательство, так и с целью мести, или с целью частного предупреждения уголовных правонарушений, или с целью их общего предупреждения, или с целью мести и общего предупреждения, или с целью частного и общего предупреждения, или с целью мести, частного и общего предупреждения»[26]. При этом под местью он понимает «оплату злом за причиненное зло», под «частным предупреждением уголовных правонарушений» — «устранение физической, иногда духовной, а иногда физической и духовной возможности к учинению будущих уголовных правонарушений со стороны того, кто уже учинил преступное посягательство», под «общим предупреждением уголовного правонарушения» — «устранение, а по большей мере ограничение духовной возможности к учинению будущих уголовных правонарушений со стороны каждого человека»[27].

С.П. Мокринский в своем труде «Наказание, его цели и предположения» разрабатывал концепцию общего и специального предупреждения преступлений. Так, на его взгляд, наказание задается целями частного предупреждения — исправлением преступника или его механическим обезвреживанием[28]. Однако «увлечение целями частного предупреждения преступлений временно отодвинуло на задний план в науке уголовной политики задачу общего психологического принуждения. Но частное предупреждение само по себе не в силах ни раскрыть смысла существующей системы репрессии, ни обосновать системы, пригодной для будущего. Исправление и механическое обезвреживание преступника, при настоящих условиях, могут быть обеспечены только как восполнение практики общего предупреждения»[29].

Данное направление развивал и С.В. Познышев. «Наказание, — писал он, — есть воздействие на личность; его цель — производить такое впечатление на душу людей, которое предупреждало бы совершение преступлений». Следовательно, «цель наказания заключается в том, чтобы, прочно ассоциируясь в мысли с данным недозволенным поведением, со всей доступной силой противодействовать возникновению и развитию стремления к этому поведению»[30].

В целом, с одной стороны, в рассматриваемый период у исследователей так и не сложилось единого мнения о целях уголовного наказания. Так, например, В.Д. Спасович в качестве главной цели выделял «обезоруживание преступника»; А.М. Богдановский и С.М. Будзинский — «исправление и устрашение преступника»; П.П. Пусторослев, С.П. Мокринский и С.В. Познышев — «общее и частное предупреждение преступлений». При этом различны и сами подходы исследователей к наказанию и его целям. С другой стороны, прослеживается формирование мнения, что основной целью, которую преследует наказание, является общее и частное предупреждение преступлений, поглощающее все иные цели наказания.

Библиография

1 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / под общ. ред. Ю.И. Скуратова, В.М. Лебедева.  3-е изд., изм. и доп. — М., 2001.

2 См.: Лоба В.Е. Доктрина о наказании в диссертационных исследованиях университетов Российской империи: генезис и развитие. — Армавир, 2010. С. 29.

3 См.: Императрица Екатерина II. О величии России. — М., 2003. С. 72—156.

4 Наумов А.В. Российское уголовное право: курс лекций: в 3 т. — М., 2008. Т. 1. С. 151.

5 См., например: Лоба В.Е. Указ. соч. С. 12.

6 Зотов В.Д. Императрица Екатерина и ее «Наказ» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия «Политология». 2000. № 2. С. 24—25.

7 Фельдштейн Г.С. Главные течения в истории науки уголовного права в России. — М., 2003. С. 81.

8 См.: Слиозберг Г.Б. Джон Говард  и его общественно-филонтропическая деятельность: биографический очерк. — СПб., 1891.

9 См.: Бентам И. О судоустройстве. — СПб., 1860.

10 См.: Беккариа Ч. О преступлениях и наказаниях / сост. и предисл. В.С. Овчинского. — М., 2004. С. 103.

11 Бытко Ю.И., Бытко С.Ю. Сборник нормативных актов по уголовному праву России X—XX веков. — Саратов, 2006. С. 22.

12 Там же. С. 20.

13 Императрица Екатерина II. О величии России. С. 101—102.

14 Там же. С. 147.

15 См.: Горбунов В.А. Становление и развитие тюремной благотворительности в России в 19 веке // Российская юстиция. 2006. № 4. С. 64—65.

16 См.: Дело об учреждении Комитета Общества попечительного о тюрьмах // РГИА. 1819. Ф. 1287. Оп. 11. Д. 1858.

17 См.: Инструкция смотрителю губернского тюремного замка // Сб. указаний и распоряжений по тюремной части / сост. Т.М. Лопато. — Пермь, 1903.

18 См.: Свод законов Российской империи. Т. XV: Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. — М., 1910; Российское законодательство Х—XX веков: в 9 т. Т. 6: Законодательство первой половины XIX века. — М., 1988.

19 Нейман И. Начальные основания уголовного права. — СПб., 1814. С. 18.

20 Линовский В. Исследование начал уголовного права, изложенных в Уложении царя Алексея Михайловича. — Одесса, 1847. С. 87.

21 Лоба В.Е. Указ. соч. С. 29.

22 Спасович В.Д. Учебник уголовного права, составленный Спасовичем. Общая часть уголовного права материального. — СПб., 1863. С. 179.

23  Богдановский А.М. Молодые преступники: вопрос уголовного права и уголовной политики. — Одесса, 1870. С. 93, 94—102.

24 См.: Лоба В.Е. Указ. соч. С. 39, 40, 46.

25 Будзинский С.М. Начала уголовного права. — Варшава, 1870. С. 247.

26 Пусторослев П.П. Понятие о незаменимой саморасправе, как учреждении уголовного права. — М., 1890. С. 40, 41.

27 Лоба В.Е. Указ. соч. С. 42.

28 Там же. С. 43.

29 Мокринский С.П. Наказание, его цели и предположения. Ч. 1: Общее и специальное предупреждение преступлений. — М., 1902. С. 156.

30 Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. — М., 1904. С. 373.